Диализ.

— Перевернись, ну давай.  

— Тогда свет выключи.  

— Чего ты стесняешься, Ленка? Чего я там не видел?  

— Не буду я при свете, сказала уже, раком тем более!  

Вздохнув, Петров щёлкнул выключателем.  

— Ты хоть это… сожми тогда всё там. Я же не чувствую ничего.  

Зато я так много чувствую, хотела съязвить Лена. Но ничего не сказала, только попыталась сократить мышцы влагалища. Хоть не спрашивает, почему не стонет, и то хорошо.  

Проснулась по будильнику, как и всегда. Петров недовольно сопел с открытыми глазами.  

— Миша, ты спи, спи. Мне на работу пора. — дерьмо совиное, думала Лена. — Ты во сколько сегодня на собеседование?  

— В семь.  

— Куда так поздно приглашают? Снова на автомойку?  

— Да не. Потом расскажу. — Петров прикрыл веки. — Давай, дуй уже, а то без тебя эти твои процедуры начнут, я спать хочу.  

— Ты только смотри, не наёбывай. Мигом выставлю, если никуда не устроишься! — повысила голос Лена.  

— Угу. — промычал Петров. — Помню. Я помню.  

Теперь точно выкину, подумала Лена. Хоть и жалко. Пиздит, подумал Петров, пока пиздит, и провалился в сон.  

Лена выпрыгнула из душной маршрутки прямо в грязь. Со стороны могло показаться, что большой белый опарыш начал испражняться людьми. Блядь, подумала Лена. Проклятая весна, она вообще бывает без грязи?  

Вошла в здание клиники, чавкая подошвами зимних ботинок по только что вымытому полу. Пациенты, копошащиеся с бахилами, окинули её роем презрительных взглядов. Лена не обратила внимания. Спустилась в раздевалку и с облегчением сняла пальто. Сквозь аромат каких-то дешёвых духов уже начал просачиваться запах пота. Мудак ты, Миша, в голове роились мысли. Мог бы на вторую годовщину и подороже что-то подарить.  

— Привет, Ленусик. — окликнула её Зина.  

Зина тоже работала в этой клинике. Стаж был не чета Лениному — уже старшая медсестра. С Зиной говорить опасно, особенно на тему бесящих правил и работы с пациентами: мигом отчитает. А потом врачи отчитают, которым она непременно донесёт.  

— Доброе утро, Зиночка.  

— Как дела у тебя? Готова работать? — змея подколодная, думала Лена. Знает ведь, что между сутками был только один выходной. Да и тот она весь проспала.  

— Нормально. Ну а как ещё — конечно, готова.  

— Давай тогда, давай. У тебя пять минут осталось.  

— Угу.  

Переоделась, набросила белый халат и вышла в курилку. Достала спички и пачку Георгия. Глубоко затянулась и сразу закашлялась. Шесть лет как курица, а до сих пор нормально не курица, каламбуром мелькнуло в голове.  

— Как оно, Ленок? — к ней присоединился врач. Новенький, пришёл хорошо, если пару месяцев назад. Лене казалось, время давно утратило свой смысл. Зачем вообще люди считают дни и часы, недели и минуты?  

— Хорошо, Евгений Артемьевич.  

— А ты вчера работала?  

— Я выходная была. И так сутки через сутки пашу.  

— Вот оно что… ладно, ладно. — врач затянулся своей тонкой сигаретой, а ментоловая вонь почему-то ударила в голову Лене.  

— Ладно. Пойду я, смену принимать нужно.  

— Иди, иди.  

Врач сказал что-то ещё, но Лена не услышала.  

Поднялась на этаж и пошла по коридору к четвёртому залу. Как прекрасно, неслось в голове. Снова этих курносиков с сифилисом и гепатитом обслуживать. Хоть спидозников нет, и то хорошо. У входа стояла медсестра с пачкой бумаг.  

— Где тебя черти носят, Лена? Я уже пять минут как должна лететь на крыльях в постель.  

— И тебе привет, Кать. Маршру…  

— Пять минут, представь себе! Я тебя так подставляла когда? С ног валюсь уже, блядь, а ведь скоро приём начнётся. — перебила её медсестра.  

