Моя бабушка

Моя главная бабушка.  

Главная потому что я до восьми лет с ней жила.  

Она всю жизнь разговаривала с акцентом, хоть с 15 лет жила в Харькове.  

И то немногое что я помню из её рассказов  

странным образом сформировали во мне отношение к политике.  

Вот так в возрасте от 2 до восьми  

на всю жизнь несдвигаемо определилось для меня "наши" и "не наши".  

Бабушка родилась в 1899 году в Артвине. Это была крайняя точка Российской империи. И когда началась Великая война, эту территорию прибрали турки.  

Соседи пришли и сказали что ночью придут резать.  

У бабушки был перелом ноги, но почти зажил.  

Армяне собрались и ушли.  

Моя главная бабушка несла на руках младшего братика.  

А не главная бабушка – мама моего отца, которая тоже 1899 года  

–несла на руках сестричку.  

Они ушли потому что поверили соседям, ушли оставив все в городке, в котором до  

этого бесконечно долго жили их предки.  

Кто не поверил -тех убили.  

Бабушка и вся семья приехала в Харьков, где уже жил ее старший брат.  

И здесь она окончила армянскую гимназию.  

То есть в Харькове в 1915 году была армянская женская гимназия.  

Потом она вышла замуж за парня, который очень сильно в нее влюбился.  

Настолько сильно что "забыл" ей сказать что у него туберкулез.  

Он быстро умер.  

Потом бабушка вышла замуж за дедушку. Он был намного старше нее из  

"приличной" семьи, но баловень. Все его родственники были офицеры, ученные, а  

он стал сапожником. Когда не было денег, то он шёл покупал кусок кожи и шил обувь.  

За дедом стала гоняться сталинская фининспекция и он купил себе другой паспорт.  

Дед понятия не имел кто тот человек, чей паспорт у него. И это действовало ему  

на нервы. Они уехали в Куйбышев. А потом вернулись в Харьков.  

Дед купил своей дочери -моей матери письменный стол. Он сказал что бы со мной  

ни случилось, но стол для школы у тебя уже будет. Моя мать 1936 года рождения.  

Война накрыла их в Харькове. Все было так странно быстро, что они не уехали.  

Наши отступали очень быстро.  

Город был захвачен.  

Тот братик, которого бабушка несла на руках, теперь стал военным.  

Он был ранен в ногу во время боёв за Харьков и пришел домой.  

А куда надо было идти?  

Еще один брат был дома тоже.  

Мужчины засели в подвал. Этот дом стоял там, где сейчас Цирк.  

Недалеко было Гестапо.  

По городу шли вереницы людей. они несли детей, какие-то вещи.  

Они не понимали куда и зачем их ведут. Мои родные видели это.  

Их потом на краю города зарыли. Всех кто шёл.  

Мужчинам не нравится в погребе.  

Им там душно, им там долго сидеть невыносимо.  

Они вышли из погреба и сидели в комнате.  

Гестаповцы со скуки шныряли по домам.  

Они приходили и к бабушке. Перебили ей фарфоровую посуду,  

куски красивых блюдец она продолжала хранить всю жизнь.  

Переломали серебряные ложки. Почему-то отламывали от них себе только ручки.  

Ссали в чайники.  

Они нашли наших мужчин, вывели во двор и расстреляли  

что-то между собой обсуждая.  

Они поставили расстреливать бабушкину сестру с маленькой дочкой.  

Бабушка не понимала что они говорят, но слышала "иуды".  

И она догадалась.  

Рядом стояла русская соседка, которая знала немецкий.  

бабушка бросилась к ней: скажи же им что мы не евреи.  

Женщина не хотела вступать с ними в разговор, но сказала им об этом.  

Они махнули рукой и отпустили бабушкину сестру.  

Мужчин похоронили всех вместе в шкафу.  

После войны перезахоронили.  

Больше в этом доме не молились ни каким богам.  

Харьков наши отбили. Весь центр был разрушен.  

Но наши опять отступили.  

Бабушкина сестра жила почти за городом,  

сказала "переходите ко мне, у вас бомбежки".  

Они перешли. Но и бомбежки перешли. Прямо сюда. Бомбы рвались возле дома.  

Они перешли жить в воронку.  

По легенде в одну и ту же воронку бомба два раза не прилетит.  

Там и жили, выползая в сад собрать фрукты на еду.  

Немцы опять ушли.  

В их дом попала бомба.  

Бабушка нашла две свободные маленькие комнаты на ул. Урицкого, 33.  

Это было рядом.  

К ней пришли подселять.  

Сталинский домоуправ пришел рассказывать что им две проходных комнатки  

много.  

Бабушку даже из квартиры не выпускали чтоб она полуграмотная что-то  

подписывала.  

Она прошептала что-то дочке и ребенок шмыгнул.  

Ребенок позвал дядю -преподавателя техникума.  

Он пришел и домоуправ ушел.  

И навел порядок в своих бумагах чтоб больше никогда не приходить.  

============  

Бабушка пошла работать.  

Она шила в артели за копейки.  

Она теперь стала главным добытчиком в семье:  

ее древняя глухая мать, и маленькая дочь.  

А по вечерам бабушка опять шила для частника  

Частнику нельзя было нанимать людей.  

Однажды мою бабушку с заготовками как-то застукали  

и отвели в участок. Ей было страшно.  

Но кто-то сказал пройди через те, те, те двери и выйдешь на улицу.  

Она вышла и убежала.  

Поэтому моя мама в школьном портфеле носила  

от частника материал, а к частнику готовые заготовки.  

Моей матери было очень страшно.  

Ей казалось что вся улица смотрит на нее пока она идет со свои портфелем.  

Старушке -прабабке было уже почти сто лет.  

Ей казалось что к ней плохо относятся: дают мало еды.  

Когда бабушка смогла выйти на пенсию, то тут же и ушла.  

Она умудрялась жить на эти копейки.  

Ходила в гастроном со стаканчиком чтоб купить томатный сок.  

Потом она обменяла свои две комнатки  

На однокомнатную квартиру в Луганске  

чтобы жить рядом с дочерью.  

Ей отдали меня и она меня растила.  

Если с ней ссориться, то она говорила:  

"Вот умру я, вы еще вспомните! "  

и всегда на сырую погоду у нее болела та поломанная в Артвине нога,  

и она вспоминала что ей рано сняли гипс чтоб уходить.  

Она умела радоваться птицам, погоде, небу, улыбкам.  

Она говорила "трантавар" вместо "тротуар"  

Она много чего говорила. И прожила 94 года.  

Она говорила: "Ты улыбывайся, тебе идет"  

И все время таскала меня в фотоателье.  

И с годами я все больше склоняюсь, что выжить может только тот,  

кто разделяет ценности моей бабушки.