Старый дуб.

Сколько мне лет?  

Хм, интересный вопрос. Если бы я был человеком, то исчислял бы свой возраст месяцами, складывающимися в год.  

Если бы я был волком, то мой возраст был бы равен пережитым голодным зимам.  

Если бы я был птицей, то измерял бы свои лета колличество перелетов на юг.  

Но я дуб, не имеющий ног, чтобы обойти эту землю вокруг.  

Я дерево, не имеющее острых зубов, чтобы драться за свою жизнь до первой крови.  

Я исполин, стоящий на холме, но не имеющий возможность взлететь над этим миром.  

В моей кроне вьют гнёзда птицы, и я становлюсь крестным отцом птенцам, становящимся на крыло. Я являюсь свидетелем их взросления, и провожаю в первый перелёт на юг.  

Под моими могучими корнями укрываются звери, зализывая кровоточащие раны. И я плачу вместе с ними от боли и страха.  

В тени моей листвы находят убежище влюбленные, и я становлюсь хранителем их тайны, затерянной в шелесте листьев.  

Знатным мастером был Данила, первым кузнецом на всю округу. Слава о его мастерстве простиралась на сотни вёрст. Косы, выкованные Данилой, были остры, как ятаганы татар.  

Подковы, которыми Данила подковывал лошадей, были легки, как перья лебедей.  

А мечи, которые ковал Данила, рубили головы врагов, как серп колосья пшеницы.  

Сильный, и могучий был кузнец Данила. Но вся его мощь пала к ногам ясноокой Алёны. Полюбил он её, пуще собственной жизни. Без её синих глаз небо казалось серым. Без её сияющей улыбки солнце теряло свою яркость.  

А что же Алена?  

Дочь купца, первая красавица на селе, была сосватана за постылого Михаила, на которого глаза не поднимались смотреть, и сердце замирало от отвращения.  

То ли дело Данила, о котором девушка думала день и ночь, и ловила каждый стук его молота, разносившийся по селу.  

Вот их то и укрывал я в своих ветвях. Помню каждый поцелуй, который Данила запечатлевал на челе своей любимой. Помню каждый вздох, вырвавшийся из груди, когда она падала в его объятия.  

– Любимая, ты свет очей моих. Мысли о тебе не дают уснуть. Твой образ хранит моё сердце. Ты смысл моей жизни, – шептал Данила, прижимая к могучей груди Алёну.  

– Сердце моё навеки отдано тебе. Оно бьётся, когда ты рядом, и замирает, когда тебя нет. Душа моя там, где ты, – отвечала Алёна, подставляя лицо для поцелуев.  

Но не долго суждено было длится этому счастью. Прознал Михаил про соперника, да про их тайное место.  

Впервые в жизни я пожалел, что родился бессловесным деревом, обречённым молча стоять, и от бессилия истекать горькой смолой.  

Спрятались в моих ветвях разбойники, подкупленные Михаилом, чтобы погубить соперника.  

Всё произошло быстро.  

Счастливый Данила прибежал под мою крону первым, облокотился о ствол, да так и остался стоять на веки вечные.  

Десять острых стрел вонзились в его могучую грудь, пригвоздив его тело ко мне.  

Ох и горько же мне было, ох и больно. Нет, не от стрел больно, а от того крика, который издала Алёна, увидав своего любимого. Долго она кричала, горько плакала, а я, проклятый истукан, не имеющий возможности утешить, стоял, и просил небо о смерти, чтобы больше никогда не видеть этой боли.  

С почестями похоронили Данилу, так и не узнав, кто посмел поднять руку на мастера.  

Бессловесную и обезумевшую от горя Алёну, готовили к свадьбе. Она молчала, когда ей готовили приданное. Молчала и в день девичника, когда девки собравшись вечером шутили и пели песни.  

А в день свадьбы, когда её обряжали в подвенечный убор, отпросилась выйти на двор.  

Прибежала она простоволосая ко мне, обняла ствол, и заголосила:  

– Не могу я жить без тебя, любимый мой. Не могу дышать без тебя, жизнь моя. Не бьётся моё сердце, когда тебя нет рядом. Я иду к тебе, душа моя.  

Оторвалась она от меня, и бросилась с обрыва в реку.  

Вот и дождался Данила свою любимую. Соединились два любящих сердца на том свете.  

Сколько мне лет?  

Да кто ж его знает, если на моём стволе не счетное колличество зарубок.  

Если моя кора помнит теплоту сотен рук.  

Если моя крона хранит сотни сказанных клятв.  

А я устал просить небо о смерти.  

Значит ещё не время.  

Ещё не все птицы вылетели из гнёзд в моей кроне.  

Ещё не все звери зализали свои раны в моих корнях.  

Ещё не все клятвы были произнесены в тени моей листвы.  

Ещё не всё дни, отпущенные мне на земле, прожиты!  

И буду стоять я на этом утёсе столько лет, сколько Господу Богу будет угодно!