Дом-коммуна. Глава 10.

После известных событий всё в доме пошло не так. Вроде жизнь продолжалась, но какое-то напряжение чувствовалось.  

Дед Федот всё чаще выходил во двор и сидя на лавочке смотрел в небо.  

– Дед, чего ты тут сидишь? Скоро стемнеет. Пошли домой, ужинать пора, – взяв его под руку, говорила Таня.  

– Ох, внученька, не хотите вы меня слушать. А я говорю – беда будет. Уехать бы нам по добру, по здорову, – говорил дед, поднимаясь по лестнице.  

– Ну опять ты свою шарманку завёл. Ну куда я со своей оравой поеду? И работа у меня здесь. И жильё. Куда мне ехать, а?  

– Куда, куда? В деревню, вот куда. Земля, она всегда спасала.  

В то время умных астрологов не было, а если и были, то они сидели и в тряпочку молчали.  

А дед Федот, хоть и не был астрологом, но был прав в своём предчувствии беды. На землю надвигалось такое явление, как "коридор затмений", о котором в те времена знали только избранные, и спасались, как могли. Но те, кто в число избранных не входил, жили в счастливом неведении.  

Счастливым это состояние вряд ли можно было назвать. Потому что ссоры возникали на пустом месте.  

Вот вчера, например, бабы с пятого этаже подрались в душевой. Сроду такого не было, чтобы за место под краном такие бои устраивали.  

А на пресловутом седьмом – не умолкают споры о том, кто виноват, и что с этим делать.  

– Да Петька это всех порешил, Петька.  

– С чего ты взяла? Ну ладно Маньку, её каждый задушить хотел. Но вот Галка ему нравилась.  

– Ну так поэтому и повесил её, что нравилась. Она баба гордая была, всё прынца ждала. Вот и дождалась.  

– Да дуры вы. Это Клавка всё. Она перед мужиками хвостом любила вертеть.  

– Сама ты дура. Причём тут Клавка? Я ещё поверю, что она Галкину свекруху порешить могла. Эта стерва из Галки всю душу выпила. Но чтобы сестру, и тем более Маньку.  

А в это время Изольда Марковна, сидя на табуреточке возле кровати мужа, шёпотом ему жаловалась.  

– Митя, беда будет. Чувствую я, что с Толиком творится что-то невероятное. Он совсем перестал со мной разговаривать. И от еды отказывается. Что мне делать, Митя?  

А Митя всё понимал, но ничего сделать не мог. Он проклинал себя и свою судьбу за то, что не сделал этого ещё раньше. Ещё в тот, первый раз, когда Изя спала, а он стоял над кроваткой сына, сжимая в руках подушку, и слёзы бессилия капали на безобразное личико ребёнка.  

Надо было в тот момент отбросить жалость и сострадание, и сделать то, что мучает его до сих пор. Почему струсил? Почему отступил? Почему побоялся сделать больно тогда, чтобы спасти невинных людей сейчас?  

Он проклинал своё тело, которое подвело его в тот самый момент, когда рука с молотком готова была опуститься на голову спящего сына.  

Нет, он не хотел верить в то, что сам Господь Бог охраняет это исчадие ада, даруя ему жизнь, чтобы отнять её у других. Нет, это не Он. Это сам дьявол стоит у него за спиной, и своей мерзкой рожей ухмыляется, видя его мучения.  

Ещё в детстве бабушка рассказывала, как его отец каждое полнолуние убегал в лес. Что он там творил – никто не знал. Но охотники говорили, что находили тела растерзанных волков и медведей. При этом осеняли себя крестами, ибо с хищниками мог справиться только тот, кто сильнее их.  

У отца был лес. А у его сына были каменные джунгли.  

Митя всё понимал, но не смог сделать то, что должен был. А теперь, когда его дорогая Изя, плакала у его проклятого тела, он в бессильной ярости не мог даже сжать кулаки.  

– Что мне делать, Митя?  

И только слёзы катились по его щекам. Слёзы – свидетели того, что он всё ещё живёт.  

Продолжение следует...