Изгнание

Красное и чёрное. Багряное, заключённое в призму чернильной тьмы. На грани бокового зрения колючая проволока ядовитых шипов абсолютного зла. Кровавый терновый венок, сдавливающий мой череп со всех сторон. Невыносимая пульсация в висках, отдающая пронзительной болью внутри зубов. Драм-энд-бейс стучащей в костях ненависти, дабстеп натянутых верёвками жил, что трепещут в агонии адской судороги. Магистрали вспученных от натуги вен, по которым разносится красное, тёплое, живое. Но оно вскипает и превращается в сумрачный бульон беспримесного мрака. Красное и чёрное, чёрное и красное...  

Я нахожусь в праведной ярости. Священное безумие обуревает мною волнами девятого вала, какие бьются в зажжёную пламенем душу. Она горит и рассыпается чёрным пеплом на красное. Алое, багряное, пурпурное. Чёрное и красное. Снова и снова. Бесконечное мельтешение тошнотворных цветов, что вращаются передо мной в непредставимом танце неистовых стихий. Красное – жизнь, чёрное – небытие. Они борятся в бурной схватке, но не могут одолеть друг друга, застряв на пике вселенского противостояния.  

Я кричу от напряжения, срываясь на нечеловеческий рык. Пытаюсь разорвать связующие скрепы тьмы, что легли паутиной угольных стежков в чреве греховного сосуда. Внутри и снаружи чёрное и красное. Их нужно разделить. Вычленить. Отделить одно от другого, чего бы это мне ни стоило. Неважно, как это сделать, скальпелем ли, или топором. Да хоть голыми руками! Это не должно существовать. Гордиев узел обязан быть разрублен. То, что собрано в единое кошмарное обиталище порока – есть великая ересь, какую необходимо уничтожить. Это моя святая обязанность.  

Я никогда не испытывал такого омерзения. Тело передёргивало и трясло от гадкого отвращения. Дрянь. Скверна. Клубок туго стянутых червей морального разложения. Гадюшник извивающихся змиев искушения, жрущих запретный плод изнутри. Я гляжу в это гниющее гнездо, и мне кажется, что обитающая там злоба пробралась в мои глаза и точит органы зрения с обратной стороны. Кусаю до крови губы. Скриплю зубами и исступленно мычу. Прогоняю поганый морок и продолжаю бороться, погружаясь в жуткую обитель первородного греха.  

Это всё стягивалось веками и даже тысячелетиями. Переходило из поколения в поколение. Копилось и нарывало зловонным гноем в метастазе необъятного порока. Переливалось чёрной смолой безумия из сосуда в сосуд, пока не созрело в этом клокочущем фурункуле гнусной дряни. Красное и чёрное, чёрное и красное. Чёрная жизнь обязана прорваться потоком нечистот в красную от крови смерть. Великое очищение. Выгребная яма скверны должна быть исторгнута в хлад небытия, где будет похоронена.  

Я собираю всё имеющуюся волю в кулак. Духовная мощь бьёт сокрушительным фонтаном чистой ярости. Со злом нужно сражаться её же оружием. Нельзя щадить то исчадие Ада, и я прячу сострадание на такие глубины, что оно не сможет до него добраться. Превращаюсь в ревущего зверя, слепое к милосердию святое орудие. Меч праведности, молот очищения, что расплющит ту, извивающуюся подо мной гадость о наковальню мироздания.  

Моя вера сильна и её не сломят жалкие попытки твари воззвать ко мне. Она хнычет и стонет на разные лады. Визжит будто тысяча невинных дев, умоляет гласом покаявшегося исповедника, шипит затухающими углями, на которые пролили кровь младенцев. Красное на чёрном, чёрное в красном. Она коварна, но бессильна перед моим стоическим усердием. Она не желает погибать и раскрывается мне во всей извращённой красе, пытаясь обвинить меня в том, что именно я виновен в её теперешнем состоянии.  

Рассечёный грубой рукой бутон нежной розы, с которого сочится влага кровавой росы. Но цветок бурной запретной страсти не беззащитен, как кажется на первый взгляд. Он царапает мои руки шипами острейшей холодной тьмы. Полосует кожу бритвами сомнений, раскинувшись передо мной в самом непредставивом разврате. Разбитая ваза, чьи осколки вонзаются под кожу и начинают гнить, когда я пытаюсь собрать её воедино, дабы разделить. Отмежевать чёрное от красного. Только так.  

Красные пятна крови на моём чёрном подряснике. Руки по локоть в тёплой липкой жидкости. Тёмные борода, усы и волосы вобрали в себя рубиновые капли солёной влаги. Красное на чёрном, вновь и вновь. Грех во грехе, порождающий ещё более изощерённый грех. Чем дальше и глубже, тем сложнее. Тем безумнее я становлюсь, погружённый в кровопускательную вакханалию. Со злом нужно бороться её же оружием. Ни капли сомнений, только чистый праведный гнев.  