— Угу. Хорошо. — коза драная, хотела сказать Лена. Припомнить бы тебе, как я полчаса твою жирную жопу ждала. — Пошли, Кать, показывай.  

— Да как обычно всё, сама проверишь! — затараторила медсестра. — Пидоры работают, качают исправно, курносики сопят. Сегодня Сергей Виталич умер. Ну, алкаш, который банкротом был.  

— Банкиром он был... — невпопад вставила Лена.  

— Ну банкиром… какая разница! Поднялся после процедуры и упал. Я пульс проверила — нет, и не дышит. Обидно, что кровью кушетку засрал. Столько на отмывку угробила.  

Негласное правило называть все аппараты диализа пидорами, а всех страдальцев во имя Венеры и чёрт знает ещё каких богинь из четвёртого курносиками прочно укоренилось в клинике ещё до прихода Лены. Лишь бы врачи и старшая сестра не услышали.  

— Что ещё мне нужно знать? — безразлично спросила Лена.  

— Да что, что… Остальное нормально. Двое отъехать пытались, после процедуры мы их на такси с девочками посадили. Лишь бы не у нас скопытились – только морока, блядь.  

— Хорошо, Кать. Пост принял. — а может, мне всё это снится, назойливо копошилась в голове мысль.  

— Пост сдал. Я побежала! — хихикнула медсестра и понеслась в раздевалку.  

За рутинным заполнением ёмкостей физраствором и ведением документации пролетела часть смены. Листая карты, Лена удивилась. Свидетельство о смерти. Что оно здесь делает? Близоруко прищурилась, прочла, что свидетельство на имя Петрова Михаила Олеговича. Полный тёзка моего. А если не тёзка?  

Бред какой-то, решила Лена, но покурить нужно. Прошмыгнула мимо пустого поста, выскочила в курилку. Вернулась, попыталась найти это свидетельство среди карт пациентов. Не нашла. Приснилось, завелась снова шарманка в голове. За год такой работы и не такое приснится. Или привидится.  

Курносики были мирные. Пациенты четвёртого вообще не отличались ни хамством, ни склочностью. Каждый знал, что от диализа зависит ещё один день жизни. Может, даже несколько дней. Жизни дерьмовой, с постоянной болью и невозможностью даже выссаться, но жизни.  

— Фамилия.  

— Григорьев.  

— Вес, пожалуйста.  

— Семьдесят.  

— Ложитесь.  

У Григорьева были сожжённые вены. В молодости ставился хмурым, от одноразового баяна, пущенного по кругу, у него гепатит. Теперь и почки отказали. Улыбался гнилыми зубами, наверно, ещё пожить хочет, думала Лена. Пришлось наложить жгут, чтобы хоть что-то получилось. Игла с трудом вошла в сухую, как вобла, плоть. Процесс пошёл.  

— Фамилия.  

— Александров.  

— Вес, пожалуйста.  

— Восемьдесят девять.  

— Ложитесь.  

— Вы же за мной присмотрите? Давление скачет…  

— Угу. За всеми присмотрим.  

Толстяк улёгся на кушетку, шумно выдохнул. Вен не видно. Рыхлая плоть напоминала заплесневелое тесто.  

— Напрягите руку, сожмите кулачок.  

По-прежнему глухо. Уколола наугад. Вроде попала. Процесс пошёл.  

— Фамилия, вес, ложитесь.  

— Да-да, да-да, да-да.  

— Фамилия, вес, ложитесь.  

— Да-да, да-да, да-да.  

Ложитесь спать, думала Лена. Пациенты подключились, диализ начался. Она села заполнять журналы и карты. Из-за старшей сестры пришлось делать всё строго по графику. Зиночке только волю дай — мигом лишила бы всех мотивирующих выплат и премии.  

* * *  

Петров открыл глаза. Два часа дня. Потянулся, пытаясь прогнать кровь по одеревеневшему телу. Дотянулся до мобильного, ввёл пароль. Три новых сообщения от Е. К. и одна СМС-ка от Лены. Она не пользовалась мессенджерами и даже соцсети проверяла от силы раз в месяц.  

