Рассказы бывалого фотографа. Часть 3. Вспоминаю с улыбкой.

Вспоминаю с улыбкой.  

Свой гражданский долг, т. е. службу в вооруженных силах моей Родины, я начал на год позже, чем мои сверстники. Военкомат любезно разрешил продлить время моего обучения в училище культуры, по окончании которого Советская армия пополнила бы свои ряды профессиональным фотографом.  

Честно говоря, предстоящая служба и радовала, и одновременно огорчала. Омрачала тем, что в течениe двух, а возможно и трёх лет, (если не дай б-г в Морфлот загребут), придется расстаться со своим любимым делом. Парни, которые на себе испытали тяготы воинской повинности, рассказывали о том, как весело и непринуждённо прошли их годы службы. Слушатели этих дембельских баек прекрасно понимали, что ребята в своих повествованиях малость привирали. Oно и понятно, кто же о плохом помнит.  

Рассматривая их фотоальбомы, я для себя уяснил, что фотоаппарат в личном имуществе солдатского состава отсутствует. Снимки в альбоме сделаны фотокамерами младших офицеров или в Домах быта во время увольнительных или в самоволках.  

Из далека своего армейского прошлого могу сказать, что моя служба прошла с огромным позитивом и оставила в памяти события, которые вспоминаются с улыбкой. А насчёт того, что немного приукрасил, так только чуть-чуть.  

Разумеется, я, как и все солдаты, ходил в наряды, и служба дневального мне не чужда, пару раз пришлось побывать на «губе» по причине краткосрочного самовольного оставления воинской части…  

На призывной комиссии за пару недель до отправки в армию председатель этого самого совета, взглянув на мои документы, поднял глаза, на стоящего перед ним призывника, в одних трусах, и произнес:  

– Товарищ Алмазик, …  

– Рубинчик, – прервал я любителя переиначивать фамилии.  

– Да хоть Топазик, большого значения не имеет…  

– Это кому как, – вновь не дал я закончить мысль офицеру.  

– Ну хорошо, уговорил. Рубинчик Марк Натанович, ты у нас по профессии фотограф. И в каких родах войск хотел бы проходить службу?  

– Куда Родина прикажет, – с пафосом ответил я.  

– Раз такое дело, пойдешь в артиллерию, думаю, при грохоте пушек много говорить не придется.  

После прохождения учебки и принятия присяги я был направлен в артиллерийскую часть Прикарпатского военного округа. В течение всего срока службы мне предстояло освоить несколько специальностей – заряжающего, наводчика… Этим я и занимался первые три месяца, пока меня однажды не вызвал к себе замполит батальона майор Крюков.  

– Так, рядовой Рубинчик, раз на гражданке ты был фотографом, то тебе и карты в руки.  

– Не понял, товарищ майор, какие карты?  

– И что здесь непонятного? С этого дня будешь отвечать за выпуск стенгазеты, а также на тебя будет возложена обязанность содержать в надлежащем виде все учебные стенды. Если проявишь себя, то, возможно, редактор нашей дивизионки «На боевом посту» будет привлекать тебя в качестве фотокорреспондента.  

Услышав такое лестное для меня предложение, я незамедлительно согласился, добавив при этом с печальными нотками в голосе:  

– Но я никогда не занимался выпуском стенгазет, да и фотокамеры у меня приличной нет.  

– Что значит "не занимался"? – Возмутился офицер. – У тебя в личном деле записано: до армии работал внештатным фотографом в местных газетах и журналах", чем тебе наш боевой печатный орган не угодил? Насчет фотоаппарата – не проблема, получишь в хозчасти, я уже распоряжение дал. И вообще, рядовой Рубинчик, это не просьба, а приказ, не забывай -- ты в армии, где существует неписаный закон. Знаешь какой?  

– Так точно, товарищ майор, – и продекламировал крылатую фразу: – «Не можешь — научим, не хочешь – заставим».  

