Пара дней вечности

ВАЖНО: ДАННОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ МОЖНО РАССМАТРИВАТЬ КАК АЛЬТЕРНАТИВНОЕ ОКОНЧАНИЕ ТРИЛОГИИ ФЭНТЕЗИ-РОМАНА О. КАММПИРР "ОДНА ЖИЗНЬ САРРО ЛА КАССА", ТАК И КАК ОТДЕЛЬНУЮ САМОСТОЯТЕЛЬНУЮ РАБОТУ.  

…Это был самый обычный день, если не считать того, что самый последний и грустный. Он начался, как остальные, но чем-то как будто бы намекал на плохое – небо было затянуло, белые облака обманчиво казались белыми, они плавно переходили во что-то серое, тягостное настроение вылилось в итоге дождём.  

Ориби был спокоен. Он не знал и не мог знать, что именно сегодня случится. Лили не было рядом – она уехала снова куда-то вдаль, оставив буквально на несколько дней. На нём остался дом и всё, что было с ним связано. Большой особняк уже сжился с бесконечными посещениями домработницы, рабочих и разного рода людей-посетителей. Но это были люди знакомые, одни и те же лица и имена.  

Спокойно текла их жизнь в этом большом и уютном месте. Он продолжал писать, она выступала от его имени. Но прошло много лет, с тех пор, как они очень сблизились и Лили так же открыла крылья. Почти три столетия. Больше было нельзя выступать от имён потомков. Люди начинали догадываться, а огласка бы всё испортила. Как ни крути, а писатели триста лет не живут. И неважно, что он – падший ангел, муз и вампир, для людей ведь он был человеком.  

Лили и Ориби пытались стать простыми людьми, но это оказалось весьма затруднительно. Ангельская магия ослабевала, хотя всё ещё продолжала действовать. Известные почти всем красивые лилового цвета глаза стали со временем синими – вернулись к своему цвету. Да и сам Ориби, повзрослевший и выросший, хоть и продолжал напоминать себя молодого, все же был уже совершенно иным существом.  

Печаль наложила свой отпечаток; характер, выражение лица и слова, во всём читалась какая-то грусть, но это был только образ. Последние годы-десятилетия жизнь стала вполне спокойной, влюблённые продолжали наслаждаться друг другом, как и в те далёкие-далёкие времена. У них не было детей, только несколько гениально описанных персонажей. Количество книг перевалило давно за тысячу, но и к этому он привык. В мечтах была цифра – пять тысяч, что, разумеется, лишь мечта. Мечту побеждала реальность.  

С годами Ориби всё больше начинал напоминать того, кем он был. Он как будто бы становился опять человеком. Но так как для человека был «стар», то больше не казался мальчишкой. И, в первую очередь, не чувствовал себя таковым. Вслед за глазами происходили и другие маленькие, но заметные изменения. Всё чаще он чувствовал в себе слабость, болел, пережил две клинические смерти и даже обзавёлся несколькими белыми прядями. Он ходил в длинной тёмной одежде, напоминающей халат или плащ, и этим чем-то до боли напоминал своего вампира-товарища, к слову, больше ничем. Клыки постепенно сточились, кровь перестала казаться вкусной, а крылья не могли поднять в воздух и больше не разворачивались. Обращённый в вампира ангел не был уже ни тем, ни другим и не ведал дальнейшего будущего. Всё как будто зашло в тупик, смешалось и утонуло в рутине.  

Единственное, чем он напоминал себя прежнего, так это своим обаянием. Тонкие руки с длинными пальцами и ногтями, и выступающими синими венами, понимающий взгляд и эмпатия. Этого не могли отнять даже годы, и, казалось, наоборот они только прибавили шарма. Знакомые черты округлились, хотя в целом, он остался таким же стройным и невысоким. И, если бы не лицо, со спины мог казаться всё тем же...  

…Стол был завален бумагами, фотографиями и другими вещами. Белый лист, по старинке написанный карандашом или ручкой, приветливо принимал знакомый почерк своего автора. Обычно печатью книг занималась Лили, а он был только её музой и «именем», в этом плане ему везло тратить на любимое дело максимальное количество времени, и минимум внимания Ориби уходил на остальные дела.  