«Мишуня, так мне тебя ждать?  

Что там у тебя с твоей?  

Ответь, как сможешь! »  

«Скоро приеду» быстро напечатал Петров. Зашёл в ванную, посмотрел в зеркало, начал размышлять, стоит ли бриться.  

С тех пор, как его вышвырнули с последнего места работы, прошло полгода. Он тогда работал охранником в ночном клубе с глупым названием «Зефир». Не стоило избивать пьяного в сопли и слюни мужика, чей костюм даже на вид стоил дороже всего гардероба Петрова. Даже когда этот мужик лапал малолетку за промежность и грязно матерился: малолетка сопротивлялась. Можно ведь было просто вывести, но Петрову тогда окончательно осточертела эта работа.  

Ленка, сука, снова всё бабло спрятала, думал Петров. В кармане пальто нашлось сто рублей измятой купюрой и какая-то мелочь. Быстро привёл себя в порядок, вышел на улицу и направился к остановке.  

Месяца полтора назад его голову посещали мысли, что как-то неправильно, пока Ленка на работе, ебстись с другой бабой. Впрочем, надолго они там не задерживались. «Собеседование» прошло успешно. Два дешёвых презерватива повисли на ветвях голой берёзы под окном.  

* * *  

В целом, сутки прошли хорошо. Отъехал только один курносик, да и тот давно уже к этому подходил. То ли Михаил, то ли Евгений, то ли Пётр, Лена не запомнила имени. Приходил он всегда ночью, к началу четвёртого цикла диализа. Он поднялся после процедуры, улыбнулся кривой улыбкой и сказал: а теперь бы посрать. Сделал два шага и упал. Кровь брызнула из места прокола после перепада давления, раздался звук опорожняемого кишечника. Лена проверила пульс, вызвала старшую сестру и врача. Врач скривил молодое лицо.  

— Да он жмурик уже. Ждите, девчонки, вызову скорую. — Евгений Артемьевич, реанимацию проводить?  

— Если хочешь, Ленок — пожалуйста! Для очистки совести. Он уже давно на ладан дышал. Доходяга. — бодро произнёс врач, вытащил тонкую сигарету и вышел из зала. — Только время на них тратить.  

Лена не хотела. Дождалась скорой, фельдшерам оставалось только констатировать смерть от обширного инфаркта. Парни зажимали носы от вони. Сперва морозились от перевозки сраного трупа, но старшая сестра матом довольно убедительно отбила все возражения.  

Лена отмыла кровавые пятна и аппараты, заправила их к следующему приёму, после чего отправилась в сестринскую. Официально она должна была продолжить заполнение документации. В графике работы не было времени на сон, но это волновало только начальство. Закрыв дверь на ключ, Лена склонилась над документами, но на десятом листе уронила голову на стол и уснула.  

* * *  

Червяк маршрутки изливался потоком пассажиров вместе с Леной на остановку. Остановка ещё полгода назад сияла и лучилась в свете утреннего солнца, когда её только установили. Сейчас жалкий козырёк щерился на людей вмятинами, а пластик был изгажен нецензурщиной. На скамье исходила паром от морозного утра свежая блевотина.  

Ещё и Миша трубку не берёт, скотина, думала Лена. В очередной раз набрала номер благоверного, быстро шагая к их дому. К её дому, заиграла внутри злость. Полторы минуты и бодрый голос автоответчика. Щурясь на солнце, Лена не заметила, как ступила на ледяную корку. Поскользнулась и грохнулась на грязный тротуар. Прохожие обходили её, бросая презрительные взгляды. Матерясь про себя, Лена поднялась и быстро зашагала дальше. Ещё и экран телефона разбила. Вот же курица, какое же я убожество, и живу с этим... мудаком. Поднялась на этаж и закурила прямо на лестничной клетке, снова закашлялась. «Не умеешь — не берись! » крикнул кто-то сверху. Пошёл на хуй, подумала Лена, но ничего не ответила.  

Проснулась от щелчка дверного замка и хлопнувшей двери. Ускользающий сон сквозняком выветривался из головы. Кажется, во сне она кому-то разбила голову о кафель. Не то склочной бабке с диализа, не то Петрову. Неужели вернулся, подумала Лена.  

