Одинокая училка из 13 школы

Вверху – портреты (чьи-то бывшие семейные реликвии). После смерти хозяев и их старых детей они теперь валяются в мусоре... Внизу – могила Н. П. Миюсовой на заволжском кладбище на Майской горе в Ульяновске  

В качестве короткого предисловия.  

Это – маленький рассказ про самого обычного человека самой обычной и в наши дни далеко не уважаемой профессии. Про учительницу. И ладно бы она работала в какой-нибудь привилегированной гимназии или в спецколледже для особо одаренных детей, из которых впоследствии получились академики, космонавты, президенты, великие писатели или инженеры! – нет, она тратила свою жизнь и нервы в самой обычной школе в бандитском "спальном" районе самого обычного поволжского города. И не стоило бы про эту учительницу и про этот город вообще вспоминать и уж тем более про них писать... Да только, когда я разместил повествование о ней в интернете, через несколько лет некие не известные и подозрительные пьяные личности на улице начали вдруг угрожать мне крупными неприятностями и доказывали мне, что эта учительница им дорога ровно так же, как мать родная! И что за нее они и себя не пожалеют! И уж тем более кого хочешь "на куски порвут"! В общем самое обычное бандитское поведение! Причем бандита мелкого пошиба, который не "фильтрует базар" и тем самым производит "шелест по ушам", пытаясь противнику "залить перепонки" и "накатить пожара! " Напротив, уважающий себя "авторитет" на самом деле говорит очень мало, но – веско! И ведет себя основательно, "экономно". Престижно! Не "звонит метлой", поскольку знает истинную цену слову; потому что каждое его слово запомнят и когда-нибудь обязательно рано или поздно, но все равно за него "сделают предъяву"! Причем именно за каждое слово, без единого изъятия – такова уж уголовная среда. Таковы их мрачные законы! Точно так же милая девушка, будучи пока что в невестах, жадно запоминает любое обещание, данное ей в минуту бурной страсти ее женихом! И пока тот, добиваясь своего, "сыпет гороха" и городит невесть что! она всё это прекрасно и очень трезво наматывает на ус, а спустя многие и многие годы вдруг вспоминает всё! И гордо, руки в боки, встает перед опротивевшим ей мужем в позу и грозно заявляет: "Ну! И где же всё это – ну, то, что ты мне когда-то обещал?! Где звезды с неба? Где злато-сЕребро, которым ты клятвенно обещал замостить передо мной всю дорогу и всю меня засыпать им по колена? Где оно? Так подавай же его сюда – наконец-то. И немедленно! " И тогда муж в ответ пытается нелепо бормотать: э-э... бе-е... ме-е... мол, всё это было лишь молодая словесная игра, не всему в жизни следует верить... Да уж поздно! Произнесенных слов не вернешь. Каждое оно теперь отлилось как в бронзу! И бьет как в колокол! Не отвертишься! Так что нечего было им, пустым обещаниям, давать волю, если с самого начала знал, что они неисполнимы.  

Я не уважаю подобных многословных приблатненных алкашей и показушников "с нашего района". А их среди моих бывших учеников оказалось, увы, немало... И в то же время в случае опасности, исходящей с их стороны, не лезу на рожон – зачем мне это? И вообще писательство – это даже не труд, а скорее тонкая работа разведчика под прикрытием в глубоком тылу противника. Каждое его движение, каждый взгляд его просвечивается и оценивается тысячами чужих и часто очень враждебных глаз! И любой резкий, неосторожный, непродуманный, хотя и горячо патриотический порыв его неминуемо вызывает провал! Вся предыдущая многолетняя работа по накоплению и обработке информации идет насмарку. Писателю больше никто не верит. Он становится навечно предателем и любая его попытка исправиться, оправдаться вызывает в лучшем случае только смех, а в худшем – всеобщее презрение и отторжение! и даже смерть в глазах общества, ранее его боготворившего! Это – как хождение голыми ногами по горящим углям! Тут либо следует найти способ, чтобы идти по этому огню так, чтобы не погибнуть. Либо никогда не браться за это дело вовсе! По-иному просто не получится. Спасительной альтернативы, третьего пути, просто не дано!  

Но, кроме стычек с пьяными бандюганами из-за воспоминаний об их давнишней учительнице, со мной приключилась куда более интересная история... Впрочем подробнее о событиях, которые вызвали к жизни мой рассказ об уже давно умершей географичке, будет поведано в самом конце повествования. А пока что вот сам рассказ...  

Давным-давно, еще в середине 80-х годов прошлого века, в самом начале перестройки, я работал в 13-й школе в городе Ульяновске. Проработал там всего один год, и этот год был одним из худших в моей жизни. В особо тонкие подробности вдаваться не хочу, их я описал в других своих произведениях про школу. Но самое основное мое впечатление о школе – это ДУРДОМ! И работать в нем могут только люди не вполне нормальные. Это вот как старые врачи-психиатры во многом похожи на своих пациентов, вот точно так же и старые учительницы – но только в еще большей степени! И среди этих дурдомовцев мне больше всего запомнилась одна... Кажется, ее звали Наталья Николаевна... Или... нет. Может, Наталья Павловна... Да, кажется так – Наталья Павловна. В те годы ей было уже 50 с лишним. Роста она была маленького. Щупленькая. Абсолютно не симпатичная. Вместо нормальных верхних передних зубов у нее были старенькие плохо подогнанные протезы, они держались на проволочке, эту проволочку было видно, к тому же протез был слегка перекошен, а Наталья Николаевна всегда улыбалась, точнее по своей профессиональной принадлежности слега показушно растягивала губы в мнимой улыбке, и поэтому внешний вид у нее был очень и очень непритязательный – мягко говоря...  

Она вела географию. И не знаю, чем таким особенным она брала 15-летних на всё и вся плюющих детей, но только дисциплина у нее на уроках была идеальной! У меня на уроках они на ушах стояли. Меня в упор не замечали. А у нее сидели как пришибленные и боялись одного только ее взгляда! А уж если она вызывала кого к доске, то даже самые распоследние хамы и сволочи дрожали так, что готовы были в штаны наложить! При этом она ни на кого никогда не кричала. И даже не повышала голоса. Но этот ее тихий и немного насмешливый голос был так страшен, как улыбочка Мюллера, когда он говорил:"А вас, Штирлиц, я попрошу остаться еще на одну минуту!.. "  

Я долго разгадывал загадку Натальи Павловны, но так разгадать и не смог. А она в ответ издевалась надо мной:  

– Ну как вам можно доверять детей, если вам все равно, знают они ваш предмет или не знают?  

– Ну и не доверяйте, – равнодушно отвечал я ей.  

– Значит, гнать вас надо из школы! Если вы так к доверенному вам делу относитесь!  

– Ну и гоните, – опять равнодушно отвечал я. – Я за это место не держусь. Не такое это место, чтобы за него держаться руками и ногами!  

– Но как же это так?! – всё так же с улыбочкой тихо возмущалась она. – При Сталине вас за такие слова расстреляли бы!  

– При Сталине всех этих бандитов, которые ходят в школу с ножами и кастетами, и в открытую матерят учителя, давно пересажали бы! И наказали бы в первую очередь не меня, а директрису этой школы. Которая всё это допускает. А ей хоть бы хны! Только ходит и приказы раздает. И сама же своих же бандитов и боится...  

Нужно сказать, что эту директрису звали, если официально, по-настоящему, то – Галина Ивановна Чистова. Она была очень высокого роста, что-то около 180 сантиметров, худущая. Нос у нее был тоже очень длинный! И за это в школе она имела кличку Шапокляк, на которую она действительно чем-то неуловимо была очень похожа. Чистова прекрасно об этом знала, потому что иногда разозленные ее нотациями "детишки" чуть ли не в лицо кричали ей из-за угла:  

– Шапокляк проклятая!  

А некоторые, кто был постарше и поэтому гораздо наглее, издевались гораздо обиднее. Один из них кричал:  

– Шапа, шапа!  

А другой издевательским тоном добавлял:  

– Кляк! Кляк!  

И дико ржали! Довольные своим издевательством над директрисой! Чистова в ответ делала вид, что ничего унизительного в свой адрес вовсе не услышала, и шествовала по коридору дальше, но вся школа прекрасно знала, что эта кличка выводила ее из себя!  

Надписями "Шапокляк" были во многих местах исписаны стены в туалетах, в раздевалке и просто в темных углах коридоров. И Шапокляк в ответ на это требовала от техничек драить каждый день не только полы, но еще и стены. Технички возмущались! Говорили, что каждый день мыть стены они не нанимались! Что им за это не платят. Шапокляк в ответ грозила их уволить!  

В общем дурдом – он и есть ДУРДОМ! Причем так называемые "шалости детишек" были уже совсем не шалостями, а самыми настоящими преступлениями, за которые следовало бы сурово наказывать. Так, уже через три с небольшим месяца ученички из "моего" класса, т. е. там, где я вел классное руководство, украли классный журнал со всеми имевшимися в нем оценками. Кто еще помнит свое школьное детство, должен знать, что классный журнал – вещь неприкосновенная! Как личный паспорт у каждого человека. Его нельзя давать в руки никому из посторонних, иначе быть беде! Перед уроками каждый учитель берет этот журнал в учительской – лично! Приносит его в класс, где проводит урок, а после урока передает его в руки ученика, который весь год отвечает за этот самый журнал. Обычно это – самая честная и ответственная в классе девочка. После уроков она журнал возвращает опять в учительскую. То есть весь день он находится под надзором и никогда не попадает в чужие руки. А тут он вдруг пропал!.. И выяснить, кто его украл было невозможно. Все концы сводились к тому, что кто-то после уроков проник в учительскую и украл его именно оттуда, подловив момент, когда там никого не было. И вот, когда надо было подводить полугодовые оценки, этих самых оценок и не казалось. И это было очень серьезно! Ведь это были не просто оценки. Это был результат проведенных всевозможных контрольных и лабораторных работ, многочисленных сочинений, прочитанных рефератов и всего прочего – в общем итог работы всех учителей. А без журнала, без оценок вся их работа сводилась к нулю. Любая комиссия, приходившая в школу с проверками, первым делом изучала именно классный журнал. Он был основным документом, подтверждавшим деятельность школы. Хуже того, эти журналы не продавались в книжных магазинах, как сегодня, т. е. уже в путинские времена. Их выдавали каждой школе в районном отделе образования строго под роспись директора каждой школы и строго по количеству классов, имевшихся в данной школе! И в случае пропажи журнала директор школы был вынужден звонить или же собственной персоной идти опять в районо и просить выдать ему дубликат пропажи – для восстановления утерянных данных. И, разумеется, об этом чрезвычайном происшествии тут же становилось известно всему городу! И директора этой школы начальство и коллеги обсуждали на всевозможных совещаниях – так сказать, клеймили позором! Мол, что творится у него в школе. Ай-яй-яй! И данный факт надолго становился черным пятном в биографии директора. И более того, теперь все учителя, проводившие уроки в "моем" классе, должны были по памяти восстанавливать абсолютно всё! Все оценки. Каждого ученика. Морока необыкновенная! И главным виновником всего этого дерьма становился именно я. А как же иначе! Класс – мой. Значит, именно я недоглядел, недопроверил, недоследил, недопроконтролировал и еще десятки подобных "недо". Учителя, завучи и директора школ – это такая поганая публика! Почти на сто процентов бабий коллектив. Им только дай повод – они развяжут языки, разведут сплетни и смешают человека с дерьмом так, что не отмоешься уже никогда!  

В конце учебного года мне все-таки удалось выяснить, кто украл злополучный журнал. Это сделал закоренелый прогульщик и немного туповатый ученик по имени Паша Фомичев. Мать этого придурка работала инженером на нашем радиоламповом заводе (был в допутинские времена в Ульяновске когда-то такой прославленный завод, выпускавший лампы до того момента, когда изобрели микроэлектронику). А отец Фомичева был следователем в милиции. Оба родителя уходили на работу в семь утра и приходили в лучшем случае в шесть вечера. И целый день их сынок был предоставлен сам себе. И никто и никогда его не контролировал. Все бабушки-дедушки жили где-то вдалеке и воспитанием внука не интересовались. Хуже того, мать Фомичева мне жаловалась, что она часто не видит мужа даже по ночам. Рабочий день следователя не нормирован, то и дело его вызывают то на место преступления, то на всевозможные засады, внеплановые дежурства, задержания, то на допросы или обыски и всякое такое прочее в любое время суток, и он пропадает там днями и ночами. А, придя домой, падает на кровать и спит мертвым сном! "Мужа у меня как бы и нет вовсе! – жаловалась мне она. – Скандалю с ним буквально каждый день – чужих преступников ловит, а своего сына упустил. Скоро он его сам же в камеру и закроет! И дело на него заведет! И подведет под тюрьму! "  

Закончилась их семейная драма тем, что отец Фомичева все-таки был вынужден уволиться из органов, и никуда его, бывшего "мусора", на работу уже не брали. Следователь в нашем обществе – человек всеми презираемый! Действительно – мусор! И он пошел работать туда, куда его взяли – простым слесарем в трамвайное депо. В одну кампанию к пьяницам и бывшим зэкам – к тем самым, кого он раньше ловил. Потому что работа слесаря – не просто крайне грязная. Что хуже всего – она крайне унизительная! Мало оплачиваемая. И человек с головой и умелыми руками в подобном депо работать никогда не согласится – только самые распоследние алкаши и прогульщики. Те, кого уже никуда нигде не берут. И в депо они продолжают пить так, словно они вовсе и не на работе. Пить в открытую! Прямо на рабочем месте. В наглую! И их не увольняют. Потому что заменить их уже некем, сюда на место уволенного придет точно такой же дурак, пьяница и прогульщик. А то и хуже...  

Так вот этот самый Паша Фомичев, украв журнал, вечером того же дня сжег его на школьном дворе. Сжег показательно – в присутствии своих дружков-бандюганов. А не сгоревшие остатки закопал здесь же в сугробе. По весне, когда снег растаял, девчонки из "моего" класса нашли эти останки и принесли их мне – показать и лишний раз с крайним возмущением и даже с "благородным" криком обвинить меня в том, что это дескать именно я упустил Фомичева. Дескать до того как я стал их классным руководителем, их Павлик Фомичев был буквально шелковым! Учителей боялся как огня! Прежняя классная руководительница орала на него, как сумасшедшяя! Держала его в руках! А вот именно я, видите ли, дал ему волю! Они же, девчонки, провели целое самостийное "расследование", узнали все подробности былого происшествия и все-таки вынудили Фомичева самому прийти ко мне и честно повиниться в том, что сжег журнал именно он (дети они и есть – дети! ). Нормальный взрослый человек не признался бы в подобном проступке никогда – зачем ему это надо? И уж тем более не пришел бы просить прощения – мол, подумаешь, какое "особо тяжелое преступление"! Так... Пустячок... А тут – случай прямо таки выдающийся! Фомичев, наверное, впервые в жизни пришел извиняться в том, что он насвинничал...  

