Стрекоза

День начался как обычно.  

«Двадцать третьего мая сего года, неизвестные лица, напали на месье Гренье возвращавшегося около полуночи из таверны «До последнего франка», что на улице Могильщиков, дом 8. Потерпевшему нанесли удар в затылочную часть головы, от чего он потерял сознание. Со слов: украден коричневый кожаный кошелёк с мелкими монетами (уточнить их количество, сумму, Гренье не смог, может денег там, и вовсе не было) и серый пиджак с заплаткой на локте».  

Прелестно. Или вот ещё:  

«Двадцать пятого мая сего года, во время ежемесячной ярмарки пропал козёл принадлежащий молочнице мадам Пифо. Животному два года. Особая примета – левое ухо чёрное, на носу ожёг круглой формы (оставила животное без присмотра на четыре часа возле палатки с солёными орешками, сама трепалась с лодочником)».  

– Ничего не скажешь, здорово. Один возвращается домой ночью навеселе и попадает в тёплые объятия грабителей, другая привязывает свою скотинку к столбу на ярмарке и вспоминает об этом только через несколько часов. А мы теперь ищи. Ну, пиджак Гренье мы может, и сыщем, а вот козла-то вряд ли. Только если косточки.  

– Ну почему, почему мы не можем быть вместе?  

Марика как всегда грациозно устроилась на метле, наклонившись вперёд, небрежно опустила локти на рукоять, черенок… как она у них там называется? Даже и не скажешь, что висит она в воздухе на высоте пятого этажа. Её золотистые волосы обрамляли овал лица, выгодно подчёркивая острый подбородок, пухлые губки и огромные зелёные глаза. Моя мама называла девушку Стрекозой, и это прозвище подходило ей словно сшитый на заказ хорошим портным костюм.  

Конечно, она была чудо, какая хорошенькая. Конечно соскучился. Но я должен был собраться и проявить характер. Вынув монокль (с помощью которого разбирал утренние жалобы и заявления) из глазной впадины, я вздохнул и, смахнув с новенького витого погончика соринку сказал:  

– Потому.  

– Ты больше не любишь меня?  

– Не в этом дело.  

– Ага, значит, всё-таки любишь, – обрадованно взвизгнула Марика, перекинув стройную ногу без следа какой-бы то ни было обуви через рукоять, черенок... в общем, палку, и смешно подперев лицо ладонями, расплылась в улыбке. – Петер я знала, знала, я тоже люблю тебя…  

– Я ничего тебе не обещал. У нас даже ничего не было…  

– Но будет, я уверена…  

– Нет! – закричал я, вскочив со стула и впившись ногтями в рукава форменного полицейского кителя, украшенные серебряной вышивкой. С каждой минутой уверенность моя улетучивалась.  

– Но почему? Мы же знакомы с детства.  

– Мы друзья, да… только друзья и всё, – как же тяжело мне было произносить эти слова, но я был должен. – Мы разные! Посмотри на себя!  

– Я тебе не нравлюсь? Я не красивая? – удивлённо захлопала глазами девушка, проведя ладонью по простенькому коричневому платью и высокой груди под ним.  

Так, надо успокоиться, иначе, я не решусь.  

– Не в этом дело. Посмотри, во что ты одета! Что за тряпка на тебе, где обувь, головной убор как у всех приличных дам?  

– А если я всё это напялю на себя, ты будешь со мной? Ты возьмёшь меня замуж?  

– Кхм, кхм, – закашлялся я. – Ты ведьма!  

– И что?  

Снизу раздался сдавленный вскрик, а потом хорошо знакомый мне голос заголосил:  

– Это что ещё тут такое? Немедленно убрать её от режимного объекта. Вы полицейские или кто!?  

– Ну вот, теперь всё. Ну, зачем ты прилетела Марика?  

Мой начальник полковник Паризо был человеком строгих правил и терпеть не мог ведьм. По своей армейской, кавалерийской привычке ему бы только саблей махать. Полицейская работа для него была в новинку. Он как всегда был не сдержан и груб. Неприятности нам были обеспечены это уж как пить дать.  

– Петер, я прилетела к тебе. Не видела тебя уже семь месяцев и двадцать девять дней. Жутко соскучилась и поняла, что люблю ещё сильнее. Думала после университета мы будем видится чаще… ты так изменился.  

– Я обещал отцу перед смертью, что буду приносить пользу! Буду служить!  

– Дядюшка Анри и тётушка Моник и мне были дороги! Они… они словно мои родители! После гибели моей матери вы приняли меня к себе. Ты такой эгоист!  

– Если бы не та банда, которая пришла в нашу деревню, возможно, всё было по-другому. А теперь…  

– Я несла свою беду поскорее в лебеду. Я в крапиву её брошу и скорей домой пойду! Помнишь?  

– Это детская песенка, которую нам пела мама.  

– Да, когда у нас что-то случалось.  

– Повторяю, это детская песенка. И беда уже пришла! Они погибли! Мне надо работать уходи! Улетай!  

