У нас гости?

Осенний ветер гонит по небу свинцовые тучи, а по земле – пожухлые листья. На дороге лужи уже подернуты льдом. Начало ноября, первые заморозки. Грязная, утоптанная ногами, копытами и колесами дорога ведет на окраину Гайденброка, небольшого провинциального городка. Наряду с десятком других таких же городков в Золотых землях он не славится ничем. Малолюдный, серый, тихий. Жители знают друг друга по именам и по скелетам в шкафу. Почти со всех сторон Гайденброк окружен деревеньками, кроме одной. По этой южной дороге редко кто из местных решается пройти без особой надобности. А если надобность и появляется, то стараются пробежать, промелькнуть, прокрасться быстро, в сумерках или ночью. Всё дело в одноэтажном каменном строении, к которому и ведет дорога. Оно такое же серое, как и тучи, такое же неприглядное, как грязь.  

«Храм бога Смерти», так гласит выбитая в камне надпись. Ни шпилей, ни куполов. Только серые стены и черепичная крыша. В отличие от храмов других богов, например, Природы или Милосердия, сюда приходят не молиться. Все понимают, что незачем молиться Смерти. Её можно только просить. Для себя или для других. Дело это необычное и страшное, поэтому и сейчас, в полдень, в храме почти никого.  

Лишь один человек, худощавый сутулый мужчина, спит за столом в главном помещении. Тусклый свет, пробивающийся сквозь закопченные окошки, освещает его сальные спутанные черные волосы. Мужчина храпит, сжимая в одной руке листочек бумаги. Его застиранные рубашка и штаны едва ли согревают ноябрьским днем, но он будто не чувствует холода. Кроме стола и стула, в помещении нет ничего, даже алтаря. Пахнет потом, пылью и псиной.  

За дверью слышны шаги, голоса. Несмотря на храп, мужчина быстро вскидывает голову, вслушиваясь. Принюхивается. Без стука дверь открывается. На пороге – женщина дет тридцати, чуть помладше мужчины. Подол длинного черного балахона заляпан грязью, рукава истрепались до дыр. Униформа выдает в ней жрицу бога Смерти. Длинные темные волосы висят такими же сальными прядями, как и у мужчины. Она щурится, оглядываясь.  

– Майяяяяя! Родненькая! – благим матом вопит мужчина, сжав жрицу в железных объятиях, – Живая! Я уж думал, померла...  

– Генри, а ну, отцепись, собака! – кое-как выскальзывает она из его рук, скорчив недовольную рожу, – Задушишь же! Дай хоть присесть с дороги... Фух! Эй, вы там! Проходите, не стесняйтесь! – кричит она кому-то на улице, – Вы есть, поди, хотите? Бригитта, Элиот? Унна?  

Весь этот год в храмовом помещении было настолько просторно, что Генри выл от одиночества. Оборотень, брошенный своей госпожой. Единственный оставшийся служитель храма Смерти, потерявший жрицу. Проводить ночи здесь было невыносимо, поэтому он обращался в волка и гонял по кладбищу местных некромантов. Это приносило в тоскливое существование нотку разнообразия.  

Но, в целом, было плохо. С уходом знаменитой в Золотых землях жрицы Майи клиентов поубавилось. А когда они поняли, что Генри – всего лишь служка и не обладает жреческими силами, так и вовсе перестали приходить. Без регулярного дохода из дома исчезла еда. Генри теперь питался только ночью, в обличье волка. Что поймал, то его. Это была достаточно тихая жизнь, если не считать панических криков тех, на кого он охотился. Да, пару раз к нему приходил мэр Гайденброка, знавший о его волчьей природе. Вежливо просил быть потише. Сочувственно интересовался, когда же вернется Майя. Сокрушенно охал и хлопал Генри по плечу. Оборотень так же вежливо извинялся и закрывал за ним дверь. Больше в храм за этот год никто не приходил.  

Пока однажды почтовая птица не разбила окно.  

Осколки со звоном посыпались на грязный пол и стол, полный пустых бутылок. Выпивка, кстати, была вторым по важности занятием после ночной охоты. Каждый раз Генри убеждал себя, что пьет в память о пропавшей Майе. А не от отчаяния. Окровавленная голубиная тушка плюхнулась Генри на голову.  

– Обед... – безучастно пробормотал мужчина, собираясь откусить ей голову.  

Потом увидел на лапке письмо.  

«Генри, собака, ты там не сдох еще? Надеюсь, нет. Иначе придется нового служку искать, а не хотелось бы. Ну да ладно. Короче, Генри, возрадуйся. Я жива-здорова, еду домой. Буду через неделю. Приготовь постель и поесть. Приберись и помойся, знаю я тебя! Учти, собака, увижу, что ты хоть раз обращался, яйца отрежу, так и знай! Вот. Жди.  

Жрица бога Смерти, Майя.  

P. S. Да, и выпить приготовь. Там в заначке за алтарем оставалось. ».  

Заначка за алтарем была уничтожена в первый же месяц после Майиного исчезновения. От пыли, уличной грязи и запаха перебродивших зелий неподготовленный гость задохнулся бы. Брюки и рубашка на Генри уже не гнулись в некоторых местах. О том, что он обращался в волка, знала треть городка. Майя убьет его за всё это.  

Той ночью он не пошел на кладбище. До самого утра он плакал, перечитывая письмо.  

А теперь она здесь. Шумная. Недовольно морщит нос. Подозрительно щурит глаза, пытаясь унюхать запах псины. Живая. Храм Смерти снова обрел свою жрицу.  

– Да заходите вы уже! – всё причитает Майя, загоняя кого-то с улицы, – У нас, конечно, не королевские хоромы, но чем богаты, тем и рады. Это вот Генри, наш служка. Он малость туповат, так что повторяйте по два раза, если что...  

