Прохожий

– Если честно, то я больше люблю зиму с её сугробами, трескучими морозами и прозрачным от холода воздухом, но должен признать, что в золотой осени есть своё очарование. И лёгкая грусть...  

– Кто вы?  

– Просто прохожий.  

– У меня нет желания знакомиться в парке. Оставьте меня в покое.  

– Я пришёл помочь вам, Анастасия Владимировна.  

– А-а-а-а… понятно, извините, сразу не поняла. Присаживаетесь. Как вы меня нашли?  

– Ну, это было совсем не сложно.  

– И чего только я спрашиваю, мы же работаем в серьёзной организации.  

– Более чем.  

– Вообще-то нашего психолога я уже прошла. Проблем не выявлено.  

– Есть озабоченность. Ваше состояние может повлечь…  

– Ой, не думаете же вы, что я приду домой, выпью стакан водки и пущу себе полю в лоб из табельного оружия?  

– Вряд ли. Но вы перенесли стресс, который тщательно и умело скрываете. Вы уже почти его побороли, но вот именно, что почти…  

– Ладно. Давайте проведём сеанс. Я не против. Здесь намного лучше, чем в ваших стерильных белоснежных кабинетах.  

– …  

– Чего вы молчите? Пациент здесь, проблема на лицо. Вам и карты в руки!  

– Знаете, в ваше время, когда человек путешествует с планеты на планету, словно переходит на соседнюю улицу, и каждый год узнаёт много нового, жизнь его безумно скоротечна. Она проносится мимо, не давая возможности, остановится и задуматься, зачастую об очень важных вещах. Очень важно найти что-то…  

– Что-то, что будет напоминать ему о доме, стабильности и постоянстве? Люблю эти ваши мозгоправские игры. Да, для меня это этот старый парк с простыми деревянными лавочками, листьями шуршащими под ногами, которые трудолюбивые роботы-уборщики то ли забывают собирать, то ли оставляют здесь специально. Это прямо как якорь, который тянет тебя вниз, на дно.  

– Думаю, в вашем случае это якорь, который удерживает от катастрофы и не даёт урагану унести вас в неизвестном направлении, уничтожить вас, разбить на мелкие осколки.  

– Психолог, пользующийся аллегориями? Это что-то новенькое. Может вы психиатр?  

– …  

– А вы симпатичный, вашу улыбку не портит даже порванная губа. Почему не сделали косметическую операцию? Это же пять минут и готово?  

– …  

– Воевали? Оставили на память, чтобы помнить. Что ж это интересно.  

– Не очень.  

– Это мне решать. Хотя… ладно, давайте обо мне. Вы хотите узнать мучает ли меня вина за гибель гражданских в результате принятого мной решения?  

– Нет.  

– Что нет?  

– Я не хочу узнать мучает ли вас вина. Я и так вижу, что мучает.  

– Вы правы. Но думаю это нормально. А начальство, кстати, не в претензии. Меня наградили. Я героиня.  

– А вы как считаете?  

– Вы знаете. Я уже говорила. Не читали записи коллег?  

– Я хочу, чтобы вы мне сказали.  

– …  

– Анастасия Владимировна?  

– Я не первый год в конторе. Майора тоже получила не за красивые глазки. Все риски мне известны. Такая работа.  

– Я не оспариваю это. Я про другое.  

– Меня это беспокоит, да. Меня это пиздец как беспокоит. Я всё думаю, что могла бы что-то сделать. Но ведь точно знаю, что НЕ МОГЛА! Однако эта мысль навязчива, её просто так не выкинешь.  

– Понимаю вас.  

– Вряд ли.  

Мимо сидевших на лавочке, молнией пронеслась маленькая рыженькая девочка. Подняв в воздух ворох разноцветных листьев, она улыбнулась им, а затем, удерживая под мышкой мягкую игрушку – огромного розового слона, стремившегося выскользнуть из рук, бросилась догонять мать, разговаривавшую с кем-то по ручному коммутатору. Затем мимо просеменила бабулечка с таксой на поводке. Вот только было не понятно кто кого прогуливает, гордо задравшая голову и смешно крутившая хвостиком такса старушку или наоборот. Они даже не знали, что где-то идёт война. И это говорило Анастасии о том, что она и её коллеги, делает свою работу хорошо.  

– Я расскажу вам о случае, который произошёл очень давно. Это было в 1943 году, почти двести лет назад.  

– Великая Отечественная война?  

– Да, верно.  

– Слушаю.  

– Диверсионный отряд получил задание заминировать и уничтожить немецкий военный аэродром, с которого спустя сутки должны были взлететь бомбардировщики под завязку заполненные своим смертельным грузом. Их было много, очень много. Тогда самолёты ещё двигались благодаря винтам и горючему, ни каких тебе электромагнитных…  

– Я неплохо знаю историю своей страны.  

– Извините. В общем, задание было выполнено, но за десять минут до взрыва на взлётную полосу привезли автомобили с мирными жителями, которых должны были отправить на работы в Германию. Это были молодые парни и девушки, которые только начинали свою жизнь. Восемьдесят пять человек обречённых на смерть и не знавших об этом.  

