Крылья бабочки

Наверняка многие впадали в ступор, слыша из ящика ежедневные новости о диких поступках нашего вида: например, как какой-то остолоп на территории крайнего востока зарубил топором сожительницу ввиду подозрений на измену. Подробности преступления наводят на людей ужас скоротечной натуры, создают внутреннее негодование или, вероятно, вдохновляют на ироничные смешки, но мало кто действительно сталкивался с радикальной степенью жестокости и увядания гуманности. К моему сожалению, я наблюдал за развитием этого ужаса.  

Живя в провинциальном городке на границе страны, начинаешь относиться к окружающему с ещё большим безразличием. Серые виды и угрюмые лица стали для меня привычной картиной, написанной безграмотной рукой народного художника. Дом, в котором я прожил последние десять лет, находился далеко не в самом худшем районе города. В нём, как и везде, жили и забулдыги, и невежды, но в целом непримечательность стала образцовой нормой. Даже не припомню, что я хоть раз жаловался на соседей по подъезду. Но кое-что меня всегда волновало.  

Я работаю в кафе в дневную смену (с 9:00 до 18:00), и всякий раз в пятнадцати метрах от подъезда, прямо у детской площадки, сидел шестилетний мальчик. Сначала я не замечал его постоянного присутствия. Дескать, ничего необычного. Но однажды он позвал меня. Тогда стоял теплейший май.  

— Дядя, помогите мне, — обратился ко мне голубоглазый мальчик в бичеватом спортивном костюме светло-синего цвета.  

Я добродушно взглянул на него, ведь настроение у меня было что надо (милая официантка с работы дала свой номерок). Он сидел на корточках, глядя на весеннюю землю под ногами. Около его обуви стояла литровая бутылка с водой.  

— Папа сильно закрутил бутылку. Я не могу её открыть, — он взял своими тонкими ручками воду и протянул в мою сторону, не разворачивая головы. Я, встав над ним, помог и вернул ему бутылку. — Спасибо, дядь.  

— Да не за что. А ты чего один? — спросил я, слыша вдалеке голоса детворы, играющей в догонялки.  

— Они со мной не играют, — безэмоционально пробормотал он, медленно выливая воду на землю. Я кинул взгляд вниз и увидел, как муравьиная нора наполняется водой, а стены убежища смыкаются, заваливая насекомое общество в погребальную яму.  

Я с минуту постоял над ним и посоветовал поделиться конфетами или пригласить в гости. Ну ничего особенного. Что ещё можно сделать ребёнку, чтобы получить уважение сверстников?  

После я двинулся домой. На следующий день я встретил его в то же время на том же месте: в этот раз он ковырял отвёрткой место, где вчера была муравьиная нора.  

— Привет, Вань, — именно так его звали.  

— Здравствуйте, дядь, — не поворачиваясь, сказал он.  

Мне невольно было жаль этого мальчика. Я подошёл к нему, бессознательно смотря на его действия: металлический наконечник пронзал землю раз за разом, приобретая соответствующий ритм. Всего действия малыша не казались мне чем-то странным. Он на секунду развернулся, чтобы посмотреть на меня, и я заметил свежий синяк на щеке. «Мой совет был лишним, — подумал я. — Нынешние дети так жестоки…»  

Я сел на бордюр и около получаса разговаривал с Ваней о всяком, стараясь как-то загладить свою вину, но не подавая вида. Знал я от соседки тёти Зины, что родители мальчика заядлые любители выпить, и чувствовал, что им всё равно. Такие люди живут лишь одной мыслью, как ни прискорбно. Не столь честно было бы бросить его в таком случае. Тогда я и спросил о кровоподтёки.  

— Вань, тебя кто ударил?  

Он отвечает:  

— Никто.  

Тогда я вспомнил, что у меня в кармане лежали пара конфет. Я достал их и протянул Ване. Не успев поблагодарить меня, он жадно съел их. Лишь шоколадный мелкий след на нижней губе остался свидетельством того, что эти конфеты существовали. Я повторил свой вопрос.  

Он отрезал:  

— Мне сказали не говорить об этом, дядя, — прошептав это, он побежал в сторону подъезда и скрылся в нём.  

Беспокойство. Я думал об этом весь вечер, но с кем бы я ни говорил о произошедшем, все единогласно заявляли, что это не моё дело.  

Шли дни, недели, месяцы, и я начал замечать, что по мере взросления Ваня становился всё более замкнутым и мрачным, а его некогда голубые глаза словно обесцветились и превратились в серые.  