– Ну и зачем ты это сделал? – поинтересовался я, когда он под надзором девчонок действительно пришел ко мне и во всем признался. Хотя спрашивать этого придурка о чем-либо было бессмысленно – все равно начнет выкручиваться и наврет с три короба.  

– А чё такого! – надувшись, ответил он мне с крайней наглостью. – Ну и чё вы ко мне все пристали? И чё вы мне сделаете? Ну, захотел вам отомстить! И свои "двойки" уничтожить. У меня их больше всех в классе было. Вот и сжег. И правильно сделал! Будете знать, придурки вы все несчастные! – по привычке обругал он всех нас.  

– А получилось, что что ты отомстил лично мне. Я от директрисы получил выговор. Что я тебе плохого сделал? Я тебе по истории никогда "двоек" не ставил. А иногда ставил даже "пятерки".  

– Ну и что! – продолжал наглеть Фомичев. – А у нас в школе такая традиция – всех новых учителей "пропускать сквозь строй! ". Устраивать им "темную". Как салагам в армии. Чтобы знали, кто в школе хозяин! Чтоб не зарывались! И края поляны видели! Ну вот и показал вам! Чтоб вы тоже знали!  

– Ну-ну... – только и ответил я ему. Укорять и перевоспитывать этого уже разложившегося человека было поздно. Его могла исправить только тюрьма...  

Другой мой ученик, Кошелев, был вообще со справкой как умственно отсталый. Он должен был учиться в специализированной школе для таких же ограниченных, но его родители, оба пьяницы, сыночка в "школу для дураков" поместить отказались. И поэтому он учился среди детей нормальных. И он разлагал дисциплину в классе, как только ему хотелось. На него не было никакой управы. Его начали бояться даже его собственные родители! А вот мы, педагоги, эту сволочь должны были учить и воспитывать! При этом он мечтал закончить десятилетку и даже поступить в институт – стать аж юристом, не больше и не меньше! И когда я однажды поставил ему "два", он на перемене подошел ко мне вальяжно и потребовал исправить "два" на "пять". Я отказался. Тогда он схватил меня за грудки и пригрозил прирезать сегодня же вечером, когда я буду возвращать домой! Я его чуть не избил в ответ – еле сдержался. Ведь тогда был бы вселенский скандал! И срок получил бы я сам! И жаловаться на этого психбольного кому-либо было бесполезно – что с ним делать, не знал никто. Общество перед ним и его родителями было бессильно...  

С той поры я стал ходить в школу с ножом! Если и впрямь собственные ученики нападут после школы вечером на улице – так хоть кого-то в ответ пырну. Никого не пощажу!  

Еще одного моего ученика звали Костей Гайдуковым. Этот был вообще редкостным оторвой – весь словно на шарнирах! Ни секунды не мог посидеть или постоять спокойно – постоянно дергался, ко всем задирался, на меня орал, чтобы доказать свое мнимое надо мной превосходство. В общем сразу было видно, что психически он не вполне нормален, и, если с годами его здоровье не выправится, то судьба его будет весьма печальна... Так оно, увы, и вышло! Хотя поначалу всё в его делах шло очень даже неплохо. Гайдуков стал бандитом – что для того времени было голубой мечтой многих его современников! Ведь иного способа обеспечить себе безбедное существование в те страшные годы просто не существовало. Страной правил криминал! Уголовники. Все законы страны изначально были криминальными по своей сути. Они были направлены на то, чтобы подтолкнуть его ограбить или вовсе убить ближнего своего. И за счет присвоения имущества ограбленного или убитого самому обогатиться. Нормальный, вменяемый, не кровавый!  

человек-труженик в годы крушения социализма оказался вне закона и влачил самое жалкое, нищенское существование... Зато бандиты царствовали!  

Гайдуков после окончания школы очень быстро женился на своей однокласснице – очень миниатюрной и скромной, тихой девочке по имени Таня Правдина. И это меня, когда я об этом узнал, поразило больше всего! Когда-то мне эта Таня была очень симпатична! И я всё не мог взять в толк – как эта "няшечка и мимишечка", с виду такая вся из себя невинная и почти королевская "фрейлина" – как она могла отдаться такому вЕрченому психопату Гайдукову?! Может, он взял ее деньгами, то есть в прямом смысле осыпал золотом и подарками? Или покорил ее сердце своими бандитскими подвигами? Или еще чем "великим"? Впрочем чужая душа – потемки. А уж женская тем более... Но только в душе и сердце Татьяны я в результате тогда глубоко разочаровался. Ведь ее Костя стал одним из главарей банды своего микрорайона, который в уголовной среде именовался неприличным словом "Сапля". То есть Гайдуков возглавлял "саплёвских". И сам был из "саплЕй". Почему банда получила такое поганое название? бог весть... Скорее всего потому, что большинство ее членов составляли 12-летние подростки-сопляки. А может, еще почему-то. На то они и уголовники, чтобы их мышление не имело с точки зрения нормального человека никакой логики! Но только бывшие одноклассники Гайдукова при встрече мне рассказывали, что Константин стал очень жестоким человеком. Его банда "крышует" местный Камышинский (то есть на улице Камышинская) рынок. Режет и устраняет конкурентов только так! И многие неоднократно видели, как прибывшие омоновцы прямо на рынке окружали саплёвцев, кидали их мордой на грязный мокрый асфальт и в таком униженном состоянии держали их по часу и более.  

Сидел ли Гайдуков или нет, не знаю, но вскоре он стал ходить повсюду только с охраной – т. е. стал довольно "крутым" авторитетом. Про его банду уже стали писать в газетах – что она попыталась установить контроль над некоторыми предприятиями в нашем городе. Что Гайдуков даже начал угрожал руководству самого крупного в городе предприятия – автозавода. Но всё дело закончилось тем, что Гайдуков убили – расстреляли из автомата поздно вечером, в полной темноте, на автобусной остановке, в двух шагах от его дома. Его молодая жена вскоре после трагедии вышла замуж за его младшего брата, и они уехали жить в Москву. Там создали рекламную фирму, дело у них пошло неплохо, так что они купили в столице многокомнатную квартиру и о нашем Ульяновске отныне отзывались как о богом забытой и прОклятой дыре!  

Однако вернемся к Миюсовой. На все издевательства учеников надо мной Наталья Павловна взирала опять же со своей фирменной улыбочкой "с проволочкой" и относилась к этому как к неизбежным издержкам нашей профессии.  

– Значит, вы не умеете держать дисциплину в классе, – укоризненно говорила она мне.  

– Ну, значит, не умею, – равнодушно отвечал ей я. – А зачем мне ее держать? Я – учитель, а не надзиратель. И это – школа, а не колония для малолетних преступников. А у меня такое чувство, что это – именно КОЛОНИЯ! Именно для ПРЕСТУПНИКОВ!  

– Но у меня же на уроке они сидят и РАБОТАЮТ!!! – гордо восклицала она.  

– Вот я и не пойму – как вы их заставляете это делать? – искренне восхищался я ее талантом.  

– Ну... вот так вот... Умею вот... – опять загадочно улыбалась она... – Хотя первые годы, когда только-только пришла в школу после окончания института, я мучилась с учениками так же, как и вы... – вдруг откровенно однажды призналась она.  

– Вы!!! – не поверил я ей.  

– Да! Я! А что? Не верите?  

– Да нет как-то... Не верю!  

– Ну и напрасно. Но ведь справилась же.  

– И вот как же вам это удалось?  

– Ходила к нарушителям дисциплины домой. Работала с их родителями. Доставала их по полной! Заставляла их брать отгулы и сидеть на уроках – контролировать своих отпрысков.  

– И они сидели? – не верил я.  

– Как миленькие! А если не приходили, то писала их руководству на работу. Директору их предприятия. В партком. И так далее. Их там пропесочивали, лишали месячных или квартальных премий.  

– Невероятно!  

– Только так! Только так! И никак иначе. Наших людей можно сдвинуть с места лишь страхом потерять деньги! Только! Совсем люди одичали! Стали ко всему равнодушными – даже к собственным детям...  

А я наблюдал за ней со стороны и делал вывод: не дай бог превратиться вот в такого вот, как говорил Карл Маркс, "идиота своей профессии"!  

Наталья Павловна была абсолютно одинока – ни мужа, ни детей у нее никогда не было. Где-то в 40-летнем возрасте она взяла на воспитание трехлетнюю девочку по имени Марина, которая была ей абсолютно чужой, и с той поры жила вместе с ней в своей однокомнатной квартирке. Эта Марина была то ли дочкой спившейся ее соседки, то ли еще кем-то наподобие того – я в подробности никогда не вдавался, да мне это было и не интересно. Марина стала Миюсовой как бы родной дочерью. И я узнал об этом только потому, что Марина училась в классе, в котором я вел историю. И когда я там работал, Марине было уже 14 лет, а это – самый вредный, самый противный у подростков возраст, когда они становятся самыми настоящими бесшабашными идиотами и сволочами, не признающие ничего и никого! Когда гормоны начинают в них играть бешено! А вот ума еще совсем нету...  

Марина увлекалась лошадьми. Это сейчас, когда я пишу эти строки, лошади снова вернулись в наши города. Они теперь, наряженные в разноцветные попоны, вместе с пони являются постоянными участниками всевозможных городских праздников, катают детей на себе верхом или запряжены в разноцветные кареты. А в последние годы существования советской власти лошади стали анахронизмом и были в городе все равно что цирковой слон или тигр – невиданной достопримечательностью! И вот эта самая Марина регулярно ездила на ипподром на другой конец города в парк Победы, где не только скакала верхом, но и чистила конюшню своего жеребца-любимца и вообще ухаживала за ним, как за своим ребенком. Видя такую привязанность своей воспитанницы к животным, Наталья Павловна специально выписывала для нее журнал "Коневодство". Все про это в школе знали, потому что Марина ходила в эту школу с 1-го класса. И только я один ничего не знал, потому что работал в этой самой 13-й школе первый и, как оказалось, последний год. И когда я увидел у Марины этот журнал, я в шутку прямо на уроке при всех спросил ее:  

– А почему – коневодство? Гораздо веселее было бы выписывать журнал "Свиноводство".  

Марина на меня после этого смертельно обиделась и стала мне врагом на всю жизнь! И не только она одна – но и многие ее одноклассницы. Это я к тому, что в школе нельзя говорить НИЧЕГО лишнего! Особенно при свидетелях. И особенно с девчонками. И уж тем более которым по 13-15 лет – тут же наживешь себе смертельных врагов! И уже НИЧЕМ и НИКОГДА свою вину перед ними не загладишь! Как ни старайся. И всё это только из-за одного единственного случайно и в шутку сказанного слова!..  

А через три-четыре года эти 14-летние "прЫнцессы" и "королевны" начинают массово выходить замуж, и вот тут-то их молодые мужья начинают стонать и проклинать момент, когда они сделали своей милой избраннице предложение! Потому что эти "милые избранницы" пропускают КАЖДОЕ мужнино слово через мельчайшее сито, которое расположено внутри их женских мозговых извилин, и перевирают смысл и интонацию только что услышанного до такой степени, что молодой муж вынужден постоянно чувствовать себя виноватым и вечно обязанным заглаживать свои якобы нанесенные жене оскорбления! И в итоге молодые через год-другой после такого концлагеря с неописуемым облегчением разводятся! И клятвенно обещают уже никогда и ни за что больше не жениться и не выходить замуж!!!  

В общем работать в школе мне становилось противнее с каждым днем всё больше. И я поражался тому, что Наталья Павловна находила в своей дикой профессии какую-то особую прелесть!.. Ей было мало вести уроки по своей обожаемой географии. Она в дополнение ко всему два раза в неделю вела всё там же, в своем кабинете, еще и географический кружок. Вообще-то ей платили только за одно кружковое занятие в неделю. Но этого одного раза ей было чрезвычайно мало, и второй раз она собирала детей совершенно за бесплатно. Так сказать, не ради денег, а из ненормальной любви к процессу. Ну дура! Что тут еще скажешь!.. И дети ходили на эти дополнительные сборы с удовольствием! Я не мог понять – чем, каким таким волшебным медом она их туда приманивала?! Может, показывала им какие-то особо интересные фильмы про заграницу? Или они читали там рассказы про волшебную жизнь американских индейцев? Но – нет. Я как-то раз напросился поприсутствовать на одном из таких занятий ее столь "волшебного&quo!  

t; по воздействию на детей кружка.  

– Вы не будете против, если я посижу, понаблюдаю? – спросил я ее.  

– Пожалуйста, пожалуйста, – радостно и немножко ядовито, с "толстенным" намеком в ответ улыбнулась она. – Вам это будет чрезвычайно полезно!  

И я пришел. Сел на заднюю парту и приготовился услышать что-то невероятное! Но уже через 20 минут мне стало смертельно скучно! Потому что не было никаких фильмов или журналов с иллюстрациями, а собравшиеся в классе 25 человек, затаив дыхание, слушали доклад ученика об особенностях атмосферных процессов в Гималаях... О субконтинентальном там климате... Об огромном количестве выпадающего в горах снега и дождя... И о невыносимой жаре летом!  

– Ну как, Сергей Германович, – наконец обратилась она ко мне, увидев мое разочарованное и скучающее лицо. – Вам интересно?  

– Да! Очень! – максимально "искренно" подтвердил я. И поторопился уйти с этой пытки, так и не досидев до конца их добровольного сборища. После сего факта и училка, и ее кружковцы начали презирать меня почти в открытую!  

"Неужели она не устает от крика и хамства своих учеников на уроках, чтобы дополнительно два раза в неделю по два-три часа каждый раз видеть их еще и по вечерам?!- думал я, идя домой. – Нет, сумасшедшая! Одно слово – больная одинокая старуха!.. "  

А Наталье Павловне и этих дополнительных занятий было мало. Еще она водила детей на концерты местных бардов-гитаристов, которых в восьмидесятые перестроечные годы развелось в большом количестве. Я как-то раз совершенно случайно послушал тех бардов – это был примитив хуже самой пошлой заводской самодеятельности! Уши вяли... Но Наталья Павловна и ее воспитанники, наоборот, были опять же в полнейшем восторге!  