Передо мной распласталось пульсирующее в агонии тело. Вскрытый сосуд средоточия первородный тьмы, изначальной ереси, гадкой и тошнотворной. Она настолько въелась в порочную плоть, что приходится буквально по кусочкам разбирать сие вместилище скверны. Но я усерден, истов и терпелив. Нужно завершить начатое, как бы ни был омерзителен для моего взора этот кошмарный процесс.  

Да, тварь неимоверно сильна. Она пронзила собой всё пространство богохульного чрева, пустила корни слишком глубоко в источающую кровь утробу. Её нефтяные щупальца опутывают даже кровь, что собирается внутри лопнувшего перезрелого плода.  

Чёрное в красном. Снова. Снова. Поэтому слабая плоть до сих пор живёт. Существует, поддавшись сладкому искусу и не желает сбрасывать оковы порочного бытия, что обволакивают тентаклями чернильного спрута распоротую массу трепещущего мяса. Человек продолжает цепляться за свою никчёмную безобразную жизнь, несмотря на полученные раны, какие не перенесёт ни один благоверный прихожанин. Это ещё раз доказывает то, что мерзкое вместелище из плоти и костей поражено гангреной мировой тьмы.  

Я плохо помню, как она пришла исповедоваться. Конечно, увидев, что представляет собой её исковерканное чернотой сознание и тело, какое являло собой наполненный гнилью сосуд, мне пришлось ей вежливо отказать, сославшись на плохое самочувствие. В глазах женщины я узрел неимоверную тягу к разврату, распутство необычайных размеров, неутолимый голод греха, бездну всепоглащающего порока. Алкоголизм, беспорядочные половые связи, неудавшаяся попытка самоубийства. Истерия, психопатия, неблагополучная атмосфера загаженной малосемейки... и ненависть, ненависть, НЕНАВИСТЬ.  

Эта женщина вмещала в себе все мыслимые и немыслимые грехи смертных. Наташа, так, кажется, она представилась, отказалась от своей дочери, которой пришлось проводить своё детство в детдоме. Ненасытная дрянь изменяла своему мужу чуть ли не каждый день, пила и сквернословила, за что была в конце концов жёстко избита супругом и лишилась почти всех передних зубов. Они развелись и Наташа пустилась во все тяжкие, ведя отвратный разгульный образ жизни. Она ненавидела свою мать и желала той смерти. Проклинала свою дочь. Хотела убить своих пьющих сожителей, что издевались и били её. Презирала всех и весь окружающий мир, пропахший табачным дымом и перегаром...  

Выглядела Наташа тоже не лучшим образом. Потрёпанная жизнью, низкая ростом, плюгавенькая и тощая, как скелет. Что бы та не потребляла из продуктов питания, половина порции почему-то всегда исторгалась наружу. Только алкоголь входил в неё, словно в бездонную бочку. На руке от запястья по всей длине предплечья тянулся безобразный шрам – след от попытки суицида. Несвежее, запитое лицо. Жёлтый след от сходящего под левым глазом синяка. Фальшивая кривая улыбка, обнажающая пеньки гнилых зубов. Дикое зловоние изо рта. Некачественные расплывшиеся наколки на худых бледных конечностях...  

Помнится, я чуть ли не задохнулся от нахлынувшего на мою духовную сущность потока космической скверны. Мне с трудом удалось подавить приступ тошноты. За какую-то секунду перед моим ментальным взором пролетела вся жизнь этой пакости во плоти. Я даже не мог себе представить, что это ВСЁ сумело собраться в одном гадком, источающим злобу организме. Но это было не самое худшее и опасное. Женщина, какая бы ни была внешне и внутренне отталкивающей, обладала нечеловеческой притягательностью...  

Ко мне явился сам Змий-Искуситель. Пришёл для того, чтобы я отпустил ему грехи, и он мог далее беспрепятственно предаваться богохульному разврату. От этого моё существо сжалось в липком холодном страхе. Ужас, словно облитый нефтью мокрый гадкий котёнок, лез в святая святых моей души. Я знал, что Наташа не остановится и сама прийдёт ко мне в келью. Она выбрала свою цель и не отступит. Женщина явится в моё скромное жилище, дабы соблазнить божьего служителя. Опорочить священника, что обладал огромным духовным потенциалом ментальной мощи, какой его одарил сам Всеотец.  