В очередной раз возвращаясь с работы, я встретил мальчика. Из его рта медленно тянулись густые слюни, постепенно приближаясь к асфальту. На земле лежала бабочка. Крылья бабочки лежали в сантиметре от её тела. Она не сопротивлялась: ни страх, ни злоба — беспомощность заперла её в невидимой коробочке. Когда слюни настигли бабочку, она беспрестанно дрыгалась, пытаясь спастись, но конец был предсказан задолго до смертельного приговора. Я смотрел на это долгие несколько минут, пока маленькие лапки не пали от бессилия, а бабочка не перестала подавать признаков борьбы. Когда это закончилось, Ваня заметил меня и улыбнулся во весь желтозубый рот. Я еле слышно поздоровался с ним и направился в сторону подъезда. Я почувствовал чей-то взгляд и заметил тётю Зину, тревожно смотрящую на меня с окна первого этажа. Наверняка она увидела знакомую тревогу и на моём лице.  

С каждым днём я всё больше сторонился мальчугана, понимая, что помочь ему не смогу. Но с другой стороны, его родители не являлись ярким примером для развития, потому одним днём я решил обсудить с тётей Зиной Ваню. Она решительно стояла на том, что тут всё ясно: все родственники этой семейки страшные пьянчуги, и ничего изменить уже нельзя. Мне страшно было слышать подобное. Но, пожалуй, она была по своему права.  

Но как-то раз, когда Ване было уже около двенадцати, он стал главной темой для разговора.  

За нашим домом стоял глухой пустырь. Как правило, на нём не было ни души. Но одним ранним утром мужчина с верхних этажей, куря на балконе, заметил, как Ваня фанатично прыгает на чёрном пакете. Особого внимания сосед не обратил на это, но когда дворник собирал очередной мусор, сброшенный с окон дома, он нашёл тот самый пакет, внутри которого лежал труп голубя с приплюснутыми головой и телом.  

Как говорили, узнав об этом, тётя Зина первой прибежала к родителям мальчика и пожаловалась. Всё дошло вплоть сотрудников опеки и предупреждения. Последствия были неизвестны. С неделю Ваня не появлялся на улице, а после его можно было встретить лишь идущим в школу. Около пары лет я не слышал о нём. Я думал, должно быть, всё к лучшему. Но я ошибался.  

Тётя Зина была, мягко говоря, неравнодушна к семейству кошачьих. Она регулярно подкармливала кошек, живущих у подъезда. Её за это многие жильцы любили. Приятная женщина в общем. Жаль, что после случившегося она головой поехала.  

Тогда меня задержали, и стоял поздний вечер, и никого не было во дворе нашего дома. Возвращаясь с работы, я в первые за два с половиной года увидел Ваню на прежнем месте. Мне вспомнилась наша первая встреча. Он сидел спиной ко мне, и я видел лишь бутылку подле его ног. На дворе стояла поздняя осень, потому забава с муравьиной норой явно не имела смысла — все насекомые давным-давно скрылись от холода. Подойдя ближе, я увидел жуткую сцену: мальчик держал в одной руке бутылку с водой, а в другой — целлофановых пакет, внутри которого был котёнок с завёрнутой в платке головой. Парень доливал бутылку прямо на платок, тем самым заставляя бедняжку задохнуться. Когда я оттолкнул Ваню, стало видно пару трупиков и свидетельство того, что последний также был уже нежильцом. Немедленно я пошёл к родителям Вани. Тот даже не пытался меня остановить. Три этажа вверх и два мощных стука в дверь. Из неё показался синющий мужчина с жирными волосами и вонючим дыханием, которое я почувствовал, как он заговорил.  

— Да? — за ним играла музыка и слышались несколько неприятных голосов.  

Когда я рассказал всё, он кивнул головой и закрыл дверь. Наверное, я должен был найти Ваню и что-то сделать, но мне хватило увиденного. По крайней мере, я сделал хоть что-то, думал я. На следующее утро весть дошла до тёти Зины. Горестно видеть истеричные слёзы хорошего человека. Впервые я услышал ругательства с её уст. Позже она регулярно ругала и, скорее всего, даже начала пить. Так уж сильно она любила этих зверьков.  

Но худшее было впереди.  

Ровно через неделю после случившегося мой хороший приятель, работающий в правоохранительных органах и знавший Ваню не понаслышке, рассказал мне шокирующую новость: несколько дней тому назад мальчишку нашли в одном из заброшенных ангаров в нескольких кварталах от нашего дома. Нашли его погруженного головой в металлическую бочку с водой. Самое страшное то, что перед последним погружением ему отрезали кисти рук. Должно быть, каждый посчитал бы, что тётя Зина является главным подозреваемым, но она в то время была в санатории за городом, пытаясь прийти в себя. Потому следствие до сих ведёт поиск подозреваемых от недоброжелателей семьи и мальчика и родственников старой женщины до новых убийц и бывших заключённых. Иногда мне очень жаль, что я не приложил больше усилий, чтобы помочь ему.  

Совпадение это или нет, но я каждый раз вспоминаю ту бабочку и её оторванные крылья. Думая о ней, я невольно представляю, как Ваня беспомощно дрыгается в воде, пытаясь освободиться, но всё неминуемо заканчивается.