Петров сбросил одежду и в одних трусах завалился в спальню.  

— Спишь? — шёпотом спросил Петров.  

— Уже нет.  

— Разбудил?  

— Молодец какой. Сам догадался. Где тебя носило? Как с собеседованием — устроился?  

— Ленк, понимаешь, там это… ну, сложно всё, короче. Через день ещё раз поеду, может, возьмут наконец.  

Лена физически ощущала, что Петров врёт. Нагло и без тени смущения.  

— Ага. Знаешь, Миша, хотел бы — давно устроился. Хоть куда. Я устала ещё и тебя тащить куда-то, тебе же и так хорошо. Заебалась.  

— Ленка, зай, ну послушай… — спокойно, но с нажимом, начал Петров. Опять завёл свою блядскую шарманку, думала Лена.  

— Не буду я ничего слушать. Послезавтра съезжаешь, если ничего не найдёшь. И я серьёзно. В квартире ты не прописан, за неё не платишь, мне всё равно, что будешь делать дальше, Миша.  

— Ленка, блядь, успокойся!  

— Я спокойна.  

— Вот и успокойся. — Петров перешёл на повышенные тона. — Устроюсь, ещё как устроюсь. Ещё и больше тебя зарабатывать начну!  

— Дай-то бог.  

— Только подожди ещё немного. Я что, дохера требую?  

— Подожду. Послезавтра съезжаешь, если не устроишься. И где ты был?  

Петров отвернулся и обиженно засопел.  

— Только не надо пиздеть, что на собеседовании задержался. По ночам никто ничего не проводит. Сколько сейчас? — Лена нащупала рукой смартфон, посмотрела. — Пять утра. Миша, где ты был?  

— С другом встретился после собеседования. Чё тебе ещё сказать? Куда пошли, о чём говорили?  

— Угу. Я поняла. Спокойной ночи.  

Лена открыла глаза. Часы на разбитом экране смартфона показывали второй час дня. Чувствовала себя разбитой, будто тарелки, которые она била в первый год отношений с Петровым, когда ссоры были особенно жаркими. Казалось, состояние никогда не нормализуется — и её место на помойке, вместе с осколками посуды.  

* * *  

Этот город никогда не спит, думала Лена под аккомпанемент чавкающих шагов по мокрому грязному снегу в тусклом свете фонарных огней; а я сплю постоянно. Мы были бы плохой парой. Как прошёл выходной, она не запомнила. Кажется, просыпалась несколько раз, чтобы поесть, покурить, попить. Перед сменой привела себя в порядок, умылась. Петров куда-то спешил, или ей показалось? Да какая разница. От долгого сна болела голова.  

— Доброе утро, Зиночка.  

На этот раз Лена пришла не за пять минут до начала смены, а за все пятнадцать. Старшая сестра только начала переодеваться.  

— Привет, Ленусик. Смотрю, наконец на работу настроилась, а? Вот и отлично! Ты сегодня в первом, помнишь?  

— Конечно, помню. Зиночка, а что там с отпуском?  

— Лен, какой отпуск? Как обычно, ещё два месяца тебе работать.  

— Так я же просила…  

— Когда? Тебе что, приснилось, что ли?  

Лена перестала замазывать круги под глазами ещё год назад. Петров когда-то считал их очень привлекательными. Впрочем, может, врал, подмазывался. Или ей и это приснилось. Может, мне всё только снится, думала Лена. Тогда почему так сильно болит голова?  

— …так горит, то пошли, заявление напишешь. Ты же знаешь, я всегда помогу. — тараторила Зина. — Ленусик, ты меня слушаешь вообще?  

— Да, конечно, Зиночка. Пойдём и напишем. Только позже немножко. У тебя аспирин есть с собой?  

— Сейчас. Заболела?  

— Да нет. Голова. Не выспалась, наверное. — глупо хихикнула Лена. — Или не проснулась.  