Но мало и этого. Чуть ли не каждое воскресенье она осенью и весной со своими кружковцами совершала 20-километровые походы в ближайший лес. После которых подростки мне восхищенно рассказывали об увиденном ТАКОЕ, словно они побывали в американском Диснейленде. Этот свой кружок они романтично обозвали "Отряд «Друзья ветра и солнца» и гордо всем сообщали, как они в прошлом году всем своим отрядом во главе с Натальей Павловной уехали на Байкал. Целую неделю добирались дотуда на поезде. Потом еще неделю – обратно. И целых две недели прожили абсолютными дикарями в густой приозерной тайге! И всё это опять же исключительно за свои деньги. Государство не помогало им ни копейкой.  

И я как-то вновь напросился пойти с ними теперь уже и в лес. И, дурак, пошел. И, естественно, ничего невероятного там не увидел. Самая обычная пешая прогулка воскресного дня. Но подростки, и не только девочки, но и пацаны, всю дорогу мило и неустанно щебетали с учительницей обо всем! Облепили ее так, как в таком возрасте не относятся к родной матери! И это доставляло "старухе" огромное наслаждение. Она была искренне и невообразимо СЧАСТЛИВА! А вот меня эта идиллическая, почти пасхальная картинка невероятного педагогического счастья убивала! Работать учителем в школе в наше время может только женщина! И ни в коем случае не мужик! Я представил себе мужика, которого со всех сторон облепили 12-летние девочки и мальчики или 15-летние подростки, как они такой дружной толпой идут по городской улице... И что при виде этой сверхпохабной картинки подумает любой нормальный встречный человек? Только одно – это идет ПЕДОФИЛ! И о нем в этот же день раструбят на весь город! И о!  

позорят до скончания веков! Нет, мужик в школе в наши дни – это позорище! Это – баба! Унижение страшное! И то, что я по глупости, по незнанию, по неопытности закончил пединститут – это трагедия всей моей жизни! Бежать из этой профессии! Бежать немедленно! Сломя голову! Куда угодно! Хоть в слесаря-сантехники! Только подальше от детей и всего этого дурдома!!!  

На обратном пути из леса в город мы проходили мимо железнодорожной станции. Мне было лень преодолевать еще десяток километров пешедралом, и я сел на электричку, которая как раз в этот момент там остановилась, и прекрасно доехал до города. Да еще и за бесплатно – что было немаловажно, учитывая мою грошовую учительскую зарплату.  

Я думал, что на этом мои лесные приключения и закончатся. Но не тут-то было! На другой день мои ученики, кто участвовал в данном походе, на перемене всей толпой подвалили ко мне и чуть ли не угрожающим тоном меня спросили:  

– И как же теперь вас надо понимать?!  

– Что понимать? – изумился я.  

– За вчерашнее?  

– А что такое вчера случилось?  

– А то, что вы бросили КОЛЛЕКТИВ! И в одиночку уехали!  

– Ну и что! – в ответ возмутился я.  

– Как это – что! – вспылили они так, словно я плюнул в лицо каждому из них. – У нас в кружке действует самый важный туристический закон: сколько человек в поход вышли – ровно столько же должны обратно и вернуться! И никто самовольно никуда не исчезает!  

– Да?! – начал в ответ кипятиться уже и я, не ожидая их такой наглой требовательности. – Я – свободный человек. Никто мне приказывать в мое свободное время не может! Мы были не в школе.  

– Вот именно поэтому вас в школе и не любят! Потому что вы не признаете КОЛЛЕКТИВА! – отрезали они.  

– Ну и плевать! – не стал изворачиваться я, возмущенный их напором. – Хэ! Не любят... Подумаешь! Я не нанимался участвовать в вашем кружке. Я просто посмотрел – ЧТО там происходит. Так что я не член вашего кружка и ваши требования меня не касаются! Хэ! Коллектив... называется...  

В ответ они только презрительно глянули на меня, отвернулись, и ушли! И с той поры я перестал для них что-либо значить!..  

В общем, всё происходящее в школе было для меня чужим, непонятным и враждебным. Пять лет назад я сам был учеником. Но только учился совсем в другой школе. У нас на первом месте стоял спорт! Мы усиленно после уроков бегали, прыгали, завоевывали кубки! Нашими успехами гордились все педагоги! А сидеть по вечерам и слушать дурацкие доклады про какие-то там снега в каких-то Гималаях было для нас глупостью несусветной! Бредом сивой кобылы!  

Как-то Шапокляк вызвала меня к себе и строго спросила:  

– Почему вы не убираетесь на закрепленном за вами пришкольном участке?  

– Каком еще участке? – изумился я. – Впервые слышу!  

– Ну и очень плохо, что впервые! – ядовито ответила она. – Вы работаете здесь уже почти год, а к нашим порядкам так и не привыкли. Вы что, не знаете, что вся пришкольная территория разделена на участки? И каждый из них закреплен за каким-нибудь классом. Ваш участок вот этот, – показала она на большой схеме, которую достала из ящика стола. – Снег давно растаял, территория грязная, все классы честно убираются каждую неделю уже месяц, а вас не видели еще ни разу.  

– Так это же не территория школы! – возмутился я, внимательно разглядев схему. – Это – двор соседнего дома. Какое отношение он имеет к школьному двору? Почему мы должны его убирать?  

– Это вас не касается! – отрезала Шапокляк. – Территория распределена не нами, а районными властями. Райкомом партии! Так что не рассуждать! А – выполнять! Немедленно! Территория захламлена! Самая грязная вокруг. Как вам не стыдно! Быстро на свой участок! Сегодня же после уроков. И убираться не меньше часа! До полной чистоты! И вы сами – давайте тоже! Убирайтесь! Работайте давайте! А то дети на вас жалуются, что вы стоите вечно над ними, как надсмотрщик. И только командуете. Пальцем показываете. А вы должны работать вместе с ними! Они должны видеть в вас друга! А не врага.  

Деваться было некуда. Я вынужден был подчиниться. Нечего и говорить, что "мой" класс приказ директрисы сегодня после уроков убираться на улице встретил почти матерными словами! Но все тоже нехотя подчинились и после окончательного звонка пошли собирать бумажки и прочую дрянь в целофановые пакеты и огромные ведра, которые нам предоставила завхозиха. Начали все более-менее дружно, но уже через 10 минут Фомичев с дружками внезапно исчезли! И вдруг они все, вся их кампашка, человек 10, появились на крыше 9-этажного дома, под окнами которого мы работали. Они бегали по крыше, размахивали руками, во все глотки орали нам сверху: "Казлы-ы-ы! " и всякую матершину. И это было до того похабно, что проходящие мимо женщины возмутились и спросили меня, указывая на крышу пальцами:  

– Кто это такие? Вы их знаете?  

– Знаю. Это – ученики 13-й школы.  

– Какой класс?  

– 8-й "А".  

– А вы кто такой? Их учитель, что ли?  

– Да. Классный руководитель.  

– Так почему же они ведут себя, как хотят?! Матерятся! хулиганят.  

– Такие вот ученики... И я ничего не могу с ними поделать. Бессилен...  

– Ну, знаете! Мы тут уже 25 лет живем. С самого момента постройки дома. Всякие школьники у нас тут в нашем дворе убирались. Но такого еще никогда не было – чтобы ученики! в присутствии своего учителя! тем более классного руководителя! так орали! С крыши! На всех! И на своего учителя в том числе! Матом!!! Сегодня же сообщим, куда следует, о поведении ваших детей! Позвоним. Прямо в райком партии! Не сомневайтесь! Молчать не станем! Безобразие, что стало теперь в школах твориться! – пригрозили мне они, рассчитывая на то, что я в ответ испуганно начну их умолять не делать этого. Но я – наоборот! Гордо заявил им:  

– Уж будьте добры, сообщите обязательно! И еще скажите им там, в райкоме, что убирать эту территорию должен дворник. А не ученики. Дворнику за это деньги платят!  

Через пару дней Шапокляк опять вызвала меня к себе и еще более грозным, чем в прошлый раз, голосом спросила:  

– Что там у вас произошло?  

– Где? – не понял я.  

– Не притворяйтесь, что не помните! В тот день, когда вы убирали свой участок уличной территории.  

– А-а... Да так... Ничего особенного, – равнодушно ответил я.  

– Как это ничего особенного! – ошарашилась моим ответом она. – Мне только что звонили из райкома и сообщили, что мой учитель разрешил своим ученикам бегать по крыше дома и материться на всю улицу! Было такое?  

– Было, – так же отрешенно ответил я, словно меня это нисколько не касалось.  

– Почему ж вы позволили им так себя вести! Тем более – материться! Как посмели!  

– А что я должен был сделать? Залезть, что ли, тоже на крышу? И согнать их оттуда?  

– Вот и залезли бы! Ничего с вами не случилось бы!  

– Ну да! Хорош учитель! Вслед за учениками по крышам лазить – людей смешить! – Ну уж нет! Не полезу унижаться ни за что!  

– Нет! Вы должны были провести со своими учениками работу по идеологическому воспитанию. Напомнить им, что многие из них уже комсомольцы. А комсомольцы обязаны быть в труде среди добровольцев! Как Павка Корчагин.  

– Ну да, ну да... Только Павка Корчагин, когда вел дорогу на Боярку, спасал город от холода. Отстреливался от беляков. Воевал! А не собирал бумажки и всякую дрянь.  

– Никакой вы не учитель! – огрызнулась Шапокляк. – Грош вам цена как учителю! Если вы позволяете так к себе относиться!  

Еще через неделю Шапокляк снова вызвала меня к себе.  

– Почему вы так и не сдали мне отчеты, о которых я вам всем говорила еще на прошлом педсовете?  

– Какие еще отчеты? Впервые о них слышу.  

– Такие! – повысила голос она. – Всё до вас, Сергей Германович, доходит крайне медленно. Дольше, чем до других. Мне это уже надоело – вас приходится вечно погонять! Чуть ли не плеткой! Вот, – ткнула она пальцем в одну из своих тетрадок. – Отчеты по двенадцати позициям. Первая позиция – отчет о количестве посещенных вами на дому родителей ваших детей за прошедшую четверть. Сколько квартир вы посетили. В какие дни. С кем беседовали. Итоги этих посещений. Сколько детей после этого исправили свои "двойки-тройки". Всё должно быть подробно до мелочей! Второе – отчет о количестве детей, не обедающих в школьной столовой. И объяснение причин, почему они не обедают. Объяснения не ваши личные (ваши мне не нужны, оставьте их при себе), а их родителей. Тех самых, которые позволяют своим детям не обедать. И тоже всё крайне подробно. Сведения пойдут в райком партии и в гороно.  

– Не нравится им, как их в вашей столовке кормят – вот и не обедают. Всё там холодное и противное. И невкусное, – объяснил я. – Так вам в отчете честно и написать? Да? Хорошо. Я так и напишу!  

– А вот только попробуйте! – сурово пригрозила мне Шапокляк. – Мигом вылетите вон из школы! Еще до окончания учебного года. В общем делайте, что хотите, а чтобы дети обедали! Точка! Все поголовно! Все сто процентов! Ответите за это сами. Иначе выговор уже вам! Лично! Так. Теперь третье. Отчет о количестве деревьев, высаженных вашим классом в школьном дворе этой весной.  

– Каких еще деревьев?! – возмутился я. – Ничего я о деревьях знать не знал. И где я вам их возьму? Вы саженцы нам привозили?  

– Вот только не над мне тут ля-ля разводить! – тоже не на шутку взъерепенилась директриса. – Саженцы вы должны были в течение зимы вырастить сами.  

– Где? На чем? В теплице, что ли? Где она, эта ваша теплица?  

– Выращивать рассаду надо было на подоконнике. В бутылках с водой. У всех ветки с тополями и ивой всю зиму в классах стояли, у всех они корни давно пустили, и все их давно уже высадили, один только вы дурака валяли!  

– Так мне ж никто не объяснил. Впервые об этом только от вас и узнал.  

– Нет! Вы определенно не в своем уме! Когда ж я от вас наконец избавлюсь?! – вонзилась в меня Шапокляк своими погаными глазами в очках. – Знаете что! Мы с вами не сработаемся! Вот так вот! Вы здесь занимаете место исторички, которая ушла в декретный отпуск. На следующий учебный год она возвращается. Так что подыскивайте себе другую школу, пока есть время. Я от вас устала!  

– Ну и ладно, – равнодушно отвечал я. – Подумаешь, напугали! Я тоже от вашей школы не в восторге! Я не для того пять лет учился, чтобы теперь чужие дворы от мусора убирать и ветки на подоконнике выращивать. А если ученик в присутствии своего классного руководителя на улице матерится, как сапожник! С крыши! То им должна заниматься милиция! А вы на всё это лишь помалкиваете. И сами всё им разрешаете. Во всем потакаете! И требуете лишь отчетов о каких-то там кустиках! Директор, называется! – был я вне себя и свое поведение уже плохо контролировал.  

– Ну-ну... – только и ответила Шапокляк... И своими глупыми требованиями больше меня уже не доставала...  

Потом я намеренно прошелся вдоль школьного забора и посмотрел, ЧТО стало с теми самыми ветками тополей и ивы, которые высадили другие классы. Почти все они оказались тщательно вытоптанными. Причем сделано это было кем-то намеренно. С крайнем озлоблением! С явным вызовом! Потому что эти саженцы были высажены в тех глухих местах пустыря, где никто никогда не ходит и даже не гуляет с собаками.  

Когда Миюсова попросила меня поподробнее рассказать о моем беспрерывно нарастающем конфликте с Шапокляк, то я поведал ей все в мельчайших подробностях.  

– Невероятно! – только лишь коротко резюмировала она. И опять мило улыбнулась, блестя проволочкой своего сломанного протеза.  

