Филимон

В городском зоопарке, в отдельной клетке, со всеми удобствами  

защиты от жара и холода, жил медведь по кличке Филимон.  

Десять лет верой и правдой трудился в цирке, доставлял радость  

зрителям, особенно детям. В антракте с ним можно было  

сфотографироваться и даже покормить с руки. Любили дети мишку.  

Но годы и нелегкий труд сделали свое. Стал ленив. Плохо  

команды понимал. Злился беспричинно. Впрочем, каждый день зверя  

в цирке, – повод для злости.  

Однажды все злополучные факторы совпали, и решил дрессировщик  

проучить медведя. Загнал в тесную клетку, где не повернуться, и стал  

электрошокером воспитывать. От одного воспоминания об этом лапы  

холодели. Сплошная боль. Сколько раз обделался, пока мучителю не  

надоело. Увлекся. Больше с детьми фотографироваться и есть из рук  

не доводилось. Стал пуглив. Сломался. Вот и попал в зоопарк.  

Долго отходил. Привыкал получать еду не за работу, а присутствие.  

Кормили гораздо хуже, не иначе, воровали мясо. Посетители выручали.  

Поднимешь лапу, конфетка прилетит. Один сезон, зимой отопление  

отключили. Еле выжил. Трясло. Дети жалели, плакали. Жалость чужая  

сил придавала. Грела.  

А весной, внезапно, заговорил. Еле разборчиво, сквозь легкое рычание.  

Словно, накопившееся понимание жизни потребовало выхода наружу.  

Первым узнал об этом Михалыч, сторож-смотритель за хищниками.  

– Где мя-со, у-род, – донеслись знакомые звуки. Испугался. Решил,  

с ума сходит, от пьянства. Никому не сказал, дорожил работой.  

– Тварь, вор, – встретил его Филимон на следующий день.  

– Прости, Филя, бес попутал, – испуганно зашептал сторож.  

Мясо в меню вернулось. Слов с каждым днем становилось больше.  

Матерные часто попадались. Михалыч, понемногу, со зверем общаться  

стал. Изливал обиды на жизнь. Медведь понимающе кивал, вставляя  

слова редко, да метко.  

«Хрень. Жуть», а потом «Друг. Доб-ро». Сторож о таких заветных  

делах с Филимоном говорил, ни одному человеку бы не открылся.  

Медведь к вниманию привык, давно с ним по-человечески не общались.  

Однажды, осенью, в сентябре, посетили директора зоопарка  

люди из администрации края. От губернатора. Гость заморский приезжает.  

Видный и значительный. С самого верха указание пришло, во всем  

угождать. Очень любит он охоту и непременно, на медведя. Они там  

думают, что здесь медведи чуть ли не по улицам бродят. А в лесах  

серьезного зверя давно нет. Белки с бурундуками, ежи с зайцами.  

Кому это интересно.  

Намекнули, сколько перепадет зоопарку и директору лично за оказание  

помощи. Много предложили. Согласился.  

Приехали за Филимоном. Михалыч к директору кинулся.  

Нельзя, говорит, его туда.  

Почему, удивляется директор, старый, еле живой, через пол года сам  

помрет.  

Тут сторож не сдержался и о способности Филимона проговорился.  

Директор испугался и обрадовался одновременно. Сколько же за зверьми  

сумасшедший смотрел? Чудо, что вскрылось. В тот же день уволили.  

Дрессировщик знакомый в клетку пригласил. Пошел. Попробуй, не  

пойди. Закрыли в фургоне, поехали, остановились, открыли.  

Лес. Осенний, радостный, сытный. Дрессировщик из клетки вывел  

и исчез. Невдалеке показались двое. Зрители. Сейчас выступим.  

Встал на задние лапы и угрожающе поднял передние. Номер  

«дрессировщик в опасности».  

Как не предупреждали гостя, а встреча со зверем вышла неожиданной.  

Но бывалый охотник не растерялся. Вскинул к плечу дорогущее ружье,  

с золотым курком, и влепил с двадцати метров заряд картечи.  

Боль в груди была столь резкой, дикой и внезапной, что Филимон  

громко выложил запас всех матерных слов, которые знал. После,  

завалился на бок, быстро слабея и угасая. Злости и обиды не было.  

Наоборот, из неведомых глубин поднялось чувство гордости за  

гибель в сражении за свободу. Пусть это только казалось. Любой зверь в  

клетке зоопарка или цирка о таком конце жизни мог лишь мечтать.  

С этим и потух свет.  

Охотник, в ужасе, бросил ружье и тряс за грудки сопровождающего,  

требуя объяснений увиденному и услышанному. Решил, что зверь  

ненастоящий, и погиб человек. Никого и ничего не слушая, он немедленно  

покинул край и страну. Оружия в руки больше не брал.  

Скандал вышел большой. Директор зоопарка ничего не мог  

объяснить, пока не вспомнил о странных словах бывшего сторожа  

Михалыча. Но тот ушел в глубокий запой, а оттуда, в психиатрическую  

лечебницу.  

За пол года пребывания там, пока не умер, на окружающих лишь рычал.  

От него не слышали ни одного человеческого слова.