Не судите, да не судимы будете.

Нюрка, а по паспорту Анна Ильинична, имела весьма заурядную внешность для того места, в котором проживала. На лице все признаки алкоголизма, ведь алкоголики, как люди с азиатской наружностью – на одно лицо, по крайней мере для европейцев.  

Но была в ней своя изюминка, впрочем, присущая всем тем, кто гордо именовался лицом без определенного места жительства. У Нюрки были умные глаза, даже не так, в глазах был интеллект, который, как опыт – не пропьёшь.  

– Ты что же думаешь, что я всегда была такая? – глядя на меня в упор, спрашивала Нюрка.  

– Напротив. Я думаю о том, какая ты была до, – отвечал я, представляя лицо Нюрки, если снять маску алкоголизма.  

А представлялась она мне статной, ухоженной женщиной. Волосы убраны в пучок, умный взгляд, и едва заметная улыбка спрятанная в уголках губ. Наверняка она была учительницей со строгими глазами, но нежным голосом, пробирающим до глубины души. Ведь для детей важно что? Чтобы учитель умел научить мягко и ненавязчиво. Чтобы после уроков не хотелось нестись сломя голову куда глаза глядят лишь бы подальше от школы, а степенно выходить из класса удивляясь многогранности мира.  

– Я же была учителем немецкого языка, – рассказывала Нюрка, подтвердив мои предположения. – Работу любила безумно. И работа любила меня. У меня тётка жила в Германии, в Берлине. Я к ней несколько раз в год ездила в гости. Подход к обучению у немцев мне нравился. Я на своих уроках пыталась применить его и имела успех. Но успех у учеников, которым был важен контакт с учителем в первую очередь. А когда есть контакт, то легко донести материал. И я доносила. Пусть не так, как требовалось, но мой предмет любили. Мы читали Гёте в оригинале. Переписывались с ребятами из немецкой школы, в которой преподавала моя тётя. Обсуждали полученные письма, делились трудностями перевода. У детей светились глаза, когда вместо урока в душном классе я вела их в школьный сквер, где мы шуршали листьями и читали "Лорелею" Гейне:  

Ich weiß nicht, was soll es bedeuten,  

Daß ich so traurig bin;  

Ein Mährchen aus alten Zeiten,  

Das kommt mir nicht aus dem Sinn.  

Die Luft ist kühl und es dunkelt,  

Und ruhig fließt der Rhein;  

Der Gipfel des Berges funkelt  

Im Abendsonnenschein.  

Но, это всё нравилось детям, которые хотели, чтобы их воспринимали, как личность со своими амбициями. А у руководства были свои взгляды на образование. И их нельзя за это осуждать, система есть система.  

Я слушал Нюрку и не мог оторвать взгляда от её пропитого лица, которое преобразилось настолько, насколько может преобразится алкоголик в минуты просветления. Слушал и вспоминал свою учительницу по немецкому, Людмилу Стефановну. Это совпадение, но её уроки тоже отличались оригинальностью. В дни, когда был немецкий, я в школу не шёл, а бежал. И это благодаря ей я сейчас владею немецким, как родным. Людмилы Стефановны уже нет в живых, но память о тех удивительных минутах, когда ей удавалось не только вложить в наши головы знания, но заставить полюбить предмет настолько, чтобы он стал неотъемлемой частью жизни.  

Она любила цитировать Марка Твена:  

«Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Когда смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного пути. »  

И это было чистой правдой. На её уроках мы разбирали длинные слова, делая потрясающие открытия.  

Учителя нет, а память о нём будет жить не только в моём сердце!  

– Анна, а почему ты оказалась здесь? – задал я тот вопрос, который очень не любят те, кого мы считаем отбросами обществами.  

Не любят потому, что он заставляет вспоминать и думать. А этого им не хочется больше всего.  

– Анна. Как давно меня так не называли, – засмеялась Нюрка, обнажая гнилые зубы. – Почему? Да потому что, наступил такой в жизни период, когда... А впрочем, это не твоё дело.  

И Нюрка ушла. Да, она права, это действительно не мое дело. Человек сам делает свой выбор и никто не вправе упрекать его за это. Мы можем лишь с уважением отнестись и к его праву жить так, как ему хочется, и к самому человеку.  

Я потом несколько раз встречался с Нюркой, и всякий раз поражался тому какой алмаз кроется в неограненном камнем. Отталкивающая внешность, это ещё не весь человек. Можно быть ухоженным и привлекательным, но гнилым внутри. И наоборот – гнилым снаружи, но притягательным внутри.  

И права библейская мудрость:  

" Не судите, да не судимы будете