Аккордеон на стуле. Глава 1

Повесть посвящена отцу автора М. Н. Риц и его сестре М. Н. Лосиной (Риц), родившимся в еврейском местечке близ Полоцка. Все имена и некоторые события в повести вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны.  

Глава 1  

«Зацвела черемуха, тут же наполнила воздух ароматом сирень, яблоня раскрывает свои первые цветки. Природа, словно, юная девица преображается, примеряя то одно, то другое платье. Вот уже слышится соловьиное пение. Цветет весна, а соловей̆ уже лето зовет», – взгляд Бориса выхватил фразу из открытой книги «Природа родного края», лежащей на письменном столе сына. Ничего особенного в этой фразе не было, но она восхитила Бориса: он любил природу, но абсолютно не был способен о ней писать, в то время как какие-то мысли о жизни он тайком от родных заносил в тетрадь, и порою ему казалось, что это у него получается совсем неплохо.  

Он вышел на улицу. Проходя мимо парка «Дубки», устремил свой взгляд на вековые дубы и пытался  

сочинить про них что-то подобное прочитанному, но, кроме насмешившего его самого «зацвели дубы», ничего не придумалось…  

Борис Михайлович Левитин, конструктор завода «Двигатель революции», на работу любил ходить пешком: и свежим воздухом подышать и детей, четвероклассника Сёму и второклассницу Лизу, до школы проводить – благо все по пути. Настроение y Бориса было прекрасное, только что отгуляли Первомай, приближался юбилейный 30-й День Победы.  

Он любил этот праздник. Отец Бориса, Михаил Наумович, по состоянию здоровья не был участником войны, а тесть Ефим Абрамович прошёл её всю с ноября 1941 по май 1945. В 43-м был ранен, после госпиталя и недельного отпуска снова ушёл на фронт. Брал Берлин, награждён медалями и двумя орденами, в чине старшины вернулся домой. Каждый год День Победы семья Бориса собиралась в доме Ефима Абрамовича. Хозяин вспоминал фронтовые будни, пел песни тех лет, аккомпанируя себе на аккордеоне, которым он владел виртуозно.  

После обеда в заводской столовке Бориса срочно позвали в кабинет главного конструктора Громова Ивана Степановича.  

– Проходи, Борис Михайлович, присаживайся, указал рукой на кресло напротив своего стола Громов. – У нас проблема с заказчиками из Витебска, что-то с размерами там не сходится при установке дизель-генератора, ты эту тему вёл, тебе, как говорится, и карты в руки.  

– Когда выезжать? – спросил Борис, надеясь услышать, что после праздника.  

– Вчера, – пошутил начальник. – Установку надо сдать до 14 мая. Билет на самолёт до Минска заказан, вылет завтра. Дуй в бухгалтерию за командировочными. Возникнут вопросы – звони.  

По пути домой Борис зашёл к родителям. Отец сидел в кресле и смотрел передачу по телевизору, посвящённую Дню Победы. Мама Бориса, София Семёновна, хозяйничала на кухне. Борис рассказал родителям о предстоящей командировке в Витебск. «Очень хорошо, Борух», – встрепенулся отец. (Своих детей дома они называли еврейскими именами, младшую сестру Боруха Фаину – Фейгеле. ) Михаил Наумович, рождённый в еврейском местечке близ Полоцка, попросил сына при случае выяснить не осталось ли кого в живых из огромного семейства Левитиных, может, кто-то вернулся из эвакуации. У мамы Бориса аналогичная ситуация: из огромного количества родственников, живших в Полоцке и Гомеле до войны, уцелело не больше десятка – лишь те, кто уехал из города в предвоенные годы… На все запросы об остальных родных, которые отец с матерью периодически посылали в места их бывшего проживания, приходили ответы «Сведений не имеем». Но родители Бориса жили надеждой, а вдруг…  

В зале ожидания Борис развернул газету «Советский спорт», но как-то не читалось, и он предался своему любимому занятию: принялся глазеть на проходящих через турникет пассажиров. Прошла пожилая грузная женщина, её по обе стороны слегка поддерживали под руки молодые мужчины. В одном из них Борис узнал мастера ремонтного цеха Ивана Пашкевича.  

– Иван, проходите сюда! – окликнул Борис и указал на свободные возле него места.  

– Борис Михайлович, какими судьбами?!  

Пока спутники Ивана устраивались, он представил им своего сотрудника, а ему свою мать Марию Ивановну и старшего брата Александра. Заодно поведал, что летят они в Минск, чтобы потом поездом – до Полоцка, куда на открытие памятника партизанам пригласили их маму, участницу тех событий. Услышав это, Борис в свою очередь поделился с Иваном, что кроме деловой командировки в Витебск, он намерен в Полоцке и Гомеле разузнать что-либо о своей сгинувшей в войне еврейской родне: вдруг кто-то да уцелел… При слове «Полоцк» Мария Ивановна подняла глаза на Бориса. В самолёте она спросила:  

– Борис Михайлович, не возражаете, если мы сядем рядом?  

– Не возражаю, конечно. Но зовите меня просто по имени.  

Когда самолёт взлетел и набрал высоту, Мария Ивановна заговорила.  

– Борис, я случайно подслушала ваш разговор с Ваней, из которого поняла, что вы еврей.  

– А разве так не видно? – вскинулся Борис.  

Он никогда не скрывал своей национальности, но, тем не менее, как и большинство евреев, напрягался, когда кто-то из посторонних ему об этом напоминал.  

Заметив это, Мария Ивановна улыбнулась.  

– Да вы знаете, я не очень-то в этом разбираюсь. Хотя должна бы… У меня ведь младшенький… Ой, это целая история! – Мария Ивановна взглянула на свои ручные прямоугольные часики. – Времени у нас достаточно. Если позволите, расскажу…  

Борис кивнул.