Армада Яхирре V

Южное полушарие Ува можно с полным правом называть миром Океана – суши там мало и она не загромождает горизонт. Южный океан неприветлив, холоден и тёмен. В мрачных глубинах этого океана есть «кто-то», кого мы начали воспринимать как соседа по миру только с появлением электронных приборов, обработчиков тех сигналов, которые нами пропускаются. Глубинная жизнь великого океана чужда. Судя по косвенным признакам она организована, но мы не можем её понять напрямую в силу наших привычек.  

Люди, подозревающие что «в мире есть кто-то кроме нас» даже не представляют себе, сколь объёмен пласт стереотипов, движущих нашим мышлением в попытках представления иной цивилизации, хоть в чём-либо соразмерной нашей. Мы переносим на «чужих» наши штампы восприятия, наши привычки, наш образ выживания, не задумываясь о том, что всё наше существование до мельчаших деталей зависимо от благ, приданных той природой, в которой мы выросли. Мы полагаем радостным свет сверху, мы наделяем выдуманных «чужих» обонянием и походкой паралитиков, мы пытаемся «привить» им навыки речи и в нашем подсознании, там, за нашими черепушками не можем вообразить живоядящего «разумного чужого». Живоядящий некто? Хищник и откровенный дикарь. Не смущают землян японцы с фугу; французы, потребялющие живых виноградных улиток и мидий; сок свежих яблок тоже не пугает, лишь вызывает понимающую улыбку. «Это – исключения», говорит коллективное подсознание, яблоки – те вообще «не в счёт». Большинство же варят, жарят и пекут... Вот в чём Разум!  

Мы говорим словами, пишем буквами, половина населения Эрдо – иероглифами, но пишем же! Оставляем знаки, читаем их, значит – разумны. И опять в повседневном мышлении не смущает, что ещё каких-нибудь четыре-пять поколений назад наши прямые предки не писали и не читали, легко без таких премудростей обходясь, но и не теряя при этом своей «принадлежности» к высшим приматам, к роду человеческому. Была же, вспоминаем мы мифы, навызываемые нами «историей», элита, которая умела – дворяне, они же судьи. Вот они-то и были великим Человечеством, мозгом культур, подсказывает наша образованность. А те девяносто процентов, которые не писали и не читали были обеспечивающим приложением этой элиты. Таким, не очень разумным приложением, но мы сами произошли от них, этих не вполне умных урамба, потому что, говорят нам учёные – потенциал мозга уже был. Этот мозговой потенциал развился и выдал на конвейере нас, современных, пользующихся столовыми приборами, а не жменёй рис из лохнани гребущих. Те же кто жменёй, они не очень разумные... Потому что гигиены у них нет.  

Орангутана можно выучить пользоваться ложкой – от этого он станет чуть разумнее. Третее поколение орангутанов, которых каждое поколение учили пользоваться ложкой, ножом и не мочиться у колеса, будут не многим менее разумны, чем дворники. Наши улицы на Эрдо метут дворники, потому что в грязи жить нецивилизованно... Лет через пятьдесят будет неприлично мести улицы, это будет считаться бескультурием и дикостью. Потому что тот мусор, который на улицах будет – по современным понятиям, «валяться» не будет загрязнением. Очнётся какой-нибудь дворник- орангутан от летаргического анабиоза и ужаснётся: «Как бескультурны потомки! Деградация! » Наши мысли привыкли к плену наших представлений о том, что такое предшествовшая нам культура, как она должна выглядеть, какие знаки её нам демонстрируют в роли символов. Паразитические «Чужие» Гигера выглядят как афро-африканские члены, не вытирающие морд после еды (и не чистящие зубов), на длинных, как у кузнечиков, ногах. Они визжат и рычат, чем сразу дают понять зрителю, что они хищны, ошибки эволюции, да, пожалуй, ещё и сумасшедшие – вон изо рта слюни текут, гадость...  

То, что такой гигеровский «Чужой» не мог бы выживать при нормальной для нас, людей, влажности и температуре дольше суток, потеряв всю свою воду, этого в голову зрителю не стучится – «не до того». Большинство рисованно- сценических «чужих» это инвалиды, вытащенные из голов самих зрителей. Главное, что чужие опасны (красная лампочка), но насколько они чужие – не важно. Были бы они к нашей культуре индиферентны – мы бы их и не заметили.  

«Армада Яхирре» столкнулась с настоящими чужими чуть ли не впилившись в них носом, научная команда близко осмотрела их, но ничего для себя примечательного в «островах без прибоя» не обнаружила. Да – большое шугровное поле, простирающееся до горизонта, где виднеются горы. Укоренившиеся на скалах шугры, такая особенность. Исследовательские батискафы «Армады» осмотрели пористую подводную стену из стволов шугровника снизу, их пилоты убедились в том, что в щели между стволов- корней, обросших щетинками-веточками не протолкнуться, вырезали с этих «стволов-корней» образцы для микроскопов.  