Можно подумать, что для самОй Натальи Павловны работа в школе была величайшим наслаждением! Нет. Это было вовсе не так. Школу, точнее, ее администрацию, она тоже люто ненавидела! Как-то на очередном педсовете, когда речь зашла о недостатках в работе некоторых учителей, директриса вдруг привела в качестве отрицательного примера деятельность, как ни странно, именно Натальи Павловны. Дескать и поурочные планы у нее не в блестящем состоянии, и тематика уроков часто не соответствует тому, что записано в тематических годовых планах и в классном журнале. И куча всего-всего еще. В общем это были самые обычные и стандартные недочеты, которые можно найти абсолютно у всех педагогов – ежедневная нудная писанина и обыденная серая поурочная текучка, которую, как ни старайся, никак не отразишь ни в какой отчетности. И перечислять всё это при всех было глупостью и мелочными придирками, желчными чисто бабьими раздорами! Просто Шапокляк в очередной раз пыталась отыграться на Миюсовой за ее и! злишнюю принципиальность и бесстрашие в ее отношениях с директрисой. И тогда на том самом педсовете Наталья Павловна не вытерпела взяла ответное слово, вышла перед педсоветом, долго мялась... не решалась начать... А потом все-таки сказала:  

– Каждое утро перед тем, как пойти на работу, я сначала плАчу!.. Горькими слезами! Иной раз жить не хочется! Потом все-таки беру себя в руки! Выпиваю сердечные и успокоительные, сжимаю всю себя в кулак! Вот так вот! – показала она кулак директрисе. – И иду! Работать. Потому что меня ждут – дети! Я прихожу сюда только ради них! А на критику администрации стараюсь реагировать как можно спокойнее... Потому что ничего в наших отношениях с этой администрацией поделать не могу... Уже много лет... У меня всё! Спасибо за внимание! – и села на свое место.  

Шапокляк в это время сидела за партой и быстро-быстро строчила в тетради – конспектировала речь Миюсовой. Зачем это Шапокляк было нужно – черт ее знает! Может, в качестве доказательства чего-то крамольного при очередных их внутренних разборках в райкоме партии или районо. В общем война между ними была бесконечно долгой и упорной! Точно так же Шапокляк вскоре стала выживать из "своей" школы уже и меня.  

Одним словом через год моей работы в этой дурацкой 13-й школе проклятая носастая Шапокляк сделал так, что меня действительно перевели в другую школу. В новостройку. Там учителей-историков как раз не хватало. И прекрасно! Спасибо ей за это. В той, другой, школе, таких чокнутых географичек не было. Хотя тамошний директор был дурак и сволочь в десять раз похлеще Шапокляк! Но это – уже совсем другой разговор... И с той поры Наталью Павловну я видел только один раз в пять-шесть лет. А то и реже. Хоть и жили мы в соседних домах. Виделись всегда издалека... Проходили мимо и не здоровались... Даже головой друг другу не кивали. Словно никогда и не знали друг друга... Хотя 13-я школа находилась всего-то через дорогу от моего дома...  

А события тем временем приняли уже совершенно невероятный характер! И спустя многие годы десятиклассники в моем дворе, кто учился у этой самой географички Миюсовой, однажды мне рассказали, что они всем классом недавно даже написали на нее коллективную жалобу и отнесли ее Шапокляк.  

– А что такое случилось? – удивился я. – Ведь Наталья Павловна всегда находила с учениками общий язык. Все ее географией буквально бредят!  

– Бредят?!- переспросили они меня изумленно. – Если кто и бредит, так это она сама! Кому она вообще нужна, старая дура! С ее идиотской географией! – услышал я в ответ.  

– Да что там у вас с ней произошло?!- не поверил я своим ушам.  

– А вот произошло! Нам надело терпеть ее выходки! Ведь до чего, образина, додумалась! Заявила нам, что тот, кто не будет ходить на ее географический кружок, тот выше "тройки с минусом" в аттестат не получит! А на фига нам ее география! При поступлении в университет география сегодня вообще не котируется. Нам нужна математика. Физика. Программирование. А мы вынуждены день и ночь учить только ее экономические зоны да циклоны. А она над нами еще в открытую издевается! Как-то говорит нам прямо на уроке: "Вы все – говно! Фонтан говна! А не ученики. Таких тупых дураков у меня еще никогда не было! Я откажусь от вас! " – "Нет! Это мы откажемся от вас! "- сказали мы ей. И написали на нее жалобу на имя Шапокляк. И пригрозили Шапокляк, что, если она не примет меры, то мы напишем уже выше!  

"Да-а... – подумал я в тот момент про себя, – напрасно Наталья Николаевна тогда передо мной так хвалилась, что дисциплина у нее на уроках – железная, а характер у нее самой прямо-таки – "нордический"! Вот и ее стали доводить до нервных срывов... ТАКИЕ выражения в адрес учеников позволяют себе очень и очень немногие! И только уже в самом-пресамом крайнем состоянии!.. "  

Наталья Павловна всегда гордилась тем, что она не боится говорить правды! Прямо в лицо! Всем! Даже начальству. Даже самой Шапокляк! И та ее за это всегда люто ненавидела! Но ничего директриса с этой передовой, ударной, "стахановского" типа и очень известной в районе учительницей поделать не могла. И потому только с крайним нетерпением поджидала момента, чтобы наконец-то расправиться со строптивой!.. Не боялась Наталья Павловна говорить правду и об умственных способностях своих учеников. Опять же прямо в лицо! Самим же этим ученикам! Оскорбляла их! При этом всё тем же милым и почти ласковым голосом... почти как Мюллер в своем знаменитом разговоре со Штирлицем... Да еще и с "мюллеровской" ядовитенькой своей постоянной кривозубой улыбочкой!.. И всё с той же знаменитой блестящей проволочкой на протезе...  

– Ну и чем же дело кончилось с этой вашей жалобой? – спросил я десятиклассников?  

– Чем-чем! Ясное дело! Шапокляк ее пока что не уволила, но влепила ей строгий выговор!  

– Неужели?! – не поверил я.  

– Да! Как миленькой! И пообещала ей, что географичка вылетит из школы пулей! – гордо подтвердили они.  

А потом уволили из 13-й школы уже и самою Шапокляк – за наглое и фактически открытое воровство государственных средств. Оказалось, она документально оформила школьным дворником своего мужа. Тот, разумеется, не работал на этой грязной унизительной должности ни дня. Убираться вместо него Шапокляк заставила того мужичка-инвалида, который уже лет десять работал здесь и до этого – просто Шапокляк обязала его подметать еще и второй, дополнительный участок. А деньги за эту чужую работу получал муж Шапокляк. Такой способ воровства в народе называется "иметь подснежника" – потому что подложного работника, как под снегом цветка, до поры до времени не видно, но рано или поздно эта нехитрая и всем известная увертка при первой же пристальной финансовой ревизии все равно выплывает наружу, как по весне первоцвет упрямо вырастает из-под белого наста. И действительно афера Шапокляк вскоре вскрылась. В школе по этому поводу провели очень громкий педсовет, на котором все учителя гн!  

евно клеймили эту подлую и двуличную директрису! Припомнили ей все обиды, которые та незаслуженно нанесла за все прошедшие годы им, педагогам! Но городское партийное начальство, а тогда еще была власть коммунистов, Шапокляк вовсе не понизило в должности, а тихо и скромно перевело в другую школу... И все так же – директрисой! Вот она, хваленая "честность" советских коммуняк, о которой они сами и многие маразматичные беспартийные пенсионеры талдычат ныне, при Путине, на каждом углу... Дескать КПСС была умом, честью и совестью советской эпохи! Была... Да потому-то быстренько и сплыла, что на самом-то деле оказалась крайне подлой и совершенно бесчестной!  

Так прошло, наверное, еще около двух десятилетий, если не больше... Наталью Павловну я не видел вообще. И не слышал про нее тоже. И слава богу, что так – зачем она вообще была мне нужна?!!  

Но вот как-то поздним вечером весной 2012-го года я проходил мимо соседнего со мной дома по Рябикова 69 и у 3-го подъезда, где жила Миюсова, увидел, что рядом с мусорным ящиком на помойку выбросили огромную кучу старинного бумажного хлама: исписанные школьные тетради, книги, учебники по географии, учительские конспекты, планы подготовки к уроку... И вдруг в груди у меня что-то ёкнуло... Сердце-вещун подсказало мне что-то трагическое... И я подчинился его позыву... и подошел к груде книжного хлама... Я взял одну из таких тетрадей, развернул ее, и внутри было написано именно то, что сердце мне и подсказало: "Методическая разработка годового плана учительницы по географии Миюсовой Н. П. Школа № 13".  

И тут я понял, что это – вещи именно той самой Натальи Павловны. Что она умерла... Вместе с бумагами валялись старые чесучовые платья, кофты, какие-то чепчики, шляпки, саржевые боты фасона еще сталинских, наверное, времен... Обломки фанерного обшарпанного стола... такого же страшного и несчастного бельевого шкафа... Было понятно, что это – тоже вещи Натальи Павловны... Видимо ее приемная дочь Марина после смерти своей "матери" поторопилась поскорее избавиться от пронафталиненного хлама... Среди валявшихся бумаг я увидел кучу всяких дипломов, почетных грамот. Под этой кучей лежал и толстый семейный альбом, напичканный старыми фотографиями. Я посмотрел некоторые из них – там была Наталья Павловна. Такая молоденькая! такая симпатичная! что ее почти невозможно было узнать! И всё так же – в школе, в окружении многочисленных детей. С цветами. Счастливая и гордая!  

И еще валялось несколько старинных журналов "Коневодство"...  

Среди прочего хлама меня привлекла связка самодельных книг. Листы в них были желтые от времени. Книги эти тоже были сделаны из журналов. Но только толстых и сугубо литературных – "Новый мир", "Аврора", "Современник" и прочих периода еще Горбачева. Тогда только-только началось время гласности и разрешили печатать всяких ранее строжайшим образом запрещенных авторов типа Солженицына или Шаламова. Люди эти журналы сберегали, подшивали и бережно потом хранили, опасаясь, что время великой горбачевской вольницы может очень скоро закончиться, и "свободную" литературу опять запретят. Вот точно так и Наталья Павловна тщательно подшивала и сберегала эти книги. Я вспомнил, как однажды она мне похвалилась, что сумела собрать весьма серьезное собрание сочинений Сергея Довлатова. И при этом посмотрела на меня, ожидая моего завистливого взгляда! Возможно, она думала, что я стану просить ее дать мне его рассказы почитать. Но я в ответ тогда только равнодушно пожал плечами... Имя Довлатова было мне совершенно не известно. И я совершенно не стремился заполнить пробел в своих знаниях в данной области. Хотя и был историком... И после этого "чрезвычайного" события я во мнении Натальи Павловны пал вообще ниже некуда! Она начала меня чуть ли не презирать! А мне тоже не было до ее мнения ровно никакого дела – ну мало ли что там думает обо мне ошалевшая почти маразматичная старуха! Да плевать на нее с десятого этажа! Всего-то и делов!  

Эх, бесшабашная наша молодость... Эх, самодовольная глупая безжалостная беспечность...  

И вот теперь я держал в руках тот самых "самопальный" сборник Довлатова... Мне было уже 50 с лишним годков, но я, историк, так и не удосужился прочитать ни единого его рассказа. Хотя некоторые критики называют его чуть ли не вторым Чеховым или Тургеневым. И я взял эту "книгу" домой и начал ее читать... И мне действительно понравилось – кое что... далеко не всё, конечно. Хотя писал он, хоть и с юмором, но в основном о своих страданиях, о бесцельности жизни в эмиграции, в Нью-Йорке и вообще о многом очень-очень тяжелом, после прочтения которого остается только повеситься...  

Вот в общем-то и все, что я хотел рассказать о странной старушке и училке Наталье Павловне и о таком же странном, нелогичном путанике и вынужденном диссиденте писателе Сергее Довлатове. Он почему-то в СССР считался инакомыслящим... Зачем-то эмигрировал в США... Там со своей семьей почти нищенствовал... Как-то трагично и почти нелепо, нелогично умер... пошла кровь горлом... хотя и был еще совсем не старым...  

Вот связались две эти совершенно не связуемые судьбы – правоверной советской учительницы и эмигранта – в моем сознании воедино! Навсегда! И ничего не могу с этим поделать...  

Видимо, судьба их такая...  

Знать бы, с кем и как в чьей-либо голове после моей смерти свяжется моя судьба...  

Ну, мне на это будет в то время уже глубоко наплевать...  

Послесловие.  

===============  

Этот рассказ был написан и размещен мною в интернете в 2016-м году и не вызвал никакого особого интереса абсолютно ни у кого. Всего-то пару раз мне написали комментарии бывшие ученики Миюсовой, в которых обвиняли меня, по их мнению, в необъективности. В том, что помнят ее совсем с другой стороны, с гораздо лучшей. Но и только-то... На мои предложения этим людям написать что-либо об их обожаемой училке хоть пару строк как дополнение к моему рассказу или хотя бы прислать мне фото Миюсовой, если таковое сохранилось, они тут же умолкали намертво и больше не появлялись "в эфире" уже никогда... Вот истинная цена бывшей огромной детской любви – на словах кричать о своих небывалых чувствах все горазды! А как доходит до конкретного и очень небольшого дела – все тут же и в кусты! Ну да и бог с ними, с крикунами. Не в этом суть. Данный рассказ имел более содержательное и интригующее продолжение. И вот какое...  

В феврале 2020 года меня в социальной сети "В контакте" нашел некий Станислав Банников. Причем наше знакомство с ним он начал с прямого обмана. Он мне написал: "Я увидел на вашей странице "В Контакте", что вы работаете фотографом на мероприятиях. Так? " – "Да", – ответил я. – "Скоро организация, которую я представляю, будет проводить в вашем Ульяновске важное собрание продолжительностью 4 часа. Вы сможете сделать там несколько десятков репортажных фотографий примерно в конце марта? " – "Да". – "Прекрасно! И сколько это будет стоить? И есть ли у вас знакомый профессионал-видеооператор? Сможет ли он снимать в тот же день? " – "Стоимость работы фотографа у нас разная. Суперраскрученные берут 20 тыс. руб. за 5 часов работы. Тот, кто из себя не гнет крутого, тот работает и за 4 тыс. Город у нас почти нищенский, так что люди готовы работать за малые деньги, лишь бы им заплатили. Знакомый профессионал-видеооп!  

ератор у меня есть, он работает на ТВ. " – "Окей! Сколько берете за работу вы? " – "4 тыс. " – "Окей! Вы нам подходите. Оставьте свой номер телефона. Все детали уточним позднее". Однако этот Банников вдруг исчез на несколько недель, и я уже забыл о нем. Но вдруг он появился снова. И появился уже не "В Контакте", а на этот раз и вовсе позвонил мне – извинился за долгое молчание, сообщил, что был очень занят, что по характеру своей работы постоянно ездит по различным городам и на этот раз попросил встретиться, чтобы увидеть друг друга воочию. Но поскольку он занят, то встретиться не с ним самим, а с его мамой, и сообщил, что ее зовут Людмила Алексеевна. "Ну, с мамой – так с мамой. Не все ли равно. Ведь никого из них я никогда в глаза не видел. Хоть познакомимся", – подумал я. День и час свидания был согласован. И всё было бы прекрасно! Но у меня от разговора с этим Станиславом остался неприятный осадок – уж очень он мне св!  