В комнату заходят трое.  

Очень красивая, на взгляд Генри, девушка с золотистыми кудряшками, рассыпанными по плечам. Коротенькая походная курточка, пожалуй, тесновата в груди. Как и штаны. Всё сшито явно на заказ. Висевший на поясе кинжал в этом солнечном образе исполняет, скорее, декоративную функцию. Девушка изящно приседает в реверансе, прижав руку к груди.  

— Это Бригитта, – почему-то краснея, указывает на неё жрица, – Она не говорит, но может общаться... эээ... то есть...  

Легонько похлопав смущенную Майю по плечу, кудрявая девушка достает из кармана маленькую книжечку и кусочек угля. Быстренько что-то чиркает, подносит к носу Генри.  

«Здравствуйте, сэр Генри. Очень рада с Вами познакомиться, Майя много о Вас рассказывала. Для меня честь побывать в настоящем храме Смерти. А Вы, правда, оборотень? ».  

– А ты, правда, немая? – брякает Генри первое, что пришло в голову.  

И тут же сгибается, защищаясь от подзатыльника жрицы.  

– Ай! Майя, да всё, всё! И-извини, Бригитта, я...  

– Он, как я говорила, не очень умный, – Майя краснеет и неловко улыбается, почесывая затылок, – Ты извини, он хороший... Ох, что это я! Ты ж устала...  

Бригитта мягко берет суетящуюся женщину за локоть и отрицательно качает головой. И нежно улыбается, указав на остальных спутников.  

«Майя смущается? Эта кудряшка заставляет Великую Темную Госпожу смущаться и краснеть?!».  

Вопрос так и вертится у Генри на языке. Естественно, он молчит, помня крутой нрав служительницы Смерти. За те несколько лет, что они провели в этом храме, он был бит руками, ногами, потусторонним зеленым пламенем и пару раз кочергой. В половине случаев она набрасывалась на него, когда он был волком. Эта низенькая женщина не боится ничего. За это Генри её и любит.  

– А это Элиот, – его госпожа машет рукой на светловолосого худенького парнишку, – Мой коллега. Он, эээ, поживет с нами... Пока. Вот.  

«О, Боги, Майя, умеешь ты знакомить людей! ».  

– З-здравствуйте, – робко кланяется Элиот.  

Несмотря на робость, выглядит он жутко. Пожалуй, его внешность даже больше соответствует званию жреца Смерти, чем жесткое лицо Майи. Длинные, абсолютно белые волосы аккуратно собраны в хвост, но всё равно висят сосульками. Сквозь бледную кожу видны синеватые вены. Сухие тонкие губы сжаты. Под глазами темнеют круги. А сами глаза...  

«Красные. Как кровь... ».  

– Кхм, – Генри решает на этот раз не облажаться, – Я смотрю, Вы, сэр Элиот, тоже служите Смерти?  

То, что не стоило задавать этот вопрос, оборотень понимает по дрогнувшим губам и расширившимся красным глазам.  

– Я... ээээ... Нет! – Элиот нервно теребит рукава длинного серого балахона, – П-пожалуйста, не говорите так! Я...  

– Тихо-тихо-тихо! – Майя кладет руки парнишке на плечи, – Элиот – жрец богини Природы. Он очень талантливый, знаешь ли! Я встретила его недавно в Фелиции, вот и решила пригласить сюда. Для обмена опытом, так сказать.  

«Что-то не так с этим жрецом, – думает Генри, глядя на заикающееся красноглазое чудо, – И на кой черт Майе понадобилось у кого-то опыта набираться? Да у этой бабы опыта, как... ».  

– Я Унна! – выступает вперед, загораживая Элиота, третья гостья, – И с сегодняшнего дня, – радостно провозглашает она, – я твоя рабыня!  

Рыжеволосая девушка с короткой стрижкой напоминает мальчика. Худенькая, ростом она достает ему лишь до плеча. Веснушки, задорные зеленые глаза и широкая улыбка еще больше усиливают сходство с деревенским пацаненком. Балахон неопределенного цвета скорее смахивает на мешок, чем на платье. Оттуда торчат голые лодыжки, обутые в сапоги, явно на два размера больше. В руке растрепанное рыжее недоразумение держит посох.  

«Пастушок. Она похожа на пастушка... Стоп, что?!».  

– Ты моя... к-кто? – недоверчиво переспрашивает оборотень, наклоняясь ближе.  

– Рабыня! – на весь храм выдает Унна, светясь от счастья, – Чего желаешь, мой господин?!  

От её крика у Генри закладывает уши. Он чувствует, что краснеет.  

– Господи, Унна, ты опять за свое? – Майя безнадежно качает головой, – Повторяю тебе, в этой стране нет рабов. Я привела тебя к другу...  

– Друг моей госпожи – мой господин, – довольно кивает девушка.  

Бригитта, хихикая, подходит и мягко обнимает жрицу со спины. Заметив выпученные глаза оборотня, подмигивает ему. Майя, красная, как помидор, вяло пытается освободиться. Элиот, тем временем, весь сжимается от этих криков и почти рвет подол балахона, уставившись в пол.  

– Так, – очень серьезно глядя на жрицу, подытоживает Генри, – Год назад ты отправилась на очередное задание и пропала. Я весь год страдал и был в шаге от того, чтоб повеситься. Теперь ты, наконец-то, соизволила вернуться. И притащила к нам в дом немую бабу, красноглазого упыря и...  

– И рабыню! – прыгает Унна.  

– И рабыню...  

Оборотень медленно по стенке на пол, с надеждой глядя на Великую Темную Госпожу.  

– Ты ведь знаешь, что делаешь, да, Майя?