– И что?  

– Командиру группы нужно было принять решение. Можно было отменить взрыв и гражданские бы выжили, но задание было бы не выполнено. Самолёты поднялись бы в небо и погибли бы тысячи, десятки тысяч советских солдат. Решения надо было принимать быстро.  

– Он спас гражданских?  

– Нет. Я выполнил приказ.  

– Я? Вы, по-моему, увлеклись рассказом.  

– Да, простите. Командир выполнил приказ. Гражданские погибли. Аэродром был уничтожен.  

– … и как он справился с этим? Как убедил себя в правоте? Математика? Сравнил вероятные жертвы?  

– Нет.  

– А что тогда?  

– Он не справился.  

– Что?  

– Он не справился. Математика тут не работает. Это навсегда осталось с ним. Это было его решение, его груз. Он, как и вы, понимал разумом, что сделал всё правильно, но сердце твердило о другом.  

– Странно. И как этот рассказ должен помочь мне? Скорее наоборот. Хотя ситуация конечно похожа, вы правы.  

– Помочь? Наверное, вы должны знать, что не одна. Что такие трудные решения принимались и раньше. И будут приниматься в будущем. Без них никак. Нужно просто научиться с ними жить.  

– А если не хочется?  

– Надо.  

– Кому? Я одна. Семьи нет, друзей тоже. Только коллеги. Может быть Родине?  

– Нет, именно вам.  

– Вот в этом-то и проблема.  

– Никакой проблемы Анастасия Владимировна. Вам и только вам. Вы не сломались сейчас, не сломаетесь и потом. Вы знаете цену жизни, а для солдата и командира ничего не может быть важнее.  

– Время лечит?  

– Нет, это миф. Просто становится не так больно.  

– Говорите так, будто сами знаете.  

– …  

– Вы странный.  

– Буйство красок. Всё-таки вы правы это не грусть, это обновление. На следующий год деревья снова покроются листвой. Новая жизнь через смерть.  

– Я ничего такого не говорила. Снова аллегория? Кстати, а вы с Земли?  

– … мне уже пора.  

– Вы даже ничего не записали. Диктофон?  

– Что-то вроде того.  

– И каков диагноз? Больная на пути к выздоровлению?  

– Определённо. Рапорт на увольнение оставите на память или выбросите?  

– Откуда вы знаете?  

– Ну, XXII век, камеры и т. д. и т. п.  

– Понятно. Уже уходите?  

– Да, надо.  

Женщина смотрела вслед этому странному человеку и не понимала, что её беспокоит. После общения с ним её сердце перестало рваться из грудной клетки, а в голове наступила удивительная ясность. Неслыханно! Всё в облике психолога было необычным. Нет, по отдельности он вроде бы был вполне нормальным, но всё вместе… Старомодный серый плащ с поясом, клетчатый шарф, обмотанный вокруг шеи, в который он периодически прятал улыбку, раритетные ботинки на толстой подошве и штаны с боковыми карманами которые она видела только в кино. Да они даже были без анализатора размера, сушилок и водоотталкивающих примочек. Но самое главное это глаза. Глубокие тёмно-серые, почти голубые. Она никогда не видела таких глаз. Анастасия не могла даже сказать, что в них не так.  

Тринь! – противно завибрировал на руке коммутатор.  

– Анастасия Владимировна?  

– Да, это я.  

– Это капитан Смирнович, из управления.  

– Слушаю вас капитан.  

– Через три дня у вас заканчивается отпуск и перед тем как вернуться к работе вы должны посетить нашего штатного психолога. Это формальность, но всё же…  

– Уже.  

– Что уже?  

– Ваш психолог посетил меня. Я впечатлена. Он ветеран?  

– Не пойму о чём вы майор. Завтра вас должна принять Ясрежебмская Ольга Игоревна. Вы уже встречались с ней в прошлом году. Во сколько вам будет удобно подъехать?  

– Мужчина тридцать пять – тридцать девять лет, среднего телосложения, рост сто семьдесят два – сто семьдесят пять сантиметров, русые короткие волосы, на верхней губе справа шрам. Кто он?  

– … мне такой не известен. Наверное, это какая-то ошибка.  

– Я перезвоню.  

Что за шутки? Она даже имени у него не спросила. Психолог или кто он там, не должен был далеко уйти, аллея проходит через парк, справа и слева ограда.  

Лёгкий ветерок играл падающими с деревьев жёлтыми, красными и оранжевыми листьями, закручивая на асфальте их в маленькие смерчики, распадающиеся от любого касания. Человека в сером плаще с замотанным шарфом горлом и пронизывающими серыми глазами, нигде не было.  

– Чертовщина.  

Глубоко вздохнув и не почувствовав внутри привычной уже за последние недели пустоты, Анастасия скомкала исписанный убористым почерком листок плотной бумаги и бросив его в урну, направилась к выходу из парка. Почему-то ей подумалось о прозрачном воздухе зимы и сугробах, которые в этом году она ни за что не пропустит. К дьяволу ежегодную поездку на очередную тропическую планетку. Лучше поиграем в снежки и покатаемся на лыжах.