оей излишне гладкой речью, навязчивой слащавостью кого-то напо!  

минал... Уж слишком он пытался мне своим вкрадчивым голосом понравиться... Старался втереться мне в доверие и тем самым откровенно охмурить! Обмануть! И никак иначе. Уж с подобной породой людей я за свою жизнь встречался неоднократно. И сохранил с тех пор о них наихудшее мнение! Однако Банников еще не успел сделать мне ничего плохого. Так зачем же я о нём так-то?..  

И почти следом за этим самым Станиславом позвонила уже и его мать, если она, конечно, действительно была его матерью. И вот она-то говорила со мной уже совсем другим тоном – она не втиралась мне в доверие. Нет! Она громко и жестко приказывала! И она сказала:  

– Алё! Сергей? Я – Людмила Алексеевна, мама Станислава. Вам несколько минут назад звонил мой сын. Я хочу встретиться с вами и поговорить об известной вам Наталье Павловне Миюсовой. Помните такую?  

– Да, конечно. Я написал о ней рассказ.  

– Прекрасно! Вот давайте по этому поводу и встретимся!  

– А причем тут Миюсова? Я говорил с вашим сыном о фотографировании.  

– О фотографировании мы поговорим с вами потом. А пока что – о Миюсовой! Согласны?  

– Ну что же... Давайте, если так... – я согласился и даже обрадовался: ну а вдруг она сообщит мне о ней что-то дополнительное. Интересное. Для меня важное. Например, как, в каких условиях та жила последние свои годы, как умирала, что говорила, кого вспоминала, кто из близких людей находился с ней рядом и находился ли вообще из них кто-либо, где она похоронена, кто ее хоронил, ведь, насколько мне известно, никаких родственников у нее не было. И кто стал наследником ее имущества? И прочее, прочее.  

– Ну тогда вас устроит 22-е февраля в ЦУМе, в кафе "Трэвел" часа в четыре?  

– Нет! В кафе встречаться я не хочу! Давайте найдем другое место.  

– Почему?  

– Ненавижу эти заведения! Платить 200 рублей! за чашку кофе! Только за то, что они находятся в центре – много им чести! (Сообщу любопытному читателю, что килограмм курятины в эти дни стоил 96 рублей, а на дворе стоял очередной кризис, и денег у честных людей было в обрез, все считали буквально каждую копейку! ).  

– Ничего. Я занимаюсь бинесом, – ответила мадам. – Я за вас заплачу!  

А вот это уже была многозначительная фраза! Она говорила о собеседнике очень многое. Дело в том, что частные предприниматели из-за непомерных путинских налогов в эти годы массово разорялись и бизнесом сейчас мог заниматься только тот, кто имел надежную "крышу" в виде бандитов или полиции. Впрочем полиция сейчас уже мало чем отличалась от бандитов – разве только тем, что носит погоны. Тем самым собеседница выказывала передо мной свою якобы великую значимость в этом мире, наличие у нее больших связей "в верхах" и одновременно в открытую унижала меня! подчеркивала, что 200 рублей для нее – совсем не деньги, и она, женщина, может угостить мужчину. Я проглотил обиду, но затаился... понял, что передо мной будет не простая какая-то там плюшка-финтифлюшка, а "крученая булочка с маком и с изюмом"! И поэтому спросил ее тут же:  

– Ну и к чему мне готовиться? К ругани? К скандалу?  

– К ругани? – удивилась она. – Нет! Давайте прежде всего встретимся! – потребовала она опять.  

– Давайте-давайте. Только принесите какие-нибудь фотографии Миюсовой, если они у вас есть. А то в интернете я перед моим рассказом о ней выставил фото совсем другой старушки. Не смог найти подходящей. Нету миюсовских фоток в сети. Ни одной! Хотя, вроде бы, у нее было столько тысяч учеников! И тем не менее никто не выложил в интернет ничего...  

– Фотографии?! – удивилось мадам. – У меня тоже таких нет.  

– Жаль!  

– Ну, до встречи!  

– Угу.  

И вот назначенный день настал. Я пришел в это предложенное мне кафе "Трэвел" и стал искать мадам. Я надеялся увидеть более-менее симпатичное лицо – с таким человеком все-таки куда приятней общаться. Но – увы. Из дальнего угла поднялась женщина лет, как мне показалось, 65-ти. Высокая. Чрезвычайно некрасивая! С тонкой уже очень старческой кожей, плотно обтягивающей череп, с большим количеством косметики, и с ехидненькой дежурной улыбочкой на узеньких губах.  

– Сергей? – спросила она, узнав меня сразу, потому что моя фотография висела на странице "В Контакте".  

– Да.  

– Присаживайтесь. Что вам заказать?  

– Нет! Мне не надо ничего! – тоже почти приказным тоном решительно отказался я.  

– Ну, как хотите, – тут же согласилась она и еще шире ядовито улыбнулась. – Мне чашечку кофе и пирожное, – приказала мадам подошедшей официантке и ткнула пальцем в меню. – Та ушла исполнять заказ. А "прекрасная" незнакомка резко приказала мне, – Сейчас с вами будет говорить мой сын! – и начала набирать на смартфоне номер. Потом протянула смартфон мне, – Говорите!  

Я взял гаджет. И все еще наивно надеялся, что сначала речь пойдет о работе – о фотографировании. И о деньгах. Но куда там... Тут же выяснилось, что неведомый Банников вытащил меня на эту встречу с неведомой мадам только ради Миюсовой.  

– Алло! – раздалось в трубке. – Это Сергей?  

– Да.  

– Очень хорошо, что вы встретились с моей мамой. Сергей! Я хочу вам сообщить, что я – ученик Натальи Павловны. Ведь вы жили с ней по соседству? (И он назвал мой домашний адрес). Правильно?  

– Да. И что?  

– Ну так вот. Я хочу вам сказать, что мне очень не понравился ваш рассказ о Наталье Павловне! И не мне одному. Его прочитали очень многие люди, которые учились у нее. И им всем крайне не понравилось тоже! Они все возмущены! А это – очень важные люди! Они занимают важные посты! Поверьте мне. И они поручили мне передать вам, что вы изобразили Наталью Павловну искаженно! Совсем не такой, какой она была в жизни. Извратили ее характер. Полностью!  

– А в чем конкретно исказил? – поинтересовался я.  

– Ну, хотя бы в том, что вы утверждаете, будто бы она с уважением относилась к Сталину. А она его на самом деле терпеть не могла! Она его НЕНАВИДЕЛА!!! Ну и многое другое. И вообще весь тон вашего рассказа крайне неуважительный! Оскорбительный! Наталья Павловна этого не заслужила – уж поверьте мне. И поэтому я очень вас прошу удалить ваш рассказ.  

– Подождите! – остановил я его монолог. – Если вам так не нравится мой рассказ, ну тогда напишите о Наталье Павловне сами всё, что считаете нужным, и я вставлю ваше дополнение в свой текст как комментарий читателя. Получится даже очень интересно.  

– Нет! Сергей, поймите меня правильно: я не хочу вступать с вами в полемику и мериться с вами литературными способностями. Я очень по-хорошему прошу вас послушаться моего доброго совета и удалить рассказ. Он – неправильный! Он унижает нас всех! Я могу сказать конкретно о себе! – и вот тут-то он как бы невзначай... для неопытного в таких делах слушателя как бы совершенно естественно – вдруг начал расхваливать самого себя! Тем самым доказывая свои якобы невиданные карьерные достижения! – Всего, что я ныне достиг в своей жизни, я добился, можно сказать, благодаря Наталье Павловне! Она для меня – вторая мать. И это не пустые слова. Перед вами сидит моя первая мама. А Наталья Павловна была вторая моя мама! А я добился в жизни очень многого! Я живу в Москве. Я всем обеспечен. И добьюсь еще большего! У меня прекрасная работа. Она приносит мне большое наслаждение и достаток! И всё это во многом – заслуга моей любимой учительницы. Поймите меня правильно!  

– Ну хорошо, – легко пошел я на уступки перед его профессионально и виртуозно исполненным напором. – Если вы мне угрожаете, я удалю.  

Видимо, в порыве "страсти" я начал говорить очень громко, так что "зрители" сидевшие за соседними столиками, начали на меня оглядываться.  

– Нет! Я ни в коем случае не угрожаю вам – продолжал убаюкивать бархатный баритон в гаджете. – Я прошу вас сделать правильны выводы. Я не случайно пригласил на эту встречу мою маму – чтобы вы своими глазами увидели, что мои слова – это не пустота. Они – правда!  

Мадам, сидевшая напротив меня, всё это, естественно, слышала и аккуратно маленькими порциями ела ложечкой свое пирожное и продолжала ядовитенько улыбаться. Их нехитрый спектакль имел успех – всё выглядело очень и очень убедительно! Речь говорившего была на удивление литературно правильной. Безупречной! Он находил очень гладкие, безукоризнено округлые, отшлифованные, как морской камень, фразы – ни к чему не придерешься. В общем чувствовался особый тренинг по внушению аудитории чужого мнения. По навязыванию посторонним людям своей, сугубо особой, точки зрения на мир! усыпления их воли и бдительности. И мадам улыбалась скорее всего потому, что ей показалось, что они вдвоем таки сумели "заарканить" в свои словесно-психиатрические сети и меня тоже. Хотя в чем заключался их так называемый гипноз? Может, только в том, чтобы создать во мне иллюзию, что со мной действительно искренно говорит действительно "школьный, второй сын" Миюсовой? Что для него она реально!  

была второй матерью? Ну так что же? Это – чувство святое. И к нему требуется чужим людям относиться тоже трепетно! А как же иначе? И тут, чтобы убедить в этом собеседника, можно вполне обойтись без гипноза.  

– В общем вы меня, Сергей, надеюсь поняли? – никак не мог угомониться голос в трубке.  

– Хорошо-хорошо! – не упорствовал я, прекрасно понимая, что мое нежелание подчиниться их совместному требованию приведет лишь к войне с очень неблагоприятными для меня последствиями. Зачем мне было связываться с теми, кто ходил под бандитами?! Или под полицией? – и тех, и других следует опасаться как свирепых диких зверей, безжалостных и беспринципных! – Но скажите мне, – спросил я, прервав его слишком уж гладкий, "прилизанный", тщательно отрепетированный словесный мусор, – что там конкретно стало с той девчонкой, которую Миюсова тогда воспитывала?  

– С кем, с кем?  

– Ну, с Мариной.  

– Мариной?.. – удивился голос. И тут я понял, что он моего рассказа даже не читал, слышит о Марине впервые и, разговаривая сейчас со мной, лишь исполняет чье-то поручение. В общем он мне стал неприятен! – Про Марину ничего не знаю... – ответил голос в рубке. – Я с Мариной никогда не был знаком. Не слышал о ней вообще.  

– Странно...  

– Я рождения середины 80-х, учился у Натальи Павловны позднее, когда никакой Марины рядом с ней в школе не было. Ну в общем, надеюсь, мы с вами, Сергей, договорились, да?  

– Ладно. Согласен.  

– Вот и прекрасно! Значит, сегодня же вечером вы этот рассказ удалите. Да?  

– Да.  

Конечно, я мог бы встать в позу и бойко заявить этому дешевенькому актеришке, что у меня остался в мобильнике его телефонный номер, есть его портрет во "В Контакте". Что он в общем-то полностью в моих руках. И если я сегодня же напишу заявление в прокуратуру, что он мне угрожал – хотя и в мягкой, завуалированной форме – то ему может очень непоздоровиться! а оно ему нужно?! Но я не стал ничего этого делать, поскольку это лишь попусту нагнетало обстановку. И я по опыту общения с другими людьми уже прекрасно знал, КАК в таких случаях следует поступать. А следует с непримиримым и довольно нагло ведущим себя собеседником лишь попросту соглашаться – во всем! Делать вид, что ты покорен его воле. И тогда он даже немного теряется от неожиданности... И тут же неожиданным вопросом к нему брать инициативу разговора уже в свои руки. И самое главное тут не отчаиваться. Ничто не потеряно. Ну удалю я этот злосчастный для него, а на самом деле совершенно безобидный рассказ. И что с того? Удалю – сегодня. Но прекрасно восстановлю его через полгода-год, когда страсти улягутся... когда в жизни каждого произойдет много чего такого, что всем станет уже не до какого-то там рассказа про какую-то там давно умершую и бывшую в конце ее тревожной жизни не вполне в здравом рассудке старушку... Всего-то и делов. Более того, рассказ про эту старушку нынешним эпизодом в кафе лишь дополнится. Заиграет новыми красками! И тогда Миюсова тем более войдет в историю нашего города – чего я в обще-то в конечном итоге и добивался. Ну ведь все-таки не напрасно жила этот странноватый человек – зачем-то страдала... мучилось... достигала неведомой цели в жизни... И вот глядишь ты – таки добилась каких-то реальных успехов: про нее теперь будут читать, размышлять, предполагать, философствовать... И это продлится еще долгие и долгие десятилетия после ее окончательного исчезновения с лица земли!.. Всё-таки литература – это великая мощь! Гранитные памятники истираются с веками. Уходят в никуда... А память народа, которая неосязаема, ее и потрогать-то нельзя – вот именно она и живет себе поживает. И не берет ее ничто!  

На этом мой разговор с Банниковым закончился, и я вернул гаджет мадам. Она улыбалась еще более ехидно. Но я сбил с нее это высокомерное лживое чувство превосходства надо мной единственным вопросом:  

– Ну и кем же все-таки Марина приходилась Миюсовой?  

Мадам не ожидала моего обращения к ней и потому заранее заготовленного и ничего не значащего, обтекаемого ответа у нее в голове не было, и вследствие этого она ответила мне неожиданно честно: она несколько пожала плечами, как бы раздумывая, и наконец произнесла:  

– Марина была дочерью родной сестры Натальи Павловны. Сестра рано умерла, и Марина стала ей фактически родным ребенком. Она ее официально удочерила.  

– А где Марина сейчас?  

– Не знаю. Мне известно только то, что квартира Натальи Павловны и все имущество досталась Марине в наследство.  

– Выходит, вещи Натальи Павловны в мусор выбросила все-таки именно Марина. Так?  

