Курс на восток

Я лежал весь в крови, слышал, как эти твари бегали снаружи, пытаясь попасть ко мне. Боялся ли в этот момент? Нет, мне уже было все равно, я только сжал в руке фото Наты. Тут было темно, сыро и сложно дышать, мой счетчик уже давно перестал трещать, а противогаз пришел в полную негодность. Но это было уже совсем неважно, о каком противогазе может идти речь, когда весь мой костюм был разодран, всюду сочилась кровь, да и я сам дышал уже не через фильтры, а через разбитые стекла.  

Я не чувствовал боли, я не чувствовал ничего, даже своего тела, я даже не был уверен, что оно у меня все целое. Я только ощущал одну боль, боль внутри себя, это даже нельзя было назвать отчаянием, это чувство больше походило на осознание всей мелочности человеческого сознания, всех его физической слабости. Я думал только о своей семье, как они узнают, что произошло, как они будут без меня, ведь я же обещал, что мы обязательно двинемся в Сибирь, где нет радиации, но, видимо, и это обещание я не смог сдержать.  

В этот момент я вспоминал всю свою жизнь с ней, с нашими детьми, как нам было хорошо, ее улыбку и смех, мой самый любимый на этом свете. Сейчас я бы отдал все, чтобы увидеть ее в последний раз, но единственное, что я мог сейчас сделать, было только сильнее сжать ее фото и кое-как сдерживать слезы.  

Я так много раз подвергал себя опасности. Еле живой возвращался в Т-16, это должен был быть последний раз, мне всего лишь нужна карта путей, я же обещал не уходить. И это обещание не сдержал, как я мог носить звание командира, как люди вообще могли мне довериться, если я не могу сдержать свои слова? Я всегда утешал себя мыслью, что делаю это ради них, моей семьи и остальных выживших, это было правдой, даже такой ценой, пусть я умру сейчас, но они выберутся в чисты места, где не надо будет прятаться по бункерам, где можно выйти без оружия и не бояться смерти, где можно вздохнуть полной грудью.  

У меня уже трещало в ушах, а глаза начали рябить. Я плохо понимал, что происходит сверху, но знал одно – рано или поздно эти твари пробьются ко мне, нет, я не хотел умирать сейчас, да и вообще не хотел, но так было суждено. Мы уже сделали все необходимое, оставалась только эта ненавистная карта.  

Я медленно засыпал, уже прошел холод и меня не трясло, скорее всего я получил такую дозу облучения, что мной можно было бы заправить маленький ядерный реактор, но это было уже неважно. Главное, что мои люди смогли вовремя уехать, и если бы не я, то мы все здесь погибли бы. Пусть такой ценной, но они спасены, и, возможно, когда они уедут в чистый мир, про меня будут рассказывать детям, будут слагать истории о моих подвигах, хоть как-то меня запомнят.  

Глаза медленно слипались, дышать становилось все сложнее. Сил не оставалось даже на шевеление губами, но я не разжимал правую руку с фотографией, ведь это единственное, что у меня сейчас осталось.