Новый вид времен.

Я долго шёл по улице, смотрел под ноги, спотыкался, врезался в столбы и людей, которые ничем не отличались от серого бетона. Я рискую быть пойманным. Рискую жизнью и свободой. Может, сейчас я должен открыть всю правду? Но кто поймёт меня? Сможет ли кто-то воспринять мои слова... Я так отчаялся, что искал их на улице, но как я мог на них смотреть? Решение пришло мне в голову, когда я съедал вторую порцию каши в какой-то забегаловке. Она была такая безвкусная, жидкая и холодная, но я был слишком голоден, чтобы привередничать. Да и денег у меня было совсем мало, я даже подумал о том, что мне может не хватить их до следующей недели. Но все же решился на вторую порцию. В этой каше я нашёл кучу всего, что походило на людей. Например, некоторые хлопья слипались, а какие-то оставались на стенках одни, кто-то тонул в молоке, а кто-то плавал сверху. Это так меня поразило, а ведь столько людей может съесть один большой человек. Я черпал ложкой, кто-то падал или хотел убежать, но я снова и снова брал новую порцию людей и чувствовал себя великим. Когда я закончил, то заметил, что кому-то удалось избежать быть съеденным. Меня поразила их желание жить, они боролись и выжили среди тысячи других. А станут ли они чем то великим? Или снова попадут в тарелку к большому человеку?  

Когда я снова шёл по дороге, то уже смотрел вверх, пытался понять, кто же из них выжил, а кто только должен был попасть в оковы зубов. Мои мысли путались, лица перестали быть обыденными. Я смотрел и видел, что чьи-то лица словно жёванные, искажались, сжимались то справа то слева, у кого-то не было части лица. Но испуган я был, когда увидел тело без головы, я подбежал к нему и начал истошно кричать. Я хвалил его, говорил, что он прекрасен, даже если у него нет чего-то, что так нужно. Я спрашивал как это случилось, желал понять его чувства, но вдруг его рука поднялась и ударила меня по лицу. Я словно очнулся, передо мной стояла женщина лет 30, немного взъерошенная, скорее всего от того, что я ее тряс, её лицо было полно злости и покрыто морщинами, скорее от стресса, а не от возраста. Мне стало так ее жаль, она была так молода, но уже жизнь сыграла с ней в игру, которую она с треском провалила и лишилась головы. Я смотрел на неё и не знал как же ей помочь, а она с такой силой меня толкнула, что я упал, женщина быстрым шагом начала удаляться, а ее голова исчезать.  

Теперь я понимал, что проигравшие люди сами не понимают этого, не понимают, что потеряли. Они так же живут, обглоданные, несчастные, не понимающие всей своей сути. Я должен был что-то сделать! Я сидел на асфальте, плотно прижав спину к скамье, смотрел вверх и искал свою жизнь. Небо переворачивалось, меняло направление и цвета. От голубого до желтого я искал облако, которое пыталось прорваться среди других. От желтого до красного я искал одинокие облака. От фиолетового до чёрного я ждал, что вот сейчас появится тот, кто сможет помочь мне подняться.  

Я нарисовал в своём воображении красоту по своей сути, чуть дерзкую и уверенную, наслаждался ею, пока мог. Я чувствовал, что больше не увижу её.  

Стало холодно, разум очистился, я встал, и в голову снова ударил туман.  

Сумасшедший взгляд, я снова замечал свои мысли о больших людях, меня захватил страх. Я боялся стать таким, как люди вокруг. Я хотел быть целым. Мой мир пошатнулся. Сгорая, от нетерпения я начал бегать по улице, искать целые лица. Какие ужасы я только не видел, лучше бы они были без головы. Улицы начали пустеть, в темноте я почти ничего не видел. Мысли шли быстрым круговоротом. Когда я очнулся, то лежал в каком-то поле, усыпанном желтыми цветами. Все это освещало раннее солнце своим оранжевым светом, поднимаясь из глубин земли. Я чувствовал, что мое тело погибает. Но миссия не выполнена. Я собрал последние силы и прокричал:  

«Тебе стоит запомнить. Я не верю в себя. Не верю в людей. Для чего? Они же ничего не могут. Они только пытаюсь выжать побольше с остальных. Они питаются соком их жизни. Они наслаждаются. Но потом кто-то выпивает их сок. И они. Надменные. Униженные. Гордые. Становятся теми, кого нам так жаль. Теми, кого мы, никчемные, лживые и слабые животные, будем теперь кормить сами. Мы будем снова и снова видеть в них то, чего не существует. Бороться за них. А когда они снова воспрянут, снова поймут, что властны. Они бросят вас на съедение. Избавиться от всех крупиц. А позже. Когда им надоест. Они забудут. Не вспомнят. Мы будем заперты глубоко в его душе. Там, куда он боится смотреть. Там, где он хранит свои тайны. Наши тлеющие тела навсегда угаснут, а про наши кости никто не вспомнит. »