Цепи февральского города

Разбейте, разбейте скрижали тех, кто никогда не смеется! (с) Фридрих Ницше. "Так говорил Заратустра"  

1.  

Это был поздний вечер. Сумерки заполонили небо и стремительно падали вниз на тротуары города, предвещая собой приход ночи. Снежные хлопья кружили хоровод на фоне желтого света столбовых фонарей, складываясь постепенно в рыхлые сугробы. Февраль был беспощаден и жесток, от него несло тяжелыми чувствами тоски и неопределенности...  

Чёрт, как же холодно! Из небогатого арсенала одежды на мне лишь только белая футболка, поверх которой напяляны яркая и нелепая гавайская рубашка и черная кожаная куртка, ноги же оберегали джинсовые брюки и красные кроссовки. За пазухой дрожало дуло моей беретты. Так... А теперь? Что было, как я тут оказался? Одна из насущных проблем — вспомнить как я тут вообще очутился, ведь я совершенно ничего не помнил, решительно ничего. Холод сковывал меня, как и надвигающийся страх: мир в моих глазах как будто бы исказился, став разбитым зеркалом...  

На улице почти никого нет, встречаются лишь редкие лица, которые разглядеть я почему-то не могу: они как будто бы пустые. Возможно, это всё непроницаемая тьма... Ночь стала полноправной хозяйкой над спящим городом.  

Я прошел вперед, снег хрустел под ногами, лаяли вдалеке собаки и проносились машины по пустым дорогам. Я ничего не узнавал из строений, хотя очень старался всматриваться и вспомнить: меня окружали высокие здания прямоугольной формы, что воздвигались и протыкали небо, магазинчики и пивные ларьки, слабо светящиеся и представлявшие собой во тьме яркие оранжевые пятна. Но через пять минут хаотичного хождения я достиг, судя по всему, что-то довольно знакомое — это была городская центральная площадь. Вот гордый, серый памятник посередине, а возле него — богатые торгово-развлекательные центры. Но свет почти нигде не горел: было очень темно, даже фонарные столбы отказались освещать местность... Но в моей душе появилась первая радостная эмоция, что могу теперь ориентироваться. Не успел я обрадоваться, как услышал сильный приближающийся звук. Устремив взор на небо, я увидел, что это чёрный вертолет — "Акула": своими длинными лопастями она кромсала ночную пустоту. Страх снова дал о себе знать, ибо что-то животное, неуправляемое захватило контроль за моими действиями. Ноги сами побежали, после чего я нырнул в ближайший переулок. Я забился там как мышь, спрятавшись за старые коробки. Вертолёт летел довольно низко, но мимо меня, устремившись прямо по улице.  

Выйдя на дорогу, было видно, как он поднялся и кружит вокруг небоскребов.  

В моей голове заиграла звездная музыка.  

О чёрт! Даже мгновение увиденного вертолета заставило меня испытать горькое бессилие перед этим миром...  

2.  

Продолжало быть очень холодно. Колючий мороз пробирал меня всё глубже, доходя до костей. Казалось, что органы превращаются в льдышку.  

Небольшое кафе возле центральной площади, благо и хвала всем известным богам, было открыто и работало круглосуточно. Быстрым, но аккуратным шагом (можно было подскользнуться) я подошел к автоматическим дверям магазина, которые, словно перед хозяином, расступились в обе стороны. Внутри меня "ждали" грустные лица сонной обслуги и охранник пожилых лет, сидящий на стуле и дремлющий, для удобства оперевшись локтем на подоконник — вот всё живое, что тут можно было встретить. По крайне мере, тут тепло...  

Так, куда идти? Как переждать эту ночь?.. Три остановки! В трёх остановках отсюда живет мой хороший друг! Я знаком с ним уже несколько лет, но никогда не наведывался к нему...  

— Извините, можно сделать небольшой заказ? -- с легкими нотками дрожания в голосе произнес я молодой девушке за стойкой. — Вот, кофе, со сливками...  

— Хорошо...  

Горячий, свежий кофе разливался по всему телу, согревая замерзшие насквозь внутренности.  

— А вот, простите что не по делу, но всё-таки интересно узнать...  