Первый зал считался негласным адом для каждой из работающих здесь медсестёр. В этом зале обслуживали преимущественно склочных пенсионеров, из разряда тех, которые занимают все места в общественном транспорте в пять утра из чистой вредности. Поскольку крыть матом пациентов было запрещено, сёстры молча слушали, а потом срывались на коллегах или в курилке.  

Смену сдавала Даша. Самая лучшая медсестра по словам всех старух из первого. Казалось, вместо нервов у неё были стальные тросы. Эта же Даша каждый день громко кричала и плакала в курилке. Снимала напряжение. В уголках глаз и рта на её бледном лице давно поселились мелкие сеточки морщин, хотя ей едва исполнилось тридцать.  

— Ничего нового, Лен. Сегодня, слава богу, никто не скопытился, да пидоры наши пашут успешно. Была одна сука, мало того, что жгут пришлось наложить, так у неё ещё и давление упало, блядь шепелявая. Кровь присохнуть успела, я оттирать устала, пиздец. — она говорила спокойно, на одной интонации, даже чуть улыбалась. Только левое веко подёргивалось.  

— Хорошо. Что-то ещё?  

— Дед был чокнутый. Принёс вместо карты свидетельство о смерти сына. Петров Михаил какой-то, господи, сколько мы с его документацией долбились. Маразматик старый. — Лене казалось, она снова спит, голос медсестры доносился откуда-то издалека.  

— …смотри, физраствор я подготовила, зал прокварцевала, в ночь всё прогенералили, больше ничего особенного.  

— Хорошо, Даш. Спокойной ночи. То есть хорошего дня тебе.  

* * *  

«Многодетная мать застрелила четверых детей в посёлке. Ружьё досталось ей от погибшего мужа-охотника. Подробнее о столь печальном событии вам расскажет наш корреспондент с места событий…»  

— Женечка, выключи это говно.  

— Тебе мешает, Мишуня?  

— Ещё бы.  

Она дотянулась до пульта и нажала кнопку. Солнечный свет освещал торчащие соски.  

— Иди сюда. — Петров сбросил одеяло и навалился на девушку. — Хоть ты при свете любишь.  

— Мишуня, а что там с твоей? Когда от неё съедешь?  

— Скоро, милая. Бабло своё заберу и съеду. К тебе съеду, хочешь?  

— Я подумаю! — хихикнула она от щекотки. Пальца Петрова снова полезли к промежности.  

— Чего там думать.  

— Ну подожди, Мишуня, погоди! — внезапно голос стал серьёзным. — Лучше пока квартиру себе сними, я к тебе буду приезжать. Может быть, так будет даже удобнее.  

— Это почему же?  

— Говорила ведь… у меня мать здесь. В соседней комнате, между прочим. Пока она жива — квартира её. Она парализована, ходит под себя, я за ней ухаживаю. Даже разговаривать не может. Почему ты такой рассеянный?  

Петров слез с горячего тела и сел на кровати. Почесал макушку.  

— Мишуня, ты чего?  

— Да так, думаю. Погоди минутку. — Петров помолчал, позже спросил, уже шёпотом. — Зай, а ты её вообще любишь? а меня?  

Она подобрала под себя ноги и посмотрела на дверной проём.  

* * *  

Лена пыхтела, пытаясь взгромоздить тело щуплой пенсионерки на кресло. Женщина сказала, что её тошнит, приподнялась и упала. Игла кузнечиком выпрыгнула из пятнистой руки. Кровь частыми брызгами стремительно красила всё вокруг. Пульс есть, значит, просто резко упало давление. Это ничего, думала Лена, это поправимо. Пенсионерка в голубом халате в цветочек и кровавую крапинку, будто мешок картошки, наконец разлеглась в кресле. Лена быстро вставила иглу, стала проводить реанимационные процедуры. Вызвала старшую сестру и врача.  

— Евгений Артемьевич, бабушке плохо, почему вы так задержались?  

— Вырубилась? Давление упало? Воду поставила, как она? — деловито сыпал вопросами, не отвечая, врач, переступив порог зала.  

— Всё готово, лучше не становится.  

— Отойди.  

Врач похлопал старушку по щекам, снова проверил пульс, внимательно посмотрел в сухое морщинистое лицо.  