Но сегодня мыслей было совсем немного. Холодный воздух просачивался через окна и заволакивал комнату какой-то грустной таинственной атмосферой. Ориби не мог себе даже представить, что больше никогда не выйдет на балкон, не сбросит с плеч плащ и не увидит счастливое лето… Солнце, сокрытое печальным саваном, и трава, растущая у них под домом, холодная, почти синяя от росы и тумана. Всё это останется для него во «вчера». И не наступит «завтра».  

Белый лист. Опять белый лист. Одна ускользающая мысль, едва ли складывающаяся в слова, промелькнула тотчас в голове. У него был один давний страх, но почему-то именно в этот день он показался, как никогда, близким к правде. Предположение о том, что, когда кончатся все идеи, тогда и наступит смерть, настоящая, необратимая, а не временная – на один день или час. И вот, мыслей было совсем немного. Они не могли оформиться и так и замирали на капельках синих чернил. В голове вроде бы что-то было, но слишком туманное, слишком призрачное, точно не мысль, а сон. Автор был вынужден отложить книгу, оставив её до «лучших времён». Всё же бывало такое – писать удавалось не каждый раз и чаще всего именно из-за состояния здоровья, физического или психического недомогания.  

Он встал. Бесшумно одной лишь тенью пролетел в гостиную за чаем. И долго сидел там, вслушиваясь в капли дождя. Полузакрытые глаза позволяли сильней насладиться цветочно-травяным вкусом и запахом усиливающегося ливня. Откинувшись на спинку длинного обтянутого кожей дивана, он всё ещё пытался что-то придумать. За каждым глотком заставлял себя сочинять. Но уже к концу понял, бросил – он должен передохнуть, подождать.  

Немного щемило в груди, и было подозрительно холодно. В сознании кружилось что-то, как дым, сырость струилась из окон и сдавливала нос своим запахом. Он дышал тяжело. Как и в другие моменты, когда снова начиналось покалывание. Но это стало привычно и периодически повторялось – с годами Ориби принял себя и даже пытался поддерживать организм должным образом: не спал на левом боку и ел лишь определённые фрукты-овощи.  

Напротив стола стоял небольшой шкаф. Там хранились конфеты, лекарства и некоторые любопытные мелочи. Ли прятала там записки, открытки и послания для него, сухие цветы, проявленные на память фото. Глаз потянулся туда и остановился на знакомых изображениях. Коробочки специальных капель и прочих горьких растворов. Их приходилось принимать в такие дни, как сегодня. Это смягчало боль. И после она проходила. Бывший вампир иногда грешил тем, что не хотел принимать их, думал, само пройдёт, винил во всём одиночество – делал так первые пятьдесят лет, но после как-то угомонился. Сейчас он следил за собой и делал всё возможное, чтобы боль в его груди не возрождалась. Ведь к хорошему это не доведёт.  

Иногда стоял перед баночками и томно потягивал воздух. Запах знакомых лекарств обманывал глупое тело. Иногда получалось так, иногда приходилось лежать и думать – на остальное не оставалось сил, дни проходили тихо. Вместе с Ли они болтали о чём-то приятном, прикосновения её тёплых рук излечивали сердечные раны. Они только из раза в раз напоминали о хрупкости жизни, о том, что всему приходит конец, и однажды это станет необратимо. Но Ориби гнал эти мысли и, если умолчать о последнем, жили они вполне хорошо.  

…Рядом со стеклянными баночками было приклеено фото. Кто поместил его сюда – Ориби или Лили, не помнил уже никто. На фото был Сарро и они, вместе. Кадр, сделанный как будто тысячу лет назад.  

При одном взгляде на него к глазам вновь подступили слёзы. Было противно осознавать это, но крылатый, даже спустя столько времени, не смог сдерживать своих истинных чувств. Боль, радость или гнев – всё это всегда было написано на лице. Особенно боль и отчаяние. Они чаще других встречались в его выражениях.  

При одной мысли о Сарро он отвел глаза и тут же попытался переключиться. Не хотелось вспоминать, но мозг сам уже рисовал картины тех печальных событий. Ориби пережил Сарро. Его лучший друг и наставник погиб более тридцати лет назад, и никто не смог понять и узнать, как это всё получилось… С возрастом Сарро овладела страсть путешествиями – он побывал во многих местах; деньги не могли не позволить. Всё было хорошо, и не было даже мысли о чем-то таком пугающем. Но однажды он не вернулся – пропал. Снежные вершины остались неприступными, холодными и бессловесными. А поиски не дали ответов… Возможно, он просто ушёл. Но вряд ли он бы так сделал.  