— Да? — Откликнулась девушка.  

— Этот вертолет, что был пять минут назад... Откуда он тут? Что он тут делает? Он так близко летал, прям возле небоскребов...  

— Гм... Не знаю.... Это у вас спросить нужно. — Ответила она и лукаво усмехнулась.  

— Что?  

Но она ничего не ответила... Абсурд. Мир исказился.  

Согревшись, я решился идти. Путь лежал от кафе -- к памятнику, оттуда -- к подземному ходу, ведущему к метро.  

На улице мне ждал странный сюрприз: возле памятника стояла невысокого роста девушка, укутанная в тёплую одежду. Она держала в одной руке стопку каких-то бумаг, а в другой -- один такой листок. Проходя мимо неё, она сказала мне сквозь звонкий февральский ветер:  

— Вот, возьмите пожалуйста!  

Девушка протянула руку. Это оказалась типичная рекламка компании по продаже стройматериалов.  

— Спасибо... — Сказал я. Девушка улыбнулась. Это была прекрасная, молодая, совсем юная особа лет девятнадцати. Её короткие светлые волосы типа каре вкупе с милым выражением лица делали её, пожалуй, чем-то единственно положительным из всего того, что я встречал сегодня. Но нужно было идти к метро... Чем ближе я был к подземному ходу, тем больше не могу забыть эту незнакомку. Как она молода, как прекрасна! Стоит, мерзнет! Что за абсурд? Что за искажения? Её взгляд, эта беззащитность... Как же я хочу её защитить и согреть! Боже мой, но нужно идти вперед, иначе ни я, ни она не выживем этой ночью.  

Я на месте. Вид дальнейшего спуска вглубь метро заставляет мою голову кружиться. Эта лестница со стальными перилами по бокам кажется бесконечной, а то, что в конце этой лестницы, видится будто бы черной пустотой. Я достал беретту и проверил патроны: всё было на месте.  

Эхо от спускания вниз раздается колючим, неприятным, искаженным звуком по всей полости метро. Чем ближе я спускаюсь, тем ближе чувствую свой конец, что вот, за той ступенью меня ждет что-то ужасающее, что-то страшное, уродливое, готовое загрызть меня.  

Ступени оказались не бесконечными: спустившись по последней, я увидел, как тьма в конце туннеля расступилась, открыв мне взор на длинный, чистый и освещенный коридор.  

"Это ловушка, оно ждет меня... " — думаю я про себя.  

Словно очарованный, потерявший всякий страх, мои ноги пошли вперед. Я будто бы не мог ими управлять, будто бы я им больше не хозяин. Я шел, не озираясь, ибо страх перестал быть чем-то насущным: я привык к нему. Снежинки таяли на моем голове, на куртке, я чувствовал, как они шли по моей голове, по лицу, как слёзы после неудачной любви... Впереди была развилка, за которой и была конечная точка в виде перрона.  

Никого, как и на поверхности, я не наблюдал. Разве что... Тот бедный мужчина, что сидит в углу за колонной. Это явно бомж: грязная зимняя куртка и штаны, оборванный плед, картонки, служащие вместо мягкой подушки, взъерошенные волосы и колкая черная бородка — ничего из этого не выдавало в нем среднего человека. Но, тем не менее, он держал в руках коричневую деревянную гитару. Увидев меня, он посмотрел совершенно непонимающим взглядом, а потом, резко и даже агрессивно, запел:  

Этот мир создал ты,  

И ты — его узник,  

Только ты,  

Только ты!  

Я почувствовал резкую слабость, ноги не могли больше держать меня, отчего я быстро свалился на колени... Прости, мой милый друг, но сегодня я не увижу тебя... Беррета упала на пол и издала металлическое эхо в стенах туннеля... И злобный смех мужчины, продолжающий играть на гитаре... Шум в голове... Свет погас.  

Тьма и пустота обуздали меня.  

3.  

Я проснулся. Из открытого окна доносилась музыка на включенных колонках. Картина ночного, страшного февральского города разбилась вдребезги перед моими глазами. Но её копия остается целой и невредимой— внутри меня.