— Дыхание выровнялось, всё хорошо. Пульс есть. Придёт в себя твоя старуха Изергиль, блин. Ленок, ты не паникуй так. Всё сделала правильно.  

— Молодец, Ленусик. — сквозь зубы прошипела Зина. Лена её разбудила. — Умница, потом зайди ко мне.  

Гадюка, подумала Лена. Вслух ничего не сказала, просто виновато улыбнулась и кивнула. К Зине она не зашла.  

— Помню Изергиль. Со школы ещё, когда в Горьком жила. У Горького это лучшее, что я читала… — пенсионерка открыла глаза. — Спасибо вам, мне получше. Вы уж простите, что так бегать заставила.  

— Ничего, всё нормально. Хорошо, что вы очнулись. — произнесла Лена. Ей казалось, она в кровавом халате похожа на мясника из какого-то молодёжного ужастика.  

Пока отмывала кровь, старушка уснула. Не умерла, к счастью. После процедуры диализа попрощалась, сунула мятую тысячную купюру Лене в карман халата и пошаркала к выходу. На следующий день она не появилась. Через неделю тоже.  

За эту смену на ковёр ко всевышнему отправились трое. Первым был дед, он всё время называл Лену «шлюхой, которая ни черта не умеет». Всю процедуру чертыхался, Лене казалось, он покрыл витиеватым матом её родню до десятого колена включительно. Отлежал свои четыре часа, поднялся, спустился на первый этаж, вышел наружу, достал видавший виды мобильный, хотел набрать жену, чтобы вызвала ему такси. Сделал десять шагов, присел на скамейку у входа, да так и остался там сидеть. Снаружи бушевала метель, мокрый снег, казалось, погрузил в грязную бледную преисподнюю весь город. Весна снова сдала позиции.  

Вторым был алкаш, которого обычно клали в третий зал, к относительно молодым и здоровым пациентам, но сегодня он пришёл лишь к утру, когда мест не было. Пришлось подключать лишнего пидора в первом. Алкаш был тихим, но от блевотворного запаха его дыхания Лену едва не стошнило. Голова кружилась.  

— Фамилия.  

Алкаш что-то промямлил.  

— Вес.  

— М-м… шемдешат шемь.  

Боже мой, тебе сорок пять лет, а во рту десять зубов. Хоть бы вставную челюсть завёл, что ли, думала Лена, механически заполняя карту.  

— Устраивайтесь. Напрягите ручку, сожмите кулачок.  

Процедуру он перенёс спокойно, даже захрапел, раскинувшись в кресле. Лена безо всяких церемоний разбудила его на четвёртый час, отключила от аппарата, когда диализ закончился.  

— Шпашибо большушее.  

— Всего доброго.  

Алкаш вышел, но по пути решил зайти в туалет, умыться. Там его и нашли в луже собственной блевотины. Хоть не обосрался, думала Лена, и то хорошо. Меньше отмывать придётся. Врач пришёл, вызвал скорую, закурил прямо в коридоре, на пути в курилку. Двое бритых фельдшеров подхватили тело и растворились в грязной пурге.  

Лена пошла заполнять документы и отключать остальных пациентов. Оставался последний цикл диализа до конца смены. Самый поздний.  

Третью в лодке Харона она вовсе не видела. Пациентка, как и все в клинике, пришла на диализ, но устроила скандал со старшей сестрой, которая в этот момент была на посту, по какому-то пустяку. Зина, спустив очки на кончик носа, во всём с ней соглашалась, но бабке этого было мало. Раскрасневшаяся, злая, она послала Зину на хуй, потребовала подготовить жалобную книгу к её уходу и, не надевая бахил, стала подниматься по лестнице. Через восемь ступенек схватилась рукой за сердце, отпустила перила и покатилась вниз. Закрытая черепно-мозговая и инфаркт – хороший тандем. Зина выдохнула.  

Поспать Лене так и не удалось: после четвёртого цикла всех предупредили о грядущей проверке свыше, началась вакханалия из разряда «ходите, суки, строем, чтобы партия гордилась». Утром она сдала смену и побрела к остановке. Снег не прекращался, казалось, зима не собиралась уходить, а скооперировалась с весной в их ненависти к людям.  