Бывший ангел-вампир угрюмо глядел на фото. Он больше не хотел чувствовать. Но, увы, не мог не уметь. В его сущности не было ни одного места, в котором бы мог прижиться людской эгоизм, мысли были заполнены книгами, а раненным сердцем правила только любовь.  

Отложив в сторону фотографию, он ушёл. Медленно и печально глядя на серые окна. Пейзаж был отвратительным. И всё из-за какого-то там дождя! Немолодой писатель ушёл в комнату-спальню и, раскинув, как в детстве, в стороны руки, упал на любимый мягкий диван. Больше ничего не хотелось. Только дышать и медленно болтать свешенными с дивана ногами. А после просто притихнуть, пригревшись на тёплом пледе.  

Обычно он мог позволить себе подобное только, когда был один. В другие дни старался жить прежней жизнью, вспоминать себя или радоваться простому мгновению. Он полюбил осеннее солнце и яркий утренний свет. Потому что тот был слишком красив. И жизнь казалась слишком красивой…  

Но не сегодня. Сегодня слишком темно. Ни одного луча. Ни одной, даже самой малой и наивной надежды. Ни одной радуги, ни одной молнии, только тучи, тучи и снова тучи, серые, синие, фиолетовые, и снова серые, кое-где даже чёрные.  

Он лежал, пытаясь очистить мысли. Подобное всегда давалось довольно легко и лишь во времена далёкого детства и юношества получалось с большим трудом. Иногда возникало раздражение, но сегодня одна тишина, та самая, почти что недосягаемая. Лёгкая радостная улыбка скользнула по бледным тонким губам…  

Домработница тихо возилась в коридоре, изредка поглядывая на своего хозяина. Это была молоденькая хорошенькая девчушка, выбранная им вместе с Лили. Она была слишком молода, чтобы пробовать посягнуть на какие-то чувства, и одновременно с тем очень порядочна и аккуратна. Маленькие коричневые барашки спускались вниз по ушам, тёплые заботливые глаза подмечали всегда важные вещи. Она научилась читать выражения лиц и иногда угадывала, что ему плохо. Но не сейчас. Сегодня девушка не успела.  

…Внезапно он ощутил что-то странное – это была не боль, а какая-то необъяснимая слабость. Дыхание перехватило, силы исчезли вмиг. Он как будто хотел вздохнуть, но не мог – глаза застелила чёрная пелена. Не хотелось ни двигаться, ни сопротивляться… Несколько быстрых вздохов дались с большим трудом. И снова нечем дышать. Снова нет сил на движения. Страх спутался с адреналином, но как-то довольно быстро пропал. Расширенные зрачки стали очень скоро невидящими… Буквально за пару мгновений сила времени и реальность переломили его, заставив заснуть вечным сном. …Это была самая лёгкая и спокойная смерть, за исключением тех раз, когда от сильной радости или тоски у него подводило сердце.  

…На другой стороне Земли в баре сидела девушка. Девушка, нет, наверное, уже женщина, такая же рыжая, такая же страстная и несдержанная, как раньше. Она так же почти не изменилась, лишь до плеч обрезала волосы и стала не так ярко краситься.  

Лили отлучалась на несколько дней, но отнюдь не по делам своей музы. Впрочем, и музы, и юноши, сумевшей закрутить с ней роман. Старые чувства стали казаться пресными, и ей захотелось нового. Лили незаметно влюбилась в того, кто изредка ей помогал…  

О, если бы она только знала, что она натворила! Магия пала, так же как и клятва Ориби, что он будет жив до последнего любящего его человека, и ввысь взмыла серая тучка. Она была длинной и тонкой, но не такой, как дым. Почти что неуловимое свечение взмыло вместе с ней тут же в воздух. А образ вампира растаял, развеялся при первых солнечных проблесках. Девушка-служанка вскрикнула. Она как раз проходила мимо него. То, что она увидела, было больше, чем поразительно, странно… И это было трудно забыть.  

…И только потом Он всё вспомнил. Открыв тяжёлые веки и распахнув заспанные глаза, Ориби узнал свет. Всё вокруг было белым. И Он был белым с белыми крыльями за спиной. С прозрачными беловатыми волосами, но только глазами фиолетовыми, как прежде. Он очнулся, лежа на каменном полу. Холод мраморных плит начинал пощипывать ноги.  