Я заранее предупредил своих церковных братьев и ждал. Не прошло и получаса, как в дверь легонько постучали. Это была она. Господи, на пороге стояло самое невинное создание, какое я когда-либо видел. Смиренное божие дитя, что смотрела на меня широко распахнутыми грустными глазами, в которых читалась неизмеримо тоскливая мольба и боль от множества пережитых потерь. Её невозможно было не любить. Святая грешница, что несла в своём теле тяжкое бремя мирового зла. Уставшая от всего измотанная женщина, какая сама была бы рада отказаться от всепожирающего проклятья желания соития, но не могла.  

Я просто был не в состоянии ей отказать. Дабы победить соблазн, стоит ему поддаться. Со злом нужно сражаться его же оружием. Дай тьме то, что она желает. Кинь собаке кость, чтобы ту приручить. Покажи сильному противнику, как ты слаб. Соблазнись женской податливой плотью. Соверши самое страшное богохульство в божьем храме...  

Я смахнул с деревяного стола святое писание и с рёвом наслаждения бросил женщину на жёсткую поверхность. Трясущимися от нетерпения руками я раздвинул ей ноги и даже не снимая давно не стираных трусиков вошёл в хлюпающее от наслаждения лоно. Торчащий в готовности уд с лёгкостью разорвал нижнее бельё. Я задвигал тазом вперёд-назад с бешенством демона из преисподней. Моё тело изрыгало чёрные проклятия диким звериным рыком, изо рта капала слюна. Одна рука мяла миниатюрные, как у девочки груди, другая же с силой сжимала шею блудницы так, что женщина выпучила глаза и не могла произнести ни звука.  

Через несколько минут я разразился нечеловеческим воплем, взрываясь как десять тысяч вулканов. Мой крик разнёсся по всему божьему храму, сотресая его до самых основ. Я победил. Теперь осталось лишь добить Змия, пока он слаб и мечется в неистовых стонах оргазма. Чёрное и красное. Красное и чёрное. Жизнь и небытие. Кровь и опороченная тьмою загаженная плоть. Я начинаю избиение младенца. Рутинная грязная работа, кровавая до бескрайнего абсурда.  

В первую очередь я вонзаю большие пальцы в глазные яблоки женщины и торжествующе рыча выдавливаю их. Органы зрения с треском лопаются под напором божьего орудия и лежащая подо мною тварь начинает яростно извиваться. К моему удивлению, она получает неописуемое удовольствие от боли и просит ещё, пакостно расплываясь в безумной улыбке. Я хлещу кулаками обеих рук её по лицу, вливая при этом всю отпущеную мне ментальную мощь в силу сокрушающих лицевые кости ударов. Капли поганой крови бьют мне в глаза, расплываются багряными пятнами по моему яростному лику, покрывают подрясник солёной тёплой влагой.  

Красное и чёрное, чёрное и красное. Мразь не так и проста, как кажется на первый взгляд. Она перехитрила меня. Ударила моим же оружием. Притворилась побеждённой. Слабой. Чтобы я первый нанёс удар и раскрылся. Она знала, что со злом нужно сражаться его же оружием. И сыграла на этом. Я глупец. Передо мной окровавленное распотрошённое тело в киселе хлюпающей крови. Я давлю внутренние органы, что с хлопком лопаются в моих кулаках. Рву жилы и связки зубами, словно дикий зверь. С губ срывается кровавая пена бешенства, что капает на чёрный подрясник. Красное на чёрном... Снова и снова...  

За дверями кельи умирают мои церковные братья. Они отдают свои жизни ради того, чтоб я мог сражаться дальше. Вливают в меня свою духовную энергию, исчерпывая свои силы до дна и падают во мрак. Послушники погибают первыми. Захлёбываясь кровью, что течёт не только изо рта – та выделяется буквально из каждой поры кожи, они с криком выцарапывают себе глаза. Священники отходят в мир иной один за другим, вспыхивая чёрным пламенем на залитом кровью полу. Они разорвали себе глотки голыми руками и вырвали сердца, чтоб сгинуть в огне проклятия, и теперь догорают чёрными головёшками в багряных лужах. Чёрное на красном...  

Я тоже горю, а тварь подо мной исступлённо заходится адским смехом. Хотя смеяться ей нечем – от тела осталась лишь бесформенная груда кровоточащей плоти, что лежит на обуглевшимся от жара столе. Красное на чёрном. Змий оказался сильнее. Намного. Нас погубила самоуверенность. Испытанное орудие обернулось против священнослужителей. Со злом нужно сражаться его же оружием. Но оно вонзилось в воинов Всеотца другим концом. Обернулось чёрным проклятием.  

Церковь превратилась в один огромный погребальный костёр, что пылает чёрным пламенем на фоне багряного заката. Чёрное на красном. Снова... Вместо того, чтобы изгнать чудовище, мы уходим в вечное изгнание сами, проклятые и осквернённые еретики, что сгубили себя самих из-за своей гордыни...