– Тоже не знаю. Не вникала в этот вопрос. Даже если это и так, то это уже полностью на ее совести. Бог ей судья... как говорится... Ну так что? Вы удовлетворены? – спросила она резко. – Надеюсь, вам всё понятно? Тогда до свидания! – коротко и злобно отрезала вдруг мадам и продолжила элегантно загребывать ложечкой пирожное с блюдечка и отправлять маленькие кусочки его себе в рот.  

"Рано злорадствуешь и мне тут приказываешь! – подумал я в тот момент. – Сегодняшнего спектакля я вам не забуду! За всё это я вам теперь отомщу! Последнее слово все равно останется не за вами! "  

– Угу, – ответил я ей и ушел.  

Так кто же они такие? – всю дорогу домой непрерывно думал я. Что собой представляют?.. Показного гонору вон сколько! хоть половником из чана тягай – все равно дна не увидишь! Но сразу ясно, что всё это наносное. Показное. Как дешевая бронзовая пыль на предмете, который пытаются выдать за позолоченный.  

Придя домой, я немедленно включил компьютер и наконец-то удосужился сделать то, что следовало совершить с самого начала – нашел во "В контакте" страницу Банникова и внимательно прочитал ее. И мне хватило всего одной минуты, чтобы понять про него всё! Абсолютно всё! Там на своих фотках этот "герой" кривлялся во всевозможных позах на фоне самых разнообразных интерьеров. Вот он сидит в шикарном кресле в каком-то дворце почти из сказки Шахерезады, где всё сверкает золотом и изумрудами! То вот он в красной бабочке на шее и с красным платком в верхнем кармане пиджака выступает с лекцией о богатстве на какой-то шикарно оформленной сцене. А вот он лежит на пляже. А вот он уже в окружении обнаженных и изящных молоденьких женских ножек. И таких фоток 200 с лишним штук! В общем – самолюбование сплошное! И в диких! непомерных формах и размерах! Самопиар! Самовлюбленность! Куда там до него какому-то Нарциссу! Нарцисс – наивный мальчик перед ним! И всё это ради лишь!  

того, чтобы показать, насколько он богат и свободен! Почти как Ротшильд или Роман Абрамович! Хотя те, кто действительно мультимиллирдеры, себя так никогда не выпячивают – им так поступать не имеет смысла: все в мире и без того знают, что у них денег немерено! Так чего же ради демонстрировать свою фотобесталанность и почти подростковое выпячивание своих якобы великих (а на самом-то деле пятикопеечных) достоинств?! А этот "герой" именно выпячивает! Зачем? А вот для чего. Всё объяснил короткий саморекламный текст на странице Банникова все в том же "В Контакте": "Станислав Банников – сетевик, бизнес тренер-коуч, мотиватор миллионеров. Эксперт области Сетевого Маркетинга и прямых продаж. Сетевик с 15-летним опытом. Практик. Обладатель M-Оскара 2012 года. Обладатель награды "Золотое Перо Network News" в номинации "Статья года". В 21 год добился высшего ранга в карьере сетевой компании. В 22 года создал сеть в 12000 человек. Прямо сейчас на работе. 15 лет назад я мечтал о том, что буду работать на берегу моря-океана и делать бизнес через компьютер. Все оказалось еще лучше – можно делать 90% работы через телефон. Вот такой крутой у нас сетевой бизнес – рекрутинг, обучение, мотивация – все это можно делать онлайн, при помощи телефона и в любой локации. И еще: мечты тут сбываются! "  

Так, оказывается, грозивший мне карами Банников всего-то навсего примитивный сетевик-коуч, распространяющий товары очередной российской парфюмерной фирмы-одновневки... А уж форсу-то, форсу! Словно он – единоличный обладатель огромного золотого прииска в Калифорнии!  

А чем таким важным занимаются сетевики-коучи? Да фактически ничем! Продажей воздуха! Навязыванием несчастным, безработным людям "золотоносной" мечты-обманки. Эти бизнес-коучи подыскивают лохов, которых, как собак, "натаскают" на ложную цель, суть которой заключается якобы в возможности скорейшего обогащения – буквально за год-два! И наивные, обманутые лохи, поддавшись гипнотическим "завываниям" зазывал, закупают продукцию рекламируемой сетевиками фирмы целыми ящиками! И потом долго-долго распространяют ее по одному бутыльку или флакончику не через магазины, а ходят по улицам, предприятиям и квартирам и навязывать всякое такое-сякое барахло гражданам – якобы это для покупателя обойдется очень дешево. Что, конечно же, чистейшей воды обман.  

Однако о так называемых сетевиках следует рассказать еще чуть подробнее. И поведать действительно имеется что... Сейчас мы в России переживаем очередной за 30 прошедших лет кризис. Уж и не знаю, какой по счету. Третий или пятый – никак не меньше. И как только в стране начинается кризис, так тут же, словно крысы из подвалов, появляются тучи всевозможных сетевиков. И самой первой для России была созданная примерно в 1992-м году сеть по распространению средства для похудания под названием гербалайф. Этот протеиновый напиток тогда только что изобрели на Западе, для России он был продуктом совершенно не известным – чем пройдошистые "предприниматели" и воспользовались. Сетевики брали в аренду залы в кинотеатрах, школах, клубах и в прочих подобных заведениях и невиданной по размаху рекламой зазывали в эти помещения тысячи зрителей. Там повсюду уже были развешаны огромные многокрасочные глянцевые плакаты, на которых сетевики отображали якобы свой недавний распрекрасный отдых на пляжах самых экзотических стран! Разумеется, это был голимый фотошоп. Но простая публика в те годы была еще наивна до глупости и верила всему, что было глянцевым и красивым! Тут же начинала звучать веселая музыка! Человек 10 сетевиков выходили на сцену и каждый из них расписывал роскошную красоту тех мест, которые он этим летом посетил! И следовал вопрос их к самим себе: "Как же мы этого достигли? И наш ответ прост: очень легко! Мы продаем гербалайф! " И дальше начинался рассказ о том, как можно повторить их "тернистый, но такой успешный" путь. "Поначалу было очень трудно! – врали сетевики со сцены по очереди. Приходилось продавать всё самим. Но с течением времени у каждого из нас сложился круг постоянных клиентов, которые были нам верны. Им мы начали продавать товар чуть дешевле, чем остальным, не "нашим" покупателям. Так этот круг рос, рос и наконец вырос в целую сеть! И теперь мы сами уже не работаем. А только делаем оптовый заказ в головном офисе нашей фирмы, контролирем, как наш товар привозят на склад, а потребители приходят к нам уже сами! И всё раскупают за считаные дни! Таким образом мы зарабатываем в месяц по 5 – 7 – 10 тысяч долларов! – врали сетевики, не краснея. – И всё выходит, как в рекламе: я лежу, а денежки ко мне сами текут! И наш опыт может повторить каждый из вас. Достаточно купить у нас партию коробок гербалайфа – для начала немного, штук 5-10, и начать продавать его самим. И у вас всё получится! " Далее следовали более тонкие психологические игры и ходы: ведущие данного рекламного "концерта" предлагали сидящим в зале подопытным зрителям подняться на сцену, всем взяться за руки и хором крикнуть: "У нас всё получится! " И оглушенные рекламой лохи действительно выходили, и брались за руки и повторяли как мантру много-много раз: "У нас всё получится! У нас всё получится! У нас обязательно-обязательно всё-всё получится! Мы больше не наемные рабы хозяина. Мы – сами хозяева! Мы сами – предприниматели! И еще раз: У нас всё получится!!! "  

И вскоре таких сетевиков развелось море! И одна половина страны продавала гербалайф другой половине. А цены коробок с "чудесным напитком" вырастали до невероятных размеров! И тем не менее реклама действовала! Герой России генерал Шаманов потом, когда уже стал знаменитым, рассказывал, что в дни его учебы в московской академии его семья жила в крайне унизительных условиях! К армии в народе относились как к внутренним оккупантам! Как к врагам! В результате долговременного воздействия американской пропаганды собственных военных в российском обществе в открытую презирали! И до прихода на пост президента России Путина правительство страны делало всё, чтобы собственную армию уничтожить! Ее массово сокращали. Разоружали. Солдат морили голодом. Зарплата даже у генералов была в прямом смысле слова нищенской! И, чтобы выжить, даже он, генерал, был вынужден по вечерам после занятий в Академии переодеваться в гражданскую форму и подрабатывать то таксистом, то распространителем гербалайфа...  

Вся эта гербалайфная эпопея продолжалось где-то 2-3 года. А потом всем самостийным продавцам-"предпринимателям" стало ясно, что их нагло кинули, и ажиотажная волна рекламы по распространению гербалайфа стала бесполезной и быстро схлынула. Словно ее никогда и не было! Но на смену ей пришли новые рекламные акции. Сетевики в России отныне люто обнаглели и навязывали новые виды товаров повсюду – буквально влезали в каждую квартиру. От них не было никакого спасения! Всё стало в точности как на Западе! Вот Банников и был тем самым коучем, который хорошо поставленным голосом под специально подобранную музыку одурманивал толпу лохов с микрофоном в руке со сцены. Красиво врать, гипнотически завораживать дураков и было его профессией. Ну а то, что он якобы имел с этого огромный доход и вел праздную жизнь долларового миллионера, так это было всё той же самой рекламной игрой – дескать посмотрите на меня. И сами станьте такими же!  

Сейчас звонивший мне Банников является бизнес-тренером в парфюмерной фирме. Но можете не сомневаться, что она, как когда-то гербалайф, самоуничтожится от перенасыщения рынка своим дрянным товаром, и Банников переключится на распространение, например, концентрацептивов или очередной "волшебной по эффективности кремлевской таблетки". И так до бесконечности! И, пока он молод и физиономия его более-менее вызывает доверие, он так и будет зазывать в свои сети новых лохов, и они опять и опять обалваненно будут становиться на сцене в ряд, браться все дружно за руки и долго-долго повторять хором одну и ту же мантру: "У нас всё получится! У нас всё получится! У нас обязательно-обязательно всё-всё получится! Мы больше не рабы хозяина. Мы – сами хозяева! Да-а-а!!! "  

Так что – нет! Не напугал ты меня, бизнес-коуч. И пошел-ка ты со своим гипнозом куда подальше! Грош цена всем трудам провинциальной училки географии Миюсовой, если она в итоге всех упорных своих трудов вырастила вот таких "гениальных супер-пупер-менеджеров"!..  

Я после встречи с мадам, придя домой, как и обещал, в тот же день удалил рассказ про Миюсову. А потом одумался. И переменил свое решение. Если Банников и его так называемая мамаша затащили меня на свидание с ними наглым обманом, то и я вовсе не обязан сдерживать сгоряча, необдуманно данное им слово. Тем более обожаемая ими Миюсова вовсе не была "святой", какой они ее запомнили. Для других сотен учеников она осталась в памяти именно как зловредная старушонка, которая обзывала их "фонтаном дерьма! " Именно поэтому они жаловались на нее в различные инстанции и потому Миюсову вообще убрали из 13-й школы. И объективность в изложении всех произошедших в те годы событий требует запечатлеть этот факт в тексте тоже. К тому же всего через 4 дня после моей встречи с описанной выше "мадамой", 26-го февраля, у нас в Ульяновске в школе №81 произошел страшный случай: прямо посреди урока математики 15-летний 8-классник по фамилии Ф. вдруг встал, подошел к учит!  

ельнице и, ни слова не говоря, ни с того ни с сего ударил ее ножом в живот! После чего закинул нож в дальний конец класса и убежал из школы, и его весь день потом искали. Как выяснилось, нож был обыкновенный, кухонный и его преступник принес с собой из дома. Мать этого бандюги накануне увидела нож в портфеле сына, но не придала этому значения. До этого преступник ничем из толпы одноклассников не выделялся, был тихим, незаметным подростком. Однако до этого он учился в соседнем лицее, но оттуда его, видимо, за неуспеваемость, исключили, а директор 81 школы его пожалела и пригрела этого змееныша на груди. Раненая им учительница алгебры, по отзывам учащихся, очень хорошая, никогда не грубила детям, имеет почти 30-летний стаж работы в школе. Сейчас она в реанимации, ее состояние, по выражению медиков, стабильно тяжелое, поражена печень, сделана операция. Преступник Ф. задержан. Что конкретно он говорит на допросах, следователь пока, естественно, не сообщает. Однако журналисты уж!  

е раскопали, что подросток жил в неполной семье, воспитывался!  

матерью, семья характеризовалась до этого исключительно с положительной стороны. Мать подростка, узнав о совершенном ее сыном преступлении, с сердечным приступом попала в больницу. Все одноклассники преступника не могут объяснить его поведение никак...  

Разумеется, интернет, как всегда, тут же наполнился тучей комментариев по поводу произошедшего! Многие в случившемся обвиняют саму математичку: дескать довела! или – школьного психолога: дескать недоглядела. Другие комментаторы отвечают обвинителям: а как тут доглядишь, если в школе около тысячи учащихся и всего одна "психологиня" на всех, которая привыкла на работе ничего не делать – потому что она, как правило, недавняя студенточка пединститута, ей 25-30 лет, жизненного опыта, почитай, никакого, с детьми она работать не умеет, видит их только на переменах, уроки никогда не вела, зарплата у нее грошовая, личная жизнь наверняка неустроена. До детей ли ей? – чужих, подчеркиваю, детей! Ну, пришел бы к ней этот пацан перед тем как совершить нападение, ну, пожаловался бы на то, что математичка к нему регулярно и уже не первый год придирается, постоянно занижает оценки, обзывает, прилюдно унижает, считает человеком с невысоким интеллектом, считает свой предмет лучшим и важнейшим в мире, а на все остальные смотрит свысока! и такое прочее – и что, спрашивается, с того?! Что ему на это ответила бы "психологичка"? Известно заранее: только отделалась бы в ответ крайне общими фразами. Или уж вообще – посоветовала бы тому сходить к психиатру – "полечиться, полежать в психбольнице, попить успокаивающих таблеток", что для подростка стало бы вообще крайней формой унижения!  

Примечательно еще и то, что ровно год назад, в начале марта прошлого, 2019 года, ученица из этого самого класса, где учился убийца, бросилась вниз с 10-этажного здания и разбилась насмерть. А 21-го марта того же года с того же самого здания спрыгнула и разбилась вторая ученица, и, как некоторые в интернете утверждают, всё из того же класса... Или по крайней мере из той же параллели. Сейчас уже стало известно, что Ф. незадолго до совершения им своего дикого преступления разместил на своей странице "В Контакте" скришот прощального письма к людям девочки-самоубийцы, своей одноклассницы, которая запостила его накануне своей гибели год назад...  