«Где я…» И тут же припомнил всё. Точнее продолжил воспоминания. Жизнь пронеслась перед ним, как один большой долгий сон. Тяжёлое детство в строящемся почти средневековом городе, садист-брат, школа, любовь и смерть. Бекка, затем Лили, вспомнился так же и Сарро. Ему стало ужасно смешно, что Он так же когда-то пил кровь. А впрочем, чего только не было! Взгляд упал на тонкие белые руки и ужаснулся от этого. Они снова были невинны, как и тогда. Теперь Он снова был ангелом. Тем, кем и был все годы.  

«Испытание жизни окончено. Ты можешь вернуться в строй. » – прогремело откуда-то сверху. Высокие белые плиты смешивались с колоннами и терялись далеко вдали. Ориби был один и, осознав это, несколько следующих минут всё так же лежал без движения.  

«Ты свободен. Тот мир и та жизнь навек в прошлом. Она закончилась. Можно приступать к новой. » – снова разлетелось по сторонам. А Ему было просто необходимо время, чтобы принять это всё, осознать.  

Постепенно события «сна» замутнялись. Ориби не мог уже точно сказать, что именно происходило в школе и почему там было столько опасностей. И уж тем более не мог назвать имена людей, с которыми он был тогда рядом. Клио, Карме, Анфиса… Кто они все? Лишь звук. Постепенно забыл чувства, и образ девушки-женщины преображался в воздушный силуэт с крыльями, белыми волосами и нимбом, вплетённым в длинные косы. …Но вскоре Он забыл даже Её, ту, кому отдал последние триста лет. В памяти лишь кружились сюжеты книг, но и они путались между собой и не представляли единого целого. То же, что было, как казалось когда-то, безумно-безумно давно, начинало заполнять память. Какие-то обычные рутинные дела, события, имена, лица…  

Он встал, расправил белые крылья, с непривычки помахал ими, а после быстро взлетел. Из прошлого помнил: он – Ориби, но теперь Он – только свет, мчащийся по просторам Вселенной, готовый к чему-то новому, вечно живой и снова теперь свободный – от смерти, от боли, от прошлого…  

И сколько же разных жизней было увидено Им и другими такими крылатыми! Это входило в работу, но только потом забывалось. Это же служило наказанием за малейшее непослушание или отказ. Ангелы или те, кем являлись эти вечно живые сущности, пытались улучшить так мир. Они были обречены и одновременно с тем обязаны. И Они жили так, проживали так жизнь, только изредка, в такие дни, как сегодня, помня, кто такие на самом деле. Проживая тысячи разных жизней в разных всевозможных мирах, Они как будто перерождались, не умирали и имели разные удивительные возможности и способности. И Они делали всё, сами того не подозревая, всё, что только могли, чтобы подарить нам совершенство…  

***  

Такие, как Он, трудились изо дня в день, из года в год и даже из вечности в вечность. Ощущения казались слишком реальными, потому что они такими и были. Для Них. События происходили в действительности в одном из вселенских миров. Некое несчастное существо, которое бы иначе погибло, служило своеобразным «вместилищем», новая сущность заполняла его до остатка, напрочь стирая прошлую жизнь, точнее память о ней. Выбранное существо, будь оно человек, зверь или иной кто-нибудь как бы продолжал жить прежней жизнью, но на самом деле был уже не совсем он. Для Него события являлись самыми настоящими, и боль зачастую означала боль, печаль – не могла восприниматься, как радость, а смерть была также смертью, но иногда, если Ангел обладал достаточно большой силой, Он мог менять жизнь своего существа, отодвигая все мыслимые и немыслимые законы, противореча им, логике, времени. И поэтому в Их понимании, любая по длине жизнь какого угодно иного создания пролетала, как пара мгновений.  

А сколько же было их таких за один час, за один день? У тысячи таких существ? А Они, к слову, нередко были бессмертными…  

Они пересматривали события наших жизней, буквально за пару картинок определяя, кто нуждается в Их поддержке, кто – нет. Лента событий мелькала перед глазами, как голограмма, сложенная в небольшой сгусток-шарик, плавающий в пространстве бесконечного Белого мира. События после могли немного изменять ход, но не менялись полностью.  

…Итак, это, пожалуй, самое основное, что было известно про Них.