Минута

В шестнадцать часов тридцать семь минут второго апреля две тысячи девятнадцатого года Джек Ротт присел на свою скамейку под старым, ему с детства знакомым, дубом, которому, наверняка, было уже более двухсот или трёхсот лет. Расстояние от его лавочки до самой воды пруда центрального парка, где он частенько прятался ото всех, составляло не более нескольких метров – в любое время года дорожка для прогуливающихся никогда не пустовала. Этот парк настолько являлся живописным и дорогим многим жителям города местом, что многие шли сюда для уединения независимо от капризов погоды. Пруд даже зимой редко полностью покрывался льдом. Его обитатели – разного вида утки – нехотя, покидали водоём в сильные морозы, и немедленно возвращались обратно при первой оттепели.  

Люди ходили мимо Джека туда и обратно. Он давным-давно выбрал себе только одну любимую скамейку, и часто злился, заметив издалека что её кто-то уже занял  

раньше него. Он очень любил посидеть на ней один. Только один. Джек с нетерпением всегда ждал, когда, подсевшая рядом с ним на несколько минут парочка встанет, и навсегда уйдёт отсюда. Он не мог даже думать ни о чём!  

А в одиночестве Джек размышлял обо всём, что происходило с ним когда-то раньше и что теперь творится вокруг него и с ним самим. Он мечтал, что ещё может быть когда-нибудь потом произойдёт в его обыкновенной жизни. Эта простая, ни чем не отличающаяся от других, также расставленных вокруг водоёма, скамейка, как-то само собой, стала для него на десятки лет местом исповеди. Она была ничуть не хуже настоящей исповедальни. Может быть, в этом был виноват высоченный огромный многовековой дуб, склонивший свои тяжёлые ветви над большим пятном земли и краем берега, нависая над тёмной водой своей мистической тенью. Джеку всегда здесь было спокойно, легко и уютно. Только здесь он говорил с Господом или с Его частью, находящейся в самом Джеке.  

Как часто тут он давал себе обещания измениться и более никогда не делать того, о чём приходилось потом сожалеть. И он держал слово. А потом снова и снова давал себе другие обещания, работая над собой, искореняя из себя слабость, грубость и многое-многое другое, свойственное каждому человеку.  

Конечно, неоднократно, Джек многие годы мечтал, находясь здесь о своём счастье – неужели завтра именно тут он сумеет первый раз поцеловать свою возлюбленную, неужели она завтра здесь согласится стать его женой и ответит ему «Да», неужели завтра у них родится первый ребёнок, неужели завтра он получит долгожданное и так необходимое повышение по службе?  

А вот сегодня Джеку Ротту удалось пораньше улизнуть с работы, и он был счастлив! Тёплые лучи, заходящего за небоскрёб Солнца, мягко грели прохладную от весеннего вечернего воздуха кожу лица Джека. Лёгкий ветерок со стороны пруда периодически доносил мелкие капельки воды. Утки, как самолёты, то и дело, взлетали и приземлялись на водную гладь, издавая свои необыкновенные звуки, привлекающие внимание, прогуливающихся по парку людей. Где-то неподалёку шумели дети с выгуливающими их мамами и бабушками.  

Но бодрость и неописуемая радость от всего, что произошло с ним сегодня, придавали душе Джека состояние невесомости. Он мысленно парил над парком, городом и всей необъятной Землей, которая находилась в самом центре кольца огромной радуги, переливающейся разноцветными огнями. "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан", – повторял про себя Джек, не скрывая свою умалишённую улыбку, причина которой была известна только лишь ему одному. Полчаса назад он узнал, что выиграл в лотерею пятьдесят миллионов долларов!  

Джек всем своим нутром сейчас осознал, что такое счастье и, наконец-таки, понял, какая должна у человека быть жизнь. Свободная!  

В его голове молниеносно, со скоростью света, проносились фрагменты из его пятидесяти восьмилетней жизни. Дом, работа, много работы, две жены, трое детей, внуки, родители, опять работа, несколько отпусков на море и в горы, кредитные карточки, невообразимо красивые и любезные молоденькие лица банковских сотрудниц, которым он был, как мужчина, уже неинтересен, брат со своей семьёй, интернет и постоянные телефонные звонки, звонки, звонки.  

Джек тут же достал из кармана мобильный телефон и небрежно швырнул его в воду на несколько метров от берега.  

«А, если кто-то сейчас будет мне звонить и не дозвонится? " – мелькнула мысль и тут же исчезла под водой, на поверхности которой медленно утихали, расходящиеся в стороны круги.  

Он подумал, что каждый родственник и любой близкий ему человек, безусловно, нуждается в деньгах. «Они тоже теперь будут счастливы, но всем не угодишь, и потому я подумаю над этим обязательно, но не сегодня, точно, не сейчас». Так решил Джек и полез в карман пальто за своим выигрышным лотерейным билетом, аккуратно сложенным пополам. Магические цифры на нём, сулившие его обладателю безмятежную свободу просто сводили Джека с ума. Голова, точнее, весь мир вокруг его головы кружился каруселью, бешено набирая скорость и плавно стирая чёткость очертаний предметов из него состоящих. Постепенно, начиная чувствовать от такой круговерти слабость и подташнивание, Джек крепко сжал в кулаке лотерейный билет, боясь выронить его на землю, и неосознанно смял его в комок. В этот миг лицо Джека побледнело до синюшно-белого цвета и неожиданно покрылось липким потом. Его знобило.  

В следующее мгновение на последних секундах тридцать восьмой минуты пятого стенка аорты везунчика внезапно лопнула, что привело к моментальной смерти Джека Ротта, вследствие большой кровопотери и шока, напоследок успевшего подумать о том, что кто-то вообще никогда не играет в лотерею, но у каждого есть своя последняя минута.  

Скомканный бумажный комок с помощью незаметного порыва воздуха без труда выскользнул из руки покойника, мягко упал на пешеходную дорожку и покатился дальше, весело подгоняемый апрельским вечерним ветерком.