Кошка Муська

В конце декабря 1965 год, перед самыми новым 1966 годом я пришёл домой после школы. На крыльце у входа в нашу барачную квартиру сидела Кошка. Серая, с тигровым рисунком. Её гладкая шерсть распушилась от холода, и потому она казалась достаточно крупной. Она дрожала от холода.  

Я прошёл через порог в первый тамбур и позвал Кошку.  

— Муська, пошли.  

Она встала и пошла за мной. Я, пройдя второй тамбур, опят пригласил её, она неуверенно, но последовала за мной.  

Оказавшись в квартире, она села у порога и стала осматривать жилище.  

— Это кто ещё к нам пожаловал? — спросила бабушка добродушным голосом.  

— На крыльце сидела. Замёрзла. Сильно холодно сегодня. Это вы меня в школу погнали! На мороз. А по радио говорили, что первоклашки, второклашки и третьеклашки могут в школу не ходить сегодня, — ответил я.  

Бабушка уже не слушала мои упрёки. Из-за печки достала старую миску, оставшуюся от предыдущего кота Васьки, который исчез в конце осени. Налила в миску молока из банки, стоящей на тёплом пристуке печи. Позвала Кошку к миске.  

— Иди, сопи. Этим словом, видимо, распространённым на Урале заменяли слово «ешь», когда это касалось животных, — опять позвала бабушка.  

Кошка от тепла в доме приняла гладкошёрстный вид, но в размерах не сильно уменьшилась. Крупная кошка! Подошла к миске, понюхала, повернулась на бабушку, как бы ещё раз убедится, что это ей предназначено.  

— Сопи, давай! Ишь, барыня какая! Давай, давай!  

Кошка приступила к трапезе. Насытившись тёплым молоком, она оглядела комнату и направилась к выходу. Посидев напротив двери, решила прилечь на валенок, который лежал около обувной полки.  

Пока я ел, Кошка уже клевала носом. Заснула.  

Хотелось поиграть с ней, но бабушка запретила.  

— Сам небось спать захочешь, ворчать будешь, как старый дед, что мешают спать.  

Я отступился от затеи.  

— Я смотрю она не наглая. Думаю, вот может, оставить её у нас. Хотя ухоженная и не худющая. Явно не бездомная. Но может и останется. Мыши ведь с осени одолевать начали. Тварь одна на полатях поселилась. Крупы уже потравить успела.  

В те годы страна ещё расхлёбывала последствия правления Никиты Хрущёва в части продовольствия. А потому люди наделали запасов крупяных продуктов и сухарей и не торопились срывать амбарные замки со своих «закромов», не надеясь на улучшения. Запас, как говорится…. Ну да читатель сам знает….  

В первый же вечер бабушка посадила Кошку на полати и уже через час там началась возня. Встав на табурет, бабушка отдёрнула шторку. Взорам нашим предстала Кошка с жирной мышью в пасти.  

— Охотница. Осталась бы у нас. А то ведь переждёт морозы и уйдёт, — высказалась с сожалением бабушка.  

Кошка осталась жить у нас. Она просилась на улицу, чтобы справить нужду и не задерживаясь на морозе, возвращалась в дом.  

После двух недельных трескучих морозов, обмякших после школьных каникул, кошка в дом не вернулась.  

— Жалко, — удручённо сказала бабушка.  

Но уже через две недели, на том же месте снова сидела эта Кошка.  

— Вернулась! Не приняли старые то хозяева, наверно. Выбросили, видно, зимой-то на мороз. Наверно думали сгинет, — явно довольная возвращением Кошки, рассуждала бабуся.  

Так и прижилась эта Кошка у нас. За верность и опрятность и за то, что никогда не лезла на стол и не воровала с него еду, была бабушкой удостоена кличкой — Муська. Вообще-то, так всех кошек называла бабушка. А если это был кот — то он непременно носил кличку Васька.  