– Вот и отлично! Можешь приступать. Да, последний наказ, не забывай: несение службы согласно воинской специальности с тебя никто не снимает.  

Я было открыл рот, чтобы спросить, когда на все новые обязанности найти время, но Крюков, предугадав мой вопрос, резко сказал:  

– Разберёшься!  

Так я стал обладателем вполне приличного фотоаппарата, а самое главное, в моё распоряжение было выделено помещение под фотолабораторию со всеми атрибутами. Раз в месяц ко мне приходил старлей из соседнего дивизиона и приносил макет стенгазеты. Добавив несколько штрихов в оформление и прикрепив фотокарточки, после одобрения замполита вывешивал её на стенд.  

Естественно, сослуживцы, которым в скором времени предстояло отравляться на гражданку, завалили меня просьбами сфоткаться с приятелем на дембельский альбом. Я никому не отказывал, тем более, что бумагу для фоток они приносили с собой. Увидев мои первые фотопробы, офицеры и прапорщики считали своим долгом заказать для своих близких семейные фотографии.  

Однажды начальник хозчасти капитан Нечипоренко принес мне старое фото своих родителей. Снимок был в ужасном состоянии, при прикосновении буквально рассыпался.  

– Марк, нельзя ли как-нибудь восстановить? Эта фотография единственная, что у меня осталась от предков.  

Тогда я только начинал заниматься реставрацией старых снимков. Потратив несколько вечеров, мне удалось восстановить портрет и даже изготовить новую рамку. Капитан чуть не расплакался, увидев окончательный результат, и все повторял:  

– Как живые, как живые… Проси, что хочешь. Могу увольнительную оформить.  

– А отпуск на неделю нельзя, товарищ капитан?  

– Не наглей, Рубинчик. Еще полгода не прошло, как лямку стал тянуть, а уже в отпуск просишься. Нет, больше чем пару увольнительных дать не могу.  

Нечипоренко показал своим сослуживцам портрет родителей, говоря, что такого качества фотографу удалось добиться за несколько недель упорного труда, а сколько денег ушло на разные химикаты и прочую дребедень, лучше, мол, не спрашивайте. Стоит ли говорить, что после данного случая я был обеспечен заказами на реставрацию старых фотографий вплоть до окончания службы.  

Все заказы шли только через капитана. Не знаю, брал ли он за это деньги, думаю, что небольшую плату с офицеров он все же снимал. Возвращать готовые заказы он отправлял меня лично, каждый раз обязательно напоминая, чтобы я ни в коем случае не просил денег с клиентов. А вот вкусные обеды от благодарных жен офицерского состава принимать не возбранялось.  

В конце 1975 года исполнялось тридцать лет создания Прикарпатского военного округа. По этому случаю во всех подразделениях намечались торжественные мероприятия. Наша артиллерийская часть тоже тщательно готовилась к достойной встрече юбилея.  

Мне было приказано обновить все стенды и совместно с редактором подготовить праздничный выпуск газеты..

– Слушай сюда, рядовой, – говорил мне замполит Крюков, – к нам приезжает инспектор штаба округа генерал Турайкин. Небось, слышал о нем?  

– Так точно, товарищ майор, правда, не очень лестное. – Интересно, и что же?  

–Ну, например, чем отличается Райкин от Турайкина? Райкин-гений, который всю жизнь изображает идиотов, а генерал Турайкин – наоборот, – выпалил я, о чём сразу же пожалел.  

От услышанного Крюков рассмеялся, затем спохватился и с грозным выражением лица спросил:  

– От кого ты слышал такую чушь? Как их фамилии?  

– От солдат, которые, на дембель ушли, – сообразил я, не выдавая сослуживцев.  

– Да знаешь ли ты, рядовой Рубинчик, что генерал-лейтенант Егор Спиридонович Турайкин – легендарная личность! Совсем молодым в сорок втором ушел на фронт, воевал геройски, о чем говорят его боевые награды. После войны прошел все ступени от старшины до генерала. Чтобы я от вас больше не слышал сплетен! Идите и подумайте на досуге.  