Вокруг рифового лабиринта оказалось порядочно живности, представителей которой зарисовали и мемонисты – запомнили. Зарисовка на листы и графическая мемоника в те времена оставлась главным способом фиксации явлений, особенно под водой, где перспектива сжимается, искажая фото. Моряки нашли, что сквозь стену из стволов к видному берегу надо «проламываться» хоть по верху, хоть понизу и предложили найти обходной фарватер.  

Океанографы и ботаники увидели не более чем укоренившийся в шельфе шугровный лес и, подумав, подвели привычную базу для объяснения такого скопления номадов моря: господствующее течение. Шугровные заросли южного океана вблизи Годаи представляют поверху морскую трясину, с торчащими там и сям «роговинами», шестами. Ближе всего, пожалуй, для этого «поля» подошло бы название заросшего озера океанского сфагнума, черновато-зеленоватого, с тарелками «купавок» между костей-бивней. С «Армады», пришедший «на рейд болота» пустили к беловатому небу обзорные шары, показавшие дальний гористо- обрывистый берег, не напоминающий заселёный.  

~*~  

Коротко: весь рейд южного Годаи оказался недоступен для подхода к берегу из-за бесконечных полей зарослей «мхов по пемзе». Пройдя до кромки тяжёлых льдов «Армада» так и не нашла надводного фарватера, способного пропустить любое крупное судно к берегу. Судя по наблюдениям с воздуха, с запускаемых мобильных шаров, вблизи берега имелись промоины чистой воды, и, если верить её цвету, даже пресной. Прибрежная местность выглядела гористо, базальтово, обкатанно безлюдно, с участками кустарниковой растительности и необитаемо, если не брать в расчёт мелких чаек, крупных птиц вроде морских орлов, видимых плохо. На протяжении всего обхода края водного покрытия с востока дули сильные, почти штормовые ветра. Подводная часть зарослей снижала волнение, так что лодка могла долго оставаться на поверхности, в «речной» качке.  

По воспоминаниям военморов этот рейдовый обход рифового леса был скучен, но спокоен. Зрители таким оборотом дела были бы крайне разочарованы, так же как и вы, читатели. Показывать рутину в кино нельзя – под неё засыпают. Это океанографам и картографам было рутинно и легко: плановые спуски, плановые замеры, обед по расписанию, отчёты, сверка, без происшествий и авралов. Сценаристы придумали некого «сварного краба», решившего напасть на мирную лодку из мрачных глубин шельфого «болота».  

Описывать эту ерунду мне не хочется, потому что это только на экране смотрелось, а в описании укладывается в пару фраз. Из волн недалеко от судна (на рассвете, чтобы лучше детали видно было) выныривает нечто, напоминающее пьяного осьминога-трансформера, на нашу мирную лабораторию с боевыми обводами набрасываются щупльцы, тащущие несчастную лодку в родную стихию, но наши доблестные моряки применяют лучевое оружие ( наконец-то! ) и враг низвергнут в бездну, откуда выскочил, но уже рваными кусками. Пятнадцать минут сложных решений, разящих залпов и геройских лиц главных героев. Болото расступается, лодка выныривает прямо у берега и, в апофеозе техники, она влазит прямо в каменную бухту. Капитан Немо плакал бы от зависти... Медицина сращивает переломы без гарнитуры. Столичную операционную к лодке подцепили, не буксирный гальюн.  

~*~*~  

Острая ситуация у дальней «Армады» случилась, но не потому что угловатому монстру, которому на завтрак не хватило сосиски, удумалось прошвырнуться по окрестностям своих владений. Источником приключений, сложных для выживания экспедиции послужила сама команда лодки, перед которой были поставлены задачи: достичь берега, с которого можно произвести высадку и разведать причину «уклонения от контактов». Исторически было несколько попыток достижения южного Годаи с посольствами разной степени вооружённости товарами. Часть посольств вернулось, ибо им было отказано, часть исчезла. Таким образом люди Континента знали, что южная часть Годаи обитаема, но – кем? Это оставалось неясным.  

По отчётам послов людей, которым удалось вернуться, их останавливали прямо на воде, не подпуская к берегу разные «обстоятельства». То это были чёрные колдуны на белых челнах, то белые птицы на чёрных плотах, но встречные предложения всегда сводились к одному: или «греби отседова» или «пожалте на стол». Пробоины в бортах деревянных судов послов однозначно были нанесены заострёнными орудиями вроде гарпунов. Парочка послов из этнографов императорских географических обществ оказались крепки духом и настырны в своём желании познакомиться с рецептами заморской кухни, но, не смотря на неприветливость аборигенов, улизнуть со стола им удалось. Их отчёты сводились к тому, что южный Годаи защищает «подавляющая» сила, попросту – психотропная магия.  

Морочилово это отлично знакомо и на Континенте – ручные хауры хуни так баранов пасут. Люди Континента всё же не бараны, поэтому подавленное состояние и похоже – галлюцинации, получаемые при приближении к видимым берегам южного Годаи намекали на что-то ценное за пологом этой обороны. Магия требует энергии, а постоянное слежение за морем – наблюдателей. Заниматься такой тратой сил «от врождённой враждебности» никто не будет. Значит – есть долгоиграющая причина такой закрытости.  