– Зачем ты так?! – голос Марики сорвался, и мне стоило больших усилий не поднять на неё глаза. Я как дурак разглядывал кузнечика неведомо как забравшегося на мой рабочий стол заваленный бумагами. – Я дал слово. Если бы все хорошо делали свою работу, они бы были живы. Теперь я полицейский и могу это изменить.  

Во дворе захлопали двери, кто зашептался.  

– ДЕВУШКА, а вы в курсе, что в соответствии с указом правительства от 7 октября 1862 года члены Колдовского ковена не имеют права днём летать на метле? – раздался снизу раздражённый голос моего начальника.  

Выглянув в окно, я увидел, что усы полковника встали торчком, а это был очень плохой признак.  

– Я не состою в ковене, – отмахнулась от него Марика, даже не взглянув вниз.  

Это она зря. После беспорядков в Париже в 1856 году, ведьмы были серьёзно ограничены в правах. Наполеон III лично приказал переписать их всех и не спускать глаз. Говорят, даже специальный отдел чиновников появился. Вот так участие одной единственной глупой ведьмы в народном волнении, легло пятном на всех чародеек десятилетиями ничего плохого французам, не делавшим и даже наоборот помогавшим в меру своих сил и возможностей.  

– Тссс! Марика улетай! Не спорь.  

Обстановка тем временем накалялась.  

– Даже так? Так вы ещё и нарушили пункт № 3 данного указа. Что ж, ладно.  

Подлетев к окну ещё ближе, так что я чувствовал её горячее дыхание и цветочный запах от волос (ох, что это был за запах) Марика быстро произнесла:  

– Я не улечу без тебя. Я люблю тебя Петер!  

Да что она издевается что ли?  

– Не говори ерунду. Я помолвлен.  

И зачем я это только сказал идиот? Может быть, обидится и улетит. Вряд ли.  

– С кем?  

– С Виолетой.  

– Портнихой?  

– Модисткой.  

– Этой прыщавой дурой, у которой лицо такое будто она лимон съела? Ты не любишь её. И вообще ты врешь.  

– Это не так.  

– Ты любишь меня.  

Это не важно.  

– ДЕВУШКА! Я даю вам последний шанс. Спускайтесь вниз немедленно. Мы составим протокол и выпишем вам штраф.  

Марика легко взмахнула рукой и Паризо внизу резко замолк, а затем начал мычать, что-то нечленораздельное, подпрыгивая на месте от чего фалды его мундира развивались в воздухе словно петушиный хвост.  

М-м-м-м! Мы-мы-мы! М-м-м-м!  

– Что ты сделала?  

– Ничего страшного. Просто хочу, чтобы он немножко помолчал и не мешал нам.  

– Ты применила магию? Что ты натворила! – закричал я, а по спине моей пробежали мурашки. – Немедленно, немедленно расколдуй его!  

– Как хочешь, любимый.  

– А-а-а-а! Она применила колдовство! Да я её! – взорвалось снизу. – Анри! Анри сюда! Веди солдат!  

Выглянув в окно, я увидел, что по мостовой двора застучали подошвами сапог солдаты с винтовками через плечо. Кажется, дурачок Анри снял весь караул и пригнал его сюда.  

Надо что-то делать.  

– Мой полковник, пожалуйста, простите её, – подал я голос. – Она из деревни и не знает правил! Я обещаю, что накажу её и лично составлю протокол.  

– Петер?! Ты якшаешься с ведьмами? Да как ты мог до такого опуститься. Они же мерзкие жабы.  

Недоговорив (недокричав, недовопив), Паризо, смешно шлёпнулся на землю. То ли это Марика снова наколдовала то ли он сам, но заверещав ещё сильнее, полковник выхватил из кобуры пистолет и сделал два выстрела в мою подругу.  

Первая пуля клюнула стену в паре метров от окна выбив каменную крошку, а вторая разбила цветочный горшок на соседнем.  

– Ах так! – зло сузила глаза Марика. Снова короткий жест и шевеление губ, и пистолет в руках моего начальника вспыхнул.  

На мгновение, я даже увидел, как ярко-зелёные глаза Марики пожелтели словно у кошки. Двор огласили истошные вопли, и запахло палёным.  

– Я не уйду, пока ты не скажешь, что любишь меня, – спокойно будто ничего не произошло, произнесла девушка.  

– Петер ты уволен! Уволен! Убирайся прочь к чёртовой матери. Пристрелить её! Чего вы стоите остолопы! – разорялся полковник, срывая с рук обгоревшие перчатки и топча их.  

– Пойдём со мной! – протянула мне руку Марика.  

Надо сказать, что я в ответ чуть не протянул свою.  

– Ты с ума сошла! Куда мы пойдём? Нас арестуют! Объявят в розыск! Нам некуда идти!  

– Я знаю одно очень сильное колдовство, нет это скорее волшебство, которое перенесёт нас подальше отсюда. Далеко, очень далеко. Там всё по-другому.  

– Умение заживлять разбитые коленки, предсказывать погоду и затыкать рот кричащим, тут не поможет.  

– Доверься мне. У нас тут никого больше нет. Только мы.  