Прикрыв дверь из кабинета замполита, я услышал смех майора: "Вот черти, придумают же! Райкин – Турайкин. "  

По прибытии в часть генерала со своим штабом мне было приказано находиться рядом с группой командиров, и снимать, снимать, снимать … Но так, что бы моя физиономия не мельтешила перед глазами инспектирующих. Мне пришлось быть свидетелем, как генерал "распекал" командира части.  

– Полковник, что у вас творится! Вам неведомо, что офицеры должны рость, а они у вас водку пьянствуют и безобразия нарушают. На них с утра дышать нельзя, выйдешь в город, а у них морды красные, как огурцы...  

Bот ещё один пример:  

– В прошлый мой приезд у вас забор упал, так вот, как упал, так и стоит на том же месте, по нем пионеры металлолом собирают, я вот приеду через неделю, разберусь досконально и накажу кого попало, будь-то полковник или офицер...  

Поле разноса начальники удалились на совещание в кабинет командира части. Воспользовавшись кратковременной паузой, я решил проверить, как развешаны стенды вдоль аллеи. Дело в том, что накануне капитан Нечипоренко послал двух солдат для покраски рам и мойки стёкол. За одним из стендов валялись две губки, которыми протирали стекла. Прежде чем их убрать, решил сфотографировать, уж больно они красочно выглядели. Начальник хозчасти в очиститель на основе технического спирта добавлял красители, дабы уберечь военнослужащих от соблазна принимать жидкость внутренне.  

На белоснежном покрывале сугроба губки выглядели, как кристаллические планеты в космосе, поблескивая синими и красными изумрудами. Выбирая наилучший ракурс, я на коленях ползал вокруг них. Неожиданно объектив выхватил блестящий носок сапога, да не солдатского, а офицерского. Вслед за этим услышал окрик:  

– Чем вы здесь занимаетесь, солдат?  

Вытянувшись по стойке смирно, представился:  

– Рядовой Рубинчик, артиллерист второй батареи первого дивизиона, товарищ генерал-лейтенант.  

– А это у тебя пушка? -- Указывая на фотоаппарат, с улыбкой спросил Турайкин.  

Присутствующая свита офицеров разразилась хохотом. Честно признаться, от неожиданности и небольшого мандража ни одна мысль объяснить суть происходящего не лезла мне в голову. Не дождавшись объяснения, генерал вдруг переключился на мой внешний вид.  

– Что у вас с головой, рядовой Рубинчик, – затем улыбнулся и добавил, – с пушкой на груди?  

Я было подумал: ушанка на снегу лежит, но корнями волос почувствовал, нет, там, где ей положено находиться. Услышав, как Турайкин обратился к одному из своей свиты: "Приведи его голову в порядок согласно уставу, я потом сам лично проверю", я догадался, что имел в виду генерал: Когда на меня возложили дополнительные обязанности, я почему-то самонадеянно решил, что мне позволено чуть больше, чем обыкновенному салаге хотя бы по длине волос на голове.  

В комнату, где батарейный брадобрей приводил мою прическу в надлежащий вид, вошёл генерал Турайкин. Осмотрев работу местного мастера, он молча взял бритву и подравнял виски.  

– Виски у солдата должны быть прямые, он не пижон какой-нибудь, с такими висками народ сразу видит защитника отечества, – выдал очередной «шедевр» ораторского искусства генерал.  

После отъезда проверяющих замолит "влепил" мне три наряда вне очереди, но я по этому поводу не очень и расстроился. Потому что с тех пор до последнего дня моей службы в части ходила такая шутка: «Я не знаю, кем у нас служит рядовой Рубинчик, но то, что у него личный парикмахер генерал-лейтенант Турайкин, это точно».