И я вдруг представил себе на месте пострадавшей несчастной математички высокомерную Миюсову. Как сегодня отреагировала бы на жалобы подростка или школьной "психологички" она? Да не приведи господь было кому либо что сказать поперек мнения Миюсовой! Реакция на это у нее была бы только одна – она по своей привычке лишь презрительно рассмеялась бы в ответ, блестя своей знаменитой проволочкой во рту! И еще и еще раз обозвала бы нынешнее поколение учеников "фонтаном дерьма"! – таков уж был у нее непримиримый, "железобетонный", "советский" характер! Всех, кто плохо знал обожаемый ею предмет – географию – она презирала!!! Он-то, ее характер, в конце жизни жестоко ее и подвел!.. Ведь, почитай, вся ее карьера полетела псу под хвост! Она потерпела такое страшное поражение! И от кого? От собственных же учеников. От нового их поколения. Проиграла им по полной!  

Ну да, согласен: нынешние ученики в сегодняшних тепличных условиях, когда все с ними только сюсюкаются и всё им прощают, выросли невиданными эгоистами и сволочами-беспредельщиками, не знающими никаких берегов! Ну а как с этим бороться, если таковыми стали условия всей нашей трижды проклятой жизни? Я считаю, что – уже НИКАК! Теперь бесполезно что либо делать... Новое поколение уже выросло, сформировалось и вошло в жизнь. И теперь уже не мы, взрослые или пожилые люди, а именно они, нынешние 15-летние, уже через 5-7 лет начнут управлять нами и выставлять нам всем ИХ условия жизни. И вот тогда мы уже ой как все поплачем!.. Да будет уже поздно...  

Потому-то, исходя из всего вышеизложенного, я выдержал некоторую паузу... все еще раз хорошенько обдумал... И уже через неделю после того как удалил, все равно, на зло всем врагам, восстановил сей рассказ. И приписал к нему это послесловие, которое ты, уважаемый читатель, сейчас перед собой видишь. В нем я лишь слегка изменил фамилию Банникова и имя мадам из кафе. И если эта "сладкая парочка" начнет мне звонить, вызывать меня на разговор и приказывать мне снова, то на этот раз я действительно напишу заявление в прокуратуру о том, что мне угрожают! И прославлю их в интернете! И очень надеюсь, это прервет столь показушно успешную карьеру Банникова.  

Вот и вся история.  

Из переписки с читателями в интернете.  

1-й читатель:  

"Сочный рассказ, и на печаль провоцирует безутешную...  

Я когда-то тоже чуть не попался в этот капкан. Пока в аспирантуре болтался, предложили в школе поучительствовать, там не хватало кого-то. Но я отказался. Потом, через годы, уже предложили лекции почитать студентоте, но я и тогда устоял.  

А если бы не устоял и согласился, то в теме про "детей и рукоприкладство" глотку бы рвал не за гуманизм, а что метелить их надо не покладая рук.  

Ну и училку жалко, которая в рассказе. Эх... "  

2-й читатель:  

"Кажется мне, в каждой школе есть такая училка, или была... У нас как раз в старших классах была суперстрашная историчка лет 35. Метр 80 ростом, с грозным голосом и стремлением "завалить", если ты начинал давать при ответе слабину. Тоже грозила не допустить до экзаменов и на уроках все ее боялись. Естественно, была она не замужем. Через лет 6 по окончании школы и вуза ко мне в детсад поступили двойняшки – мальчик и девочка – с фамилией той училки. Не знаю, как ей удалось выйти замуж, да еще и не сменить фамилию, но факт остается фактом. Со своими детьми она общалась так же, как тогда с нами. Однажды явилась за ними в детский сад, ушла, и оказалось, что мальчика не забрала – была дана детям команда: "Крошки мои, за мной! ", и, не глядя, идут ли дети за ней, она повернулась и пошла! Но сын ее не услышал... и остался в группе... Когда же ее воспитатель позвонила ей домой (мобильников тогда еще не было), и сказала, что она забыла сына, та ответила: "Ах вот он где!.. "  

Наталья Мартемьянова, С-Петербург.  

3-й читатель:  

"Унылая судьба... У нас в 4-5 классах математику преподавала Анастасия Васильевна. Тоже маленькая, крошечная. Но! Прическа из обесцвеченных волос, аккуратная стрижка, туфли идеальные на каблучках, костюмы, пригнанные по фигуре, платья идеальные. Тоже не забалуешь. Тишина на уроках – попробуй не ответь! Пацанам могла и линейкой врезать за здорово живешь, особенно не улыбалась, Сталиным не пугала. Фиг знает, чем брала. Жила всю жизнь одна, потом вышла на пенсию и я о ней и ничего не слышала вовсе, хотя жила она в соседнем доме. Может переехала куда, я забыла о ней. Впечатления запущенного и бедного человека она не производила... "  

Марина из Нововоронежа.  

Мой ответ Марине: За то, что она била учеников по рукам линейкой, ее сегодня – на все 100 % – лишили бы диплома, судили бы за рукоприкладство и дали бы реальный срок!  

4-й читатель:  

"Учителя редко бывают "от Бога", обычно зануды и стервозины! А дети должны любить своих учителей... У нас была преподаватель математики Серафима Илларионовна, мы ее называли просто Симочка. Она пыталась казаться строгой, но на самом деле была добрейшим человеком. Математику мы все знали на 5+. Она объясняла нам все снова и снова, если не поняли еще и еще раз. Гоняла нас, если реснички красили – прямо отводила в туалет и собственноручно умывала! Но на ее уроках было очень интересно и сама она была смешная и с юмором. До сих пор помню ее, нам с ней очень повезло. Я поступила в экономический институт легко и это благодаря ей. Думаю, что на этой работе нужен талант и любовь к детям и своей профессии и огромное терпение. А у нас в педагогический поступали те, кто не поступил в другие ВУЗы – так чего же ждать, когда человек занимается нелюбимым делом? "  

5-й читатель:... как по-разному рассказали бы одно и то же все герои твоего рассказа!.. А с девчонкой и журналом шутка неудачная была. Дети фиг прощают неудачные шутки, если тока не извинишься. Подружки её – молодцы, поддержали против обидчика... Ты старший, ты – учитель, ты сильнее и умнее, а словом подростков очень легко ранить. Можно словом и вмазать, и нужно иногда. Но никогда не обижать,... это принципиально!... грустную картинку ты нарисовал... "  

Мой ответ этой читательнице: В школе работать за такие гроши вообще НЕЧЕГО! Мужику – вдвойне! А за работу с 14-летними нужно платить 2 раза больше, чем с 10-летними. Работать с детьми – это вообще женская работа. Училкам нравится сюсюкаться, собирать и смаковать все их сплетни. Эта старая училка обожала детишек – ну и что она получила в конце жизни?! Всеобщую ненависть! Увольнение чуть ли не по статье! Плевок в душу! И всё это по воле тех самых девочек, которым в нынешние времена слова не скажи – тут же тебя обгадят с головы до ног. "Детишки" могут сделать с училкой ВСЁ! А учитель не может им ответить НИЧЕМ!!! Да еще получить от читателей типа ответа: мол, оба получили по заслугам – я за "свиноводство", а училка – за "фонтан говна".  

А итог всегда ОДИН – школу ненавидят все! И учителя, и ученики! "  

6-й читатель: Своеобразный взгляд на школу. Хорошо, что автора там нет, а сочувствие вызывает он, а не географичка... Насчёт выбрасывания вещей после смерти – так это почти все делают, и вовсе не из ненависти к усопшему, думаю, есть желание забыть скорее этот кошмар, инстинктивное отрицание смерти, вот и выбрасываются личные вещи.  

Довлатова читала, одну мысль запомнила и согласна с ней. Смысл в том, что нет людей хороших и плохих, есть обстоятельства.  

Мой ответ ей: Хо-хо! Сочувствовать – мне?!.. За то, что я честно и правдиво описал вам то, что РЕАЛЬНО творится в нашей раздолбанной дрянной антидетской и вообще античеловеческой школе?! В которой всё – АНТИпедагогично, тупо деревянно-гнилое и ржавое...  

Ну, знаете... ТАК извратить смысл моего рассказа – это надо постараться!..  

7-й читатель: Весь наш дорогой и ценный нам хлам, поле нашей смерти уже никому не нужен. Никто это хранить не обязан. Люди того времени вообще как то по особенному к простым предметом относились, как будто цеплялись за них чтоб не сорваться в какой то потусторонний мир. И становились очень зависимы от этого хлама.  

Мой ответ: Потому что тот хлам в сталинское и брежневское время доставался с таким огромным трудом... И стоил огромных денег! И вообще-то это не никакой не хлам. После смерти моих бабушки с дедом мы всё их старьё тоже выбросили. А через 20 лет я пришел в наш ульяновский краеведческий музей и вдруг увидел, что абсолютно ВСЕ выброшенные нами вещи оказались в музее – как символ сталинско-брежневской эпохи. Там были телевизор "Рекорд", сервант, тумбочки, этажерка, даже металлическая фигурка обезьяны, которая держала в лапках баночки для перца и соли. Всё было точь-в-точь! Разумеется не наших стариков, а чужих людей – просто в те десятилетия все жили абсолютно одинаково. И у всех всё было похожее.  

Так что и наши нынешние шкафы, фотоальбомы, платья и прочее через 50 лет станут исторической РЕЛИКВИЕЙ! А через 100 лет будут стоить миллионы рублей!  

8-й читатель: Дико интересует вопрос: как она заставляла работать детей на уроке?  

Мой ответ: Ответа на этот вопрос нет! В юности Наталья Пав-на, когда только начинала работать учителем, тоже никак не могла добиться дисциплины. Она мне как-то рассказала, что и у нее школьные хулиганы устраивали прямо на уроках драки. И тогда она упорно ходила домой к родителям таких учеников, буквально доставала их своими нравоучениями, заставляла приходить на свои уроки, и те приходили, сидели, смотрели за своими детьми – так и приучили отпрысков к тому, что связываться с ней опасно! Но это всё действовало только до Ельцина. Потом была объявлена всеобщая демократия – и понеслось! Учителей перестали считать за людей. Не случайно Наталья Павловна стала срываться на уроках, обзывать учеников. А те в ответ начали жаловаться на нее во все инстанции. При советской власти писать жалобы на учителя было признаком слабости родителей. Таким людям как правило отвечали: "Учитель всегда прав! Это вы сами не смогли воспитать своего ребенка. " После "демократической революции" всё перевернулось ровно на 180 градусов. И учитель оказался всегда во всем виноватым. Чуть что его тащили в суд, обвиняли в рукоприкладстве, в профессиональной непригодности. Дальше – хуже. Потом, когда доказательств не было, девочки вообще начали придумывать, что учитель-мужчина до них домогался! И тут никаких доказательств со стороны обвинения не требовалось вообще! Так и говорили: "Дети напраслину на учителя возводить не станут! Раз говорят, что домогался – значит, так и было на самом деле! " И всё! Учителю была хана! На него заводили уголовное дело и доводили до суда. И это не выдумки. Об этом много писалось в газетах...  

Был объявлен курс: "Дети у нас – привилегированный класс. Дети – почти святые! " Так демократы-либералы испоганили школу вообще, превратили ее в толпу погромщиков, которым дозволено всё. А учителя превратились в стадо запуганных нищих баранов, которым в свою защиту слова нельзя сказать. Не даром учитель-мужчина в наши дни – это редкость. Потому что в глазах общества он или не удачник, или вообще нищий ни на что не годный дурак!..  

9-й читатель: Такой грустный рассказ, напомнил мне нашу учительницу начальных классов, Клавдию Дмитриевну. Разница была лишь в том, что она так и прожила одна, а в итоге сошла с ума... Сначала рассказывала всем учителям подробности про ее жизнь – была несчастной женщиной. А потом прямо во время урока залезла на парту, начала гримасничать, кричать, одежду срывать, дети были очень напуганы, вызвали скорую, забрали ее потом в психбольницу, где она и умерла. Потом ходили слухи, что ее соседи "довели", квартира у нее была в центре города, большая.  

Мой ответ: Невероятно... Надо будет эту историю обдумать и написать про это рассказ...  

10-й читатель: Нда... Как педагог вы так себе...  

Мой ответ:  

Ах! КАК я переживаю по этому поводу!!! Аж спать не могу! Локти кусаю! Жизнь прожита напрасно! Мировая пИдагогика столько потеряла... А уж я – так и тем более!  

Сергей Аверьянов: Я учился у Натальи Павловны в середине 90-х. Географию не особо любил, но, получив в пятом классе первый в жизни трояк, проникся важностью и дальше получал только пятерки. По гамбургскому счету могу сказать только хорошее: уроки были интересными, некоторые определения (про всякие углы падения солнечных лучей) помню дословно и сейчас, 20+ лет спустя. Много чего пригодилось как в учебе, так и в жизни как полезный багаж знаний. Она, безусловно, была очень талантливым, хоть и своеобразным педагогом.  

Зинаида Веселова: Цитирую: "Вот в общем-то и все, что я хотел рассказать о странной старушке и училке Наталье Павловне " -довольно грубо и жестоко по отношению к уже умершей Учительнице...  

Мой ответ: Не хочу ни о чем спорить... Наталье Павловна – лицо реальное, жила у нас в Ульяновске. Ее уже почти все забыли... Может, благодаря моему о ней рассказу ее имя войдет в историю города... Не знаю... Вам не понравилось? ну и бог с вами – на всех не угодишь...  

Зинаида Веселова: Дело не в том, что мне не понравилось. Я ее хорошо знала и мне кажется, вы сводите личные счеты с ней, иначе, зачем вам лить на нее всякую грязь, неуважительно говорить о ее внешности и копаться на помойке в поисках ее бывших вещей. А человек она была очень неординарный. Может быть, коллегам с ней было неудобно, но вокруг нее всегда были дети и они все были ее единственной семьей. И в ТАКОЙ памяти, которую вы о ней хотите оставить, она не нуждается. Ее и без вашей помощи есть кому помнить.  

Мой ответ: Прекрасно, что Вы откликнулись! Вы – единственный человек, кто за всё время после написания этой истории откликнулся, хотя Наталью Павловну действительно знали и любили сотни людей. И этот мой рассказ про нее прочитали многие. Если даже и не прочитали его, то хотя бы СЛЫШАЛИ о нем – потому что про эту дрянную 13-ю школу я и писал, и публично рассказывал многим. Этой школе последние годы очень не везло на директоров. И Наталья Павловна очень страдала от наглости директрисы Чистовой.  