Прошёл год. Я уже был «третьеклашкой». В январе 1967 года, наш барак попал под снос.  

К Пятидесятилетию Октябрьской Революции людей массово переселяли в благоустроенные квартиры. Хотя многие семьи переселялись в старые дома с квартирами — коммуналками. Но бараки стирали с лица земли. Завод УралХиммаш в этом преуспевал. В конце января и мы переехали.  

Бабушка, узнав, что переселят нас в коммуналку на первом этаже, при ещё первом осмотре выделяемой квартиры, оповестила наших будущих соседей, что мы везём с собой Кошку. Соседи не возражали. Ну, раз такая умная — везите.  

При переезде, первой в квартиру запустили Муську.  

А на следующий день бабушка, подзывая Муську к миске не дозвалась её.  

— Виталька, ты сходи-ка в барак-то. Их ведь ещё не сломали. Она, наверно, в старое жилище ушла. Бывает такое. Не все кошки идут в новое место.  

И правда! Барак был ещё разумеется цел, только из квартир, из которых уже выехали жильцы, ставни окон были закрыты и крест-накрест заколочены досками. Из двух дымовых труб шёл дымок. В бараке ещё оставались люди. Барак ещё подавал признаки жизни.  

Через уличный чулан, с которого при переезде сняли замок, я пробрался в квартиру со своим дружком. Из-за закрытых ставней в комнатах был густой полумрак. Но ещё ощущалось совсем недавнее присутствие людей в этом жилище.  

Кошка сидела на приступке уже напрочь остывшей печки. И изо рта у меня при разговоре шёл парок.  

Я принёс её домой. Но через несколько дней она опять исчезла.  

И опять я залез в квартиру и забрал Муську домой. Бабушка приняла меры, что бы Муська снова не улизнула.  

Ну, вроде, прижилась. Контроль над Муськой почти сняли.  

Я пришёл из школы, а бабушка заявила, что Муська опять, видимо, ушла. Вышли с ней на улицу прогулять её. Но она исчезла.  

Я поел и снова ушёл в барак. Там были заколочены уже все окна. Все съехали. Но Муськи там не было.  

Я каждый день ходил туда сразу после школы, но Муська не появилась.  

В середине марта снова вернулись морозы. Было очень холодно. Меня в один из дней не отправили в школу: морозный ветер просто валил с ног.  

Днём я пошёл к бараку. Зачем-то обошёл вокруг него. Барак был не жилым. Не дымила уже ни одно труба. Все окна и двери заколочены. На всём поставлен крест.  

Забрался в квартиру. Опять полумрак. Холодом дохнули на меня стены квартиры. Стены местами подёрнуло куржаком. Зябко и не уютно.  

Муська сидела на прежнем месте и дремала, уткнув носик в согнутые под себя лапки. Я позвал её, но она ухом не повела.  

Я подошел к ней, снял варежки и расстегнул две верхних пуговицы пальто, чтобы посадить её, как говорится, за пазуху. Я взял её обеим руками, но в руках у меня оказалось уже окоченевшее тельце Муськи. Сразу и не понял, что случилось с ней.  

Я испугался. Мне не приходилось ещё в жизни прикасаться к мёртвому телу. Растрёпанный и взволнованный, из-за набежавших слёз, не видя дорогу, запинаясь, я бежал домой.  

Бабушка, увидев меня в таком виде, расспросила в чём дело. Я рассказал.  

На следующий день после школы с бабушкой пошли к бараку. Зачем — не помню. Наверно, похоронить Муську.  

Мы ещё издали увидели бульдозер и экскаватор, работающие на месте нашего барака. От него уже осталась груда руин. Муська будто осталась верна старому жилью, которое год назад приютило её, и решила разделить судьбу барака.  

Застывшее, окоченевшее тельце домовитой Кошки Муськи навсегда осталось погребённым под этими развалинами.  

Екатеринбург, 20 декабря 2017