Подход со стороны Зелёного по поверхности океана был проверенно закрыт этой магией подавления на протяжении более чем двухсот лет. Проход из под Кольца вдоль берега чреват бурным дном. Подход по краю южного ледяного поля тоже как-то всё не получался... И вот – «Армада», пришедшая со стороны открытого океана, «вытекающего» из Западного. Ещё и под водой. Никакой магической обороны ни на дальних, ни на ближних подступах к берегу команда «Армады Яхирре» не обнаружила. Или её тут не было или на подводный мир она не распространялась, так тогда решили. Субмарина преспокойно маневрировала, на виду у «вероятного противника», которого не было даже слышно. Некие неприятные ощущения у команды на поверхности ощущались, но надо учесть, что поход был не рядовым, за Кольцом и обычно, в торговых переходах даже воздух ощущается иначе, не так как с нашей стороны.  

В чём главная причина такого комплекса ощущений – не ясно, но за Кольцом и небо выглядит иначе, с другими утрене-вечерними циклами. Безбрежный океан, со множестовм мелких, незаметных архипелагов и парочкой крупных. Сильные ветра, кругом сплошная вода, с изящным красноватым отливом, сверкающие чешуями купола ночи. Яйцо над южным полушарием не отблёскивает таинственной высотой, а светится, полого уходя в дымку горизонта, сливаясь с ним на фиолетовых тонах, нагоняющим лёгкую тревожность. В южной части океана бывают слышны шопоты, музыка и совсем непонятные шумы без наушников и усилителей. Обитают некоторые рыбы и даже морское зверьё, нам непривычное. У побережья некоторых островов в море встречаются наши «трубочники» – безобидные, в целом, существа, с высокими фыркающими дыхательными трубками, напоминающими шнорхели. Торчащие из прибрежной ряски Годаи «сабли» издали напоминают эти выставленные над волнами трубки. Эти трубки казались для научников «Армады» любопытны, как признак подвида. Поначалу-то казалось, что в ряске пасутся эти «шнорхели»...  

В деле достижения плотного берега не последнюю роль сыграла амбициозность капвинга Говерша. Он полагал себя приниженным второстепенной, как ему казалось, ролью канонеров в «научной» экспедиции, выполняя приказ командования из соображений военной дисциплины и только во вторую очередь проникшись эпохальной целью. Ещё и глава научников – шкаф. Предъявить «по праву» седовласому Тиге было нечего, кроме отсутствия у того модельной бороды, а придираться к сенокосным габаритам, которые от рода достались – глупо.  

Перед Говершем задачу ставил штаб ВМС и наши географы и Говерш никак не мог себе позволить уйти от вида недалёких гор, «не копнув плинтом косы». Проходом понизу, врубась в деревянистые водоросли, пришлось бы отключать радар, что можно, но рискованно. Шалабанда довела лодку вдоль кромки «болота» до льдов, нырнув под них. Подо льдами, как и ожидалось, лес из ряски быстро сошёл на нет, открыв чистое дно, хоть и «с подводной набережной». У желтопанельной «Армады» были батискафы и подсвечиваемые «обзоры» (включая инфракрасные) позволявшие видеть в спектре недалёкие окрестности лодки.  

Подводный подход к каменистой части Годаи оказался «в ступеньках с каналами». Такой «обработанный склон», намекающий на температурное расслоение. Современные вам «альтеративщики» Эрдо тычат пальцами в такое расслоение монотипных пород, называя их «кладкой гигантов». Сверху над лодкой простирались льды, почти не пропускавший свет даже днём, так что мерность «парения во тьме» не нарушалась. Хождение «под сливками» это фокус, отработанный в Свинцовом, зимой перекрываемого льдами и подводники хонто к тому привычные.  

«Армада» притёрлась к скалам, очевидно виднеющимся на радаре и поднялась в «прибрежный протал». На стыке холодного, но обрывистого берега и ледяного поля образуются торосы, выглядящие грозно снаружи, но довольно рыхлые по краю. Ледяное поле подпирает берег и получается, что лёд здесь покачивается и трёт сам себя. Вибрации никакой лёд, как объединение кристаллов не выносит и поэтому нарастает такой трещиноватой демонической шубой. Ходить по нему – как по асфальту, снизу гребёнка тоже выглядит неприветливо, но при надваливании на край этого прибрежного тороса снизу поля ломается, открывась как дверь. В этой «дверной промоине» обычно и тонут, проваливаясь под лёд, оказавшийся – вот те раз! – трещиноватым. В прибойной полосе пологого берега такого расслабления не возникает, потому что прибрежные торосы упираются в дно, промерзает вся толща.  

Лодка «открыла чердак», сдвинув бронещиты, из обзорной рубки увидели близкий берег. Как бы это поприличнее выразиться? Люди обомлели в голос. Даже без биноклей стало заметно, что скалы, принимаемые издали, сквозь береговые испарения над «болотом» – строения искусственного происхождения. То, что «Армада» всплыла на рейде города не вызывало никаких сомнений, удивительным было только то, что этот город никак себя не оборонял.