* * *  

Петров шёл по проспекту, прикрыв глаза. Сердце бешено колотилось. Снег хлестал по лицу злыми белыми хлопьями, ветер забирался под куртку, которая совсем не грела. Дурак, и на хера кроссовки обул, думал он, чувствуя промокшие носки из-за мокрой грязи. Телефон вибрировал из-за потока сообщений, который никак не мог прекратиться. Петров свернул в переулок и стал под козырёк подъезда какого-то дома, чтобы всё прочитать.  

«Я подумала. Согласна!  

Но.  

Мишуня, ну придушим мы её, и что дальше?  

Как следы скрыть, я имею в виду.  

Нужно как-то получше это продумать, правда.  

Я готова, конечно, меня давно достало за ней присматривать…  

И ухаживать, почему она не могла сдохнуть от этого инсульта.  

Может, кашей ей глотку забить? Она ведь и глотает с трудом.  

Ответь скорее.  

Люблю тебя. »  

Пальцы оставляли мокрые дорожки на экране. Он попытался вытереть их о свою куртку, но синтетика не слишком с этим справлялась. Начал быстро набирать ответы.  

«Жень, давай так и поступим.  

А чо, хорошая идея, правда. И не доебаться!  

Скажешь, кормила её, а она специально не глотала. Давно помереть хотела.  

Нормальная практика, многие овощи так кони двигают.  

Я к своей, позже ещё напишу.  

Сейчас неудобно. »  

Петров решил забрать деньги у Лены по-тихому, может, ещё и трахнуть её напоследок. После чего – как в море корабли – разойтись или разосраться, как получится. Впрочем, последнее было маловероятно: ей просто не на что было тратить деньги, она ничего не успевала из-за работы. Пока очухается, пока до неё дойдёт, кто и что, и где верблюд, он давно свалить успеет. Но перед этим он решил хорошенько выпить, тем более на это деньги у него появились. Женечка всегда была рада помочь.  

* * *  

Как прошёл выходной, Лена снова не запомнила. Лёгкая пустота заполняла голову, всё вокруг слегка рябило и кружилось. Хоть голова не трещит, и то хорошо, промелькнула мысль. Она чувствовала себя, наверное, впервые выспавшейся. Сердце грела перспектива долгожданного отпуска, поспособствовать с которым она обязательно попросит другую старшую сестру, когда Зина отправится отдыхать.  

На посту было пусто. Лена быстро переоделась, набросила белый халат и поднялась в третий зал. Сегодня работать предстояло там, она наизусть знала свой график. У кого принимать смену, Лена так и не поняла: зал был пустым, голова по-прежнему слегка кружилась. Да и хуй с ним, решила она, это не мне за это получать. Хотела набрать старшую сестру, но не нашла смартфон. Спускаться не хотелось. Начала чистить аппараты, заполнять журналы, пробежалась по свежим бумагам. Снова каким-то чёртом среди карт пациентов затесалось свидетельство о смерти. Пыталась прочесть имя, но буквы расплывались.  

— Иди ко мне, ты чего тут сидишь?  

Дверь зала распахнулась, вошёл пациент.  

— Мужчина, до приёма ещё уйма времени. Покиньте кабинет. — Лена пыталась разглядеть его лицо, но оно почему-то расплывалось. Бесполезно.  

— Ты чё, совсем заработалась? Ленка, приди в себя.  

— Вы что, самый умный? Имя на бейджике рассмотрели и теперь фамильярничать можете? Уйдите, я вам говорю!  

— Зай, ну иди сюда, ща я тебе помогу в порядок прийти…  

Пациент подошёл ближе и попытался схватить её за грудь. Лена отпрянула и с силой толкнула его прочь. Он упал на пол, ударился головой о порог. Больше не шевелился.  

Лена ущипнула себя. Боли не было. Господи, так я сплю, обрадовалась она. Как хорошо, как же это хорошо. Вот почему голова не болит. В голове промелькнула глупая мысль, а что, если попытаться уснуть во сне? Раз сплю, значит, у меня выходной, если проснусь — ничего страшного, рассуждала она. Легла на пол, который, хотя и выглядел холодным, таковым не являлся. Прикрыла глаза.  