Да, я действительно с Натальей Павловной не дружил, но у нас были довольно теплые и мирные отношения, поскольку мы были коллегами и периодически она меня как бы опекала. Но потом я уволился из школы, она перешла в другую, очень постарела, характер у нее испортился, и при встрече мы даже уже не здоровались. Да и встречались раз в 10 лет – случайно, где-нибудь на трамвайной остановке.  

Я в ее личных вещах на помойке и не думал копаться. Просто ее дом находится по соседству с моим, как-то раз я увидел, что возле помойного ящика лежат книги – заинтересовался, рассмотрел их, потом увидел вокруг них множество исписанных тетрадей – по географии. Заглянул в них, а это – ее учительские поурочные планы. Там же и ее фамилия. Так что все претензии не ко мне, а к тем, кто продал ее квартиру с ее же вещами. Вот Вы сами, если, как уверяете, так любите Наталью Павловну, и установите, КТО это сделал. Кто посмертно НАПЛЕВАЛ ей в душу! Найдите этого человека и взовите к его совести. Если у Вас это получится...  

В общем все вопросы уже не ко мне...  

Алена Исаева: Я только что увидела вашу заметку об этой замечательной учительницы! Одноклассница прислала. Мы только сегодня ее вспоминали и никак не могли фамилию ее вспомнить. Я помню о ней только хорошее! Мы – выпуск 2004 года! И правда дисциплина у нее была отменная! Оскорбления? На них "напрашивались" те, видимо, кого вы встретили во дворе тогда.. не самые хорошие ребята – а те, кому легче было вывести взрослого человека и жалобу накатать, нежели выучить предмет из школьной программы! Я помню, как она выходила в 8. 00 из своего маленького кабинета с чашкой кофе и сыром.. запах тут же разносился по классу! Мы и правда старались учить ее предмет, но удавалось не всем. Я тоже ходила на ее занятия после уроков, но потому что она давала такой шанс – шанс понять мир по контурным картам и знать, где какие ископаемые, ведь это интересно. А я тогда не понимала! Жаль, жаль, что не все учителя были такими! Я ей могу сказать только СПАСИБО ЗА ТИТАНИЧЕСКИЙ ТРУД! Вот и всё)  

Галина: За учителями следить надо! Некоторые только и делают, что словесно унижают учеников! И не удивительно, что потом то избивают, то пыряют их. Потому что детям остаётся? Придти пожаловаться родителям, что их унижают? И что? Родитель пойдёт разбираться? Нет. Как принято у нас в школах в подобных ситуациях сваливают на учеников. Это ученики у нас стали неуправляемые, родители не воспитывают детей, а учителя святые! Им можно ткнуть ученику и сказать что он дебил, и мозгов у него нет и не будет. И всегда найдётся пара учеников которые боготворят этого учителя и столько же ненавидящих таких учителей.  

Павел: У меня мать всю жизнь тоже учительницей вкалывала. Только в этом году на пенсию еле отправил- с огромным трудом, после долгих уговоров. Ведь что сегодня в школе твориться! Встает такой кретин 14 летний и говорит: "А что вы мне сделаете? Я пойду и заявление напишу, побои сниму. И вас из школы турнут! И все мне "спасиба" скажут! " Реально руки у педагогов связаны. Родители бессильны, школа тем более...  

Мария Першина: Вот этот альбом с фотографиями на помойке... Слышала подобные истории, как родственники выбрасывали такие личные вещи. Причём так, на всеобщее обозрение. Неправильно это. Это же память, семейная история, архив. Моя подруга детства, онкобольная, незадолго до смерти просила выслать ей фото моей семьи, детей. Уже понятно было, что недолго ей осталось и хотелось бы ее порадовать – встретиться вживую не было возможности. Но вот эта мысль, что после неё наши снимки, как память о счастливых моментах в жизни меня и моих детей будут втоптаны в сор... Не хочу. Так ведь и не прислала... Конечно, обидела ее этим. Надеюсь, она поняла и простила меня...  

11-я читательница: Я – выпускница "бандитской" 13-ой школы, 89 год выпуска.  

Прочитала Ваш опус и у меня возник один вопрос: для кого эти душевные муки и терзания? Что в Вашем творении такого нетленного, что Вы определили его, как "Проза" и прочите ему славу исторического источника, необходимого потомкам?  

Заставила себя дочитать до конца вместе с комментариями, несмотря на то, что это – не литература.  

Считаю необходимым сопроводить данный бред своим комментарием, ведь люди несведущие, чего доброго подумают, что все написанное – правда?! Кто-то даже проникся, хочет накропать рассказец на тему. О, как Вы в начале статьи лицемерно пытаетесь вспомнить имя человека, который оставил неизгладимый след в вашей душе!  

Зачем Вам, Сергей Германович, столь неблаговидным способом сводить счеты с ярким талантливым и порядочным человеком, которого любили многие, а уважали даже враги?! Для чего, как склочной старой бабке распускать слухи, выяснять и вынюхивать подробности жизни человека далекого Вам во всех отношениях? Вы так мстите за то, что когда-то самая лучшая учительница 13-й школы сказала Вам, что в школе Вам не место?  

Так она же была права! К детям нельзя подпускать равнодушных людей, именно равнодушных! То, что Вы пытаетесь всю жизнь разгадать как ребус, решается очень просто – неравнодушие ко всему: к жизни, к профессии, к детям, к судьбе каждого ученика, к успехам и неудачам, к будущему детей! Это же так просто! Вы же в своей статье многократно расписались в том, что Вам все по фигу, ваша хата с краю – ничего не знаю?! Только почему-то выставили это свое качество, как личное достижение и прозорливость, которое убережет Вас от всех бед.  

Из Вас не вышло второго Макаренко, историк Вы никудышный – плохо работаете с источниками (О Наталье Павловне Миюсовой ульяновским журналистом Геннадием Демочкиным и ее выпускниками написана книга "Непотерянное поколение", ее имя в 2005 году вписано в Золотую книгу Почета г. Ульяновска), слава Антона Павловича тоже Вас обойдет – плохо пишете. И Вы так много наврали, сочинили в этой своей писанине, что роль летописца Вам тоже не далась. А вот роль обиженного на всех непорядочного человека вполне по плечу, а жаль...  

В нашей "бандитской" школе и до вашего появления и после вашего ухода было много замечательных учителей, и мы – дети обычного окраинного района города, в основном дети рабочих и служащих, помним и их имена, и их слова, к нам обращенные, и их вдохновленные глаза, глаза людей влюбленных в свое дело. Но называть их здесь я не буду.  

Если бы до прочтения статьи, которую Вы гаденько назвали "Одинокая училка из 13-ой школы", кто-то меня спросил, что ты помнишь об учителе истории Сергее Германовиче, мой ответ был бы кратким, но не содержал бы ничего плохого... Потому что Вы вели у нас только историю.. Но сейчас, познакомившись с вашим пасквилем, я могу процитировать строки Б. Окуджавы:  

Антон Палыч Чехов однажды заметил,  

что умный любит учиться, а дурак – учить.  

Скольких дураков в своей жизни я встретил -  

мне давно пора уже орден получить.  

и напоследок Софокла: Если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума.  

Александра Грибановская: Сергей Воронин, Вы прожили половину своей жизни, но так и не поняли ничего ни о любви, ни о дружбе, ни о призвании, ни о порядочности. Вы — это зависть, вранье и одиночество, к сожалению, и ограниченность, и отсутствие таланта, не смотря на огромное количество написанных вами текстов. Имя нашей замечательной Натальи Павловны в Золотой книге г. Ульяновска, а ваше даже на заборе никто не напишет.  

Мой ответ Грибановской: Ха-ха-ха! Вот ведь печаль какая... Что касается меня — ну и не надоть...  

А впрочем большое вам спасибо, что прочитали этот рассказ — он написан давно, и я никак не ожидал, что с ним у меня будет связано столько приключений и вообще такая реакция читателей. И я никого этим рассказом не хотел обидеть.  

Александра Грибановская: У вас поломка какая-то внутри, дефект. Ни историк, ни учитель, ни человек. Вы никого и не обидели своим пасквилем, вы просто обнажили свою суть, которая вам почему-то не видна в зеркале. И вам не стыдно, и вам хорошо от сделанной гадости. Хорошо, что вы в школе не задержались, таких на пушечный выстрел нельзя к детям подпускать.  

Марина Дорошева (Нововоронеж):  

Ни историк, ни учитель, ни человек... Нда... Не мышонка не лягушку а неведому зверюшку...  

Да ладно, не переживай, Сережа. Я давно на всё философски смотрю. Если я что-то не могу изменить — я этого не вижу.  

Лариса Куренкова (Москва) в ответ на коммент Грибановской :  

Сереж, не обращай внимание на таких баб, это старая дева, у которой ничего хорошего в жизни нет. Ее переполняет злоба и ненависть ко всем. Такие всегда пишут злобные комментарии, а сами ни на что не способны. Существует только одно мнение, ее собственное и других нет и быть не может. Только черное и белое, никаких других цветов и оттенков не признает. Ее можно только пожалеть, не состоялся человек в этой жизни. Конфуций сказал, что если тебе плюют в спину, значит, ты впереди. Не расстраивайся из-за нее.  

Марина Дорошева (Нововоронеж):  

Граф, читаю твои произведения 10 лет почти... Что сказать. Человек не может быть однозначным. Кому-то с ним хорошо, кто-то терпеть его не может. Это жизнь. Даже после смерти оценивают нас на том свете — наши этичные и неэтичные поступки, обиды, которые человек нанес кому-то и те моменты, когда он оказал кому-то поддержку, протянул руку помощи или попрал все заповеди Господа. Разумеется, я бы восприняла это как художественное произведение, но, конечно, имя настоящего человека делает его документальным.....  

Знакомство в сети не дает полноценной оценки человека. Я это понимаю. В жизни мы другие. Тем не менее, выкинули ж вещи старой женщины, которая ушла... Можно хотя бы было сжечь личное. Но это жизнь и это постигнет многих. Их праха в прах. Что делать. Будь добрее. Но желание хайпануть тебя не покидает. Это твоя особенность. Я бы не стала упоминать настоящее имя, заменила бы, может, историю замесила б и немного выдуманным чем-то. Но, простите, ты автор и диктовать-то что.  

Мой ответ Марине Дорошевой:  

Чё-т я не понимаю... Читаю воспоминания Чехова о встречах с большими людьми. И не только великими. Воспоминания Горького... Эти рассказы нам сейчас только потому и интересны, что описаны люди реальные. Пройдет всего-то 20 лет, придет в разум еще одно новое поколение, и оно будет читать нас с интересом только в тех случаях, где мы опишем реальных людей, с конкретными именами. Это будет называться ХРОНИКОЙ реальности, а не описательными писательскими выдумками. И будут невероятные споры! — потому что уже сейчас те, кто видел описанных недавно живых людей, видели и принимали их не так, как я. Так чего ж кипешиться? Это — и есть жизнь. Я видел их — так. Другие — эдак. Какой тут хайп? И чего скрывать?  

Этой дурочке, которая в ответ попыталась меня унизить, так и хочется написать, что слава богу, что я давно уже не учитель — более поганой, нищенской и паскудной профессии не найти!!! Люди бегут из нее толпами. А кто остается в ней, просто не знают, куда сбежать — у них нет другой профессии и не тот уже возраст, чтобы убежать... А вот кому следовало бы стать училкой. так вот это именно этой дурочке, которая мне ответила. Потому что обязательно выносить людям свою оценку — и всегда прямо в глаза! Безжалостно! До жестокости! Это — именно учительская черта. Потому что поганые училки почему-то считают себя вправе воспитывать и переиначивать людей даже тогда, когда люди давно уже не дети. Когда училок уже не просят этого делать — они не в школе. Так ведь нет же! Училки все равно непременно выскажутся. И именно поэтому они — трижды ДУРЫ! Впрочем это не только учительская, это — чисто бабская черта: переиначивать людей на свой лад. А кто им не подчиняется, тех они в открытую презирают! Именно поэтому у таких баб часто и не складывается личная жизнь. Но они этого не понимают -потому что ДУРЫ!!!  

Марина Дорошева:  

Да, тематика школы — очень сложна. Факт, ты не стал прогибаться – и об этом мы не разговорили. Я смотрю некоторые видео из Франции о реальной жизни. Так одна дама из России замужем за французом и очень счастливо. Это так, отступление, потому что это редкость. Так вот она работает в школе французской — не учителем, хотя она педагог, а няней у ученика с ДЦП, что позволяет ему учиться в нормальном классе. Это госпрограмма у них. Так вот. Совершенно другой подход к системе не самого обучения – а о социуме школы. : частое перемешивание классов, т. е. идешь в школу в новый учебный год — в коллектив совершенно другой, замена преподов, общение с родителями только с глазу на глаз и еще много чего. А у нас "накрытые крышкою в душном котле кипели-кипели в крутом кипятке... ".  

Чехов — в возрасте 12-13 лет я отравилась этим писателем конкретно! С той поры я смотрю вокруг его глазами. И теперь не могу даже томик в руки взять — наверное, не выпиши мама это синее с золотыми буквами издание, я была бы другой. И это было б прекрасно. Перед самой пандемией (2020-й год – примечание моё, С. Воронин) ездили из своего городка в Воронеж, в театр на спектакль "Дядя Ваня" — ну до боли — надрыв!  

Все это прочитал. И думаю, что автор никогда не поймет главного – что Наталья Павловна учила нас не зубрить предмет. Она прививала нам любовь не только к своему предмету. Она учила нас любить учится самостоятельно. Она положила жизнь на это. В 1995 году я закончил школу. Но и не прошло ни дня когда я не вспоминал ее. Мне очень повезло, что я был ее учеником, хотя по ее предмету у меня была тройка. Она дала то что мне пригодилось в жизни. Сейчас я майор запаса ВС РФ. Занимаюсь своим делом. Два высших образования. Но самое главное она помогла мне в том, что надо оставаться человеком даже в самые трудные времена. Мне очень жаль автора – он не усвоил главный жизненный урок, прожив жизнь. Но все же спасибо за все написанное, потому как стало понятно в каких тяжёлых условиях приходилось работать моей учительнице. Наталья Павловн, а мы помним о вас. Савинов Дмитрий Владимирович выпуск 1995 год.  

01. 04. 2024