– Я не могу забыть всё!  

– Я позабочусь об этом Петер.  

– Огонь! – скомандовали снизу. Я вынужден был присесть под окном, чтобы спрятаться от винтовочного залпа ударившего по окнам здания. Пара пуль залетела в кабинет. Вдребезги разбилась ваза с зонтиками и тростями, стоявшая у двери, которую мой напарник привёз из Египта, ещё служа в армии. На пол рухнул портрет бедной императрицы Евгении висевший над моим столом. С мужем не повезло, да ещё и под шальной залп попала.  

– Марика! – разволновавшись, забыв об опасности, я высунулся в окно и увидел, что с подругой всё в порядке. Хотел удалиться от неё, чтобы оградить от опасностей большого города, а она…  

Она же отлетела от стены и зависла над Паризо, его заместителем нескладным доходягой и тупицей Анри, вскинувшим в воздух саблю, и шеренгой испуганных солдат. Губы её шевелились, а руки совершали короткие круговые движения.  

– Нет Марика! Нет! Не надо! Я поеду с тобой! Оставь их!  

Улыбнувшись, девушка перестала колдовать и снова подлетела к моему окну. В этот момент новый залп ударил по ней. Метла была перебита в нескольких местах, но каким-то чудом, в последний момент, я сумел схватить любимую за руку. Ладонь девушки была горячая, и прикосновение к ней было приятным. Впрочем, как всегда.  

Мне было тяжело, но я точно знал, что ни за что её не отпущу.  

– Фуух! Точно знаю, летать без метлы ты не умеешь.  

– Ты спас меня любимый. Помнишь наши детские прогулки по лесу и рыбалку на Старой мельнице?  

– Нашла время…  

– Стреляйте негодяи! Стреляйте!  

– Но там Петер! – прервал полковника Анри.  

– Заткнись и исполняй приказ!  

Когда пуля угодила мне в грудь, я так и держал Марику за руку, а она смотрела на меня своими бездонными глазами снизу.  

* * *  

«… пробки, пробки, пробки как мы их ненавидим и как мы уже к ним привыкли. Уважаемые слушатели с вами «Наше радио» и я его ведущая Люба Ткач».  

– Петя, вставай на работу, опоздаем. Веронику я уже в садик забросила. Бутерброды на столе.  

Довольно потянувшись, я пару секунд пытался вспомнить приснившийся ночью сон, но, так и не достигнув успеха, соскочил с постели. Схватив коробочку с контактными линзами, бодрой рысью метнулся в ванную.  

Мяуууу! – заголосил кот, бросившийся мне под ноги.  

– Паризо кыш! Не мешай!  

– Не обижай кота.  

– Не обижаю Маша. Как она сегодня? Отпустила тебя без слёз? – обратился я к жене отправляя в рот зубную щётку.  

Чмокнув меня в плечо, моя зеленоглазая супруга, улыбнувшись, шлёпнула меня по ягодице ладошкой.  

– Всё нормально. Мы с ней договорились, что я сошью ей настоящую полицейскую форму как у папы и мамы. А полицейским плакать нельзя, она понимает.  

– Ну и фофошо!  

– Чего?  

– Ну и хорошо говорю.  

– А-а-а! Выспались товарищ майор? Как тебе новое звание?  

– Не привык ещё, товарищ старший лейтенант.  

– Давай привыкай. Тебе ещё генералом становится. Ты машину из ремонта забрал?  

– Нет ещё. Должны сегодня вечером позвонить.  

– Значит пешочком?  

– Значит пешочком.  

Быстро перекусив, переодевшись в наши строгие брючные костюмы, мы вместе с женой отправились на работу, в здание городского управления МВД располагавшегося всего в двух кварталах от нас. Ветер развивал золотистые волосы моей жены, а я, как и каждое утро до этого, благодарил бога, что она со мной. Всё завидовали мне, я же знал, что она любила только меня.  

– Сегодня опять допоздна?  

– Дежурю по городу, родная.  

– Главное чтобы преступлений поменьше, а позитива побольше.  

– Маш, в нашей-то работе?  

– В любой работе.  

– Сама-то веришь в это? Тебе-то хорошо. Все формы заполните, протокола составите и домой.  

– Поменяемся?  

– Ну, уж нет. Каждому своё. Да и Вика удивится, когда папка припрётся её в садик забирать.  

– Сделай ребёнку сюрприз.  

– Главное, чтобы у меня без сюрпризов – убийств, грабежей и прочей мерзости.  

– Я несла свою беду поскорее в лебеду. Я в крапиву её брошу и скорей домой пойду! – пропела жена, пристально взглянув на меня.  

На минутку мне даже показалось, что глаза её из ярко зелёных стали жёлтыми, словно у нашего кота. Тучка что ли солнце накрыла?  

– Где-то я это уже слышал.  

– Ты про что? – хитро улыбнулась моя любимая.  

– Ну, про эту песенку.  

– Вспомнил где?  

–… ты знаешь, нет. Точно, нет.  

– Ну и ладно. Шире шаг, товарищ майор, опаздываем уже.