Вздохнула. Уснуть во сне ей не давали стоны этого пациента. Он что-то пытался сказать и ворочался, как жук-навозник, которых в детстве Лена любила класть брюшком кверху и смотреть на их тщетные попытки перевернуться. Она захихикала.  

— Ну нет, жук, ты мне не помешаешь. — Лена окинула взглядом зал. Рядом с аппаратами стоял унитаз. Точно сплю, сто процентов, снова мелькнуло в голове.  

Она подняла тяжёлую крышку сливного бачка и с силой опустила её на расплывчатое лицо. На миг оно показалось знакомым. Пациент продолжал стонать, но уже глуше. Крышка окрасилась красным. Лена ударила ещё дважды. Рука мужчины всё ещё скребла плитку, подобно какому-то уродливому механизму. На счастье, подумала Лена, и ударила третий раз. Крышка раскололась; кажется, она слегка порезала руки.  

— Не беда, это всего лишь сон. — снова глупо захихикала Лена, вообразив себя Алисой. Вот только страна чудес никак не представлялась.  

Она снова легла на пол, подальше от жука с раздавленной головой, чтобы не запачкаться, и моментально провалилась в черноту.  

* * *  

Её разбудил телефонный звонок. Противный рингтон звучал, казалось, на весь дом. Лена с трудом поднялась. Голова разрывалась, во рту скрипела мелкая наждачка. Шатаясь, прошлась по комнате, пытаясь хоть немного разогнать кровь по озябшему телу.  

— Слушаю.  

— Ленусик, привет! — Лена сразу узнала знакомый голос, несмотря на искажения.  

— Здравствуй, Зиночка. Что хотела?  

— Слушай, я вот по какому поводу… У тебя завтра же второй выходной. Но тут Катя, зараза такая, взяла отгул. Даже к начальству ходила, блин. — голос всё тараторил и тараторил. Лена только сейчас поняла, что она в одном халате на голое тело. — Ты можешь завтра выйти? И денег больше заработаешь, есть свои плюсы!  

— Зиночка, а больше нет желающих? Я совсем плохо себя чувствую.  

Лена посмотрела на саднившие руки, увидела запёкшуюся кровь. Подняла взгляд: в ванной комнате в неестественной позе застыл Петров. Его голова походила на расколотый арбуз. Где-то в месиве из осколков костей виднелась серая кашица того, что осталось от мозга; поблескивали россыпью зубы, в глотке виднелся запавший язык. На кафеле в пятне крови сверкали крупные белые осколки, на сливном бачке унитаза отсутствовала крышка.  

— Леночка, да если б был кто… я и тебе ещё помочь хочу: говорю, денег больше заработаешь, с отпуском тебе поспособствую.  

— Отпуск мне точно понадобится.  

— Вот видишь, я же знаю. И оформить помогу, напишешь мне заявление, я шепну хорошему человеку, уйдёшь побыстрее, отдохнёшь, только завтра выйди, ладно?  

Рядом с телом Петрова валялся его смартфон. Экран светился. Батарея показывала, что осталось критически мало заряда. Лена прочитала сообщение на экране блокировки: «Мишуня, я всё сделала». Через несколько мгновений оно сменилось на следующее. Сообщения посыпались потоком.  

«Ты где?  

Со своей бывшей разобрался?  

Приедешь?  

Задохнулась она. Скорую вызывать?  

Ответь, пожалуйста!!! »  

Лена хотела прочитать переписку полностью, но не смогла разблокировать смартфон. Не знала пароля. Швырнула его на пол.  

— Ленусик, что у тебя там упало? Ты выйдешь? Почему ты молчишь?!  

— Выйду, Зиночка, выйду. Прости, кот шалит.  

— Хорошо, хорошо! Всё, не отвлекаю тебя, спи, милая! Жду завтра.  

Лена сбросила вызов и села на пол, посмотрела в окно. Хотелось курить. Снегопад прекратился, по стёклам текла грязь, переливаясь в слепящем свете солнца.