Незначительные отклонения или дар свыше Глава 3

Опасный урок  

Оля оценивающе смотрит на музыканта и сразу понимает: это человек разносторонне одаренный, на вид ему около сорока двух лет, но уверенная осанка, бодрые движения очень молодят джазмена.  

Чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд, маэстро поднимает глаза, устремляя непонимающий взор на вошедшую девушку.  

Оля, смущённо улыбаясь, приветствует маэстро:  

– Добрый день.  

Музыкант кивает в такт на сильную долю и продолжает играть, но мозг его уже сравнивает знакомые лица певиц, артистов и других участников музыкального бомонда, стараясь вспомнить, где и когда они встречались. «Может, я просто забыл её или это та самая певица, что уронила микрофон на джазовом фестивале в Гаване? Она упала и, неловко поднимаясь, засветила нижнее бельё, чем вызвала бурю оваций, – раздраженно перебирает прошлые гастрольные события Крамер. – Нет, не помню. Но как она вошла? Дверь я закрывал, это точно».  

Несмотря на то, что его отвлекают, он продолжает самозабвенно импровизировать на тему пьесы Чайковского «Лето» из цикла «Времена года». Недовольно взглянув на гостью, музыкант разглядывает идеальные черты девушки, откровенное декольте, стройную, гибкую талию, привлекательные ноги, смягчается. Шальные мысли уносят его далеко от классического джаза, куда-то гораздо левей кордебалета, но Крамер берёт себя в руки и, продолжая играть чуть тише, спрашивает:  

– Как вы сюда попали, красавица?  

– Вы не поверите, маэстро, это стоило мне невероятного труда, – сочиняет на ходу Оля.  

И перед тем, как девушка собирается что-то сказать, музыкант вновь ударяет по клавишам, воспроизводя красивый джазовый нонаккорд.  

Оля высоко поднимает руки над головой, звонко хлопает в ладоши, привлекая внимание. Смотрит сосредоточенным проникновенным взглядом в глаза, с лёгкостью играющего ребёнка берёт под контроль сознание артиста. Крамер прекращает играть, его руки застывают в воздухе над клавиатурой, а может он выдерживает такую значительную паузу. Журналистка, смотрит прямо в глаза великого джазмена, мгновенно оценивает ситуацию и, не теряя ни минуты, приступает к расспросу о музыкальной технике исполнения. На вопрос, как научиться играть на рояле, музыкант отвечает:  

– Это не сложно, нужно нажимать на нужные клавиши в нужное время.  

– И всё? Так просто!? – откровенно удивляется Оля, широко открывая красивые глаза.  

– Попробуйте, – с интересом предлагает маэстро, указывая на инструмент.  

Оля выпрямляет спутанные наудачу пальцы и подойдя к инструменту боязливо касается клавиш. Звучит непонятный аккорд. Крамер дружески смеётся.  

– Не так, а вот так, – и маэстро с невероятным подъёмом играет фрагмент Cantina Band из фильма "Звездные войны".  

Девушка снова хлопает в ладоши, посылая особые сигналы в мозг музыканта. Он не отрываясь смотрит в глаза девушки, лицо его меняется, сердце работает учащенно. Маэстро становится серьезным, собранным и начинает торопливо рассказывать о технических тонкостях музыкального мастерства. Журналистка с большой охотой внимает ответам, старается проникнуть в самую суть, увлечённо наблюдает за бегающими по клавиатуре подвижными пальцами, запоминает любое движение, улавливает, считывает каждую мысль великого маэстро. Крамер играет левой рукой аккорд до мажор, правой простую мелодию и просит мнимую журналистку повторить.  

Его интеллигентная манера говорить, вежливый тон голоса определенно нравятся девушке, особенно необычный аромат мужского парфюма «Пока не начался джаз» в котором она сразу распознаёт, ключевые запахи болгарской розы, папируса и синей уссурийской ромашки. Оля берёт аккорд и ритмично повторяет до, ре, ми, до, ре …  

– Довольно неплохо для первого раза, – отмечает изумлённый композитор.  

Музыкант околдовано смотрит на корреспондентку и с каждой минутой погружается в изменённое бессознательное состояние, управляемое со стороны. Сейчас кажется, что большие застывшие глаза маэстро живут своей, отдельной от этого бренного мира жизнью.  

Девушка без труда проникает в глубины начертанных знаков, графических символов, странных обозначений, именуемых в музыкальной среде нотами, видит богатейшую палитру красок, запоминает. Каждую минуту скачивает огромный поток нейронной информации, мгновенно впитывает музыкальные данные, умело подбирает такие правильные ключики к душе Крамера, что он выдаёт ей сжатый урок, включающий в себя консерваторские годы обучения. Интеллектуальная защита сознания лопается как мыльный пузырь, мозги Крамера гудят, нейроны пляшут. Оля сортирует гармонические навыки, раскладывает их по «папкам» в своём сознании и требовательно просит усложнить урок.  

– Хорошо, соглашается в высшей степени напряженный Крамер, устанавливая на подставку ноты «Doris Day — Dream A Little Dream of Me». (Мечтай немного обо мне, мечтай  

и поцелуй меня).  

Сыграв небольшой фрагмент, предлагает воспроизвести, повторить сложную партию.  

– Теперь я, – с нетерпением говорит Оля, садясь за инструмент и негромко напевая, в точности повторяет музыкальную тему.  

«Что это за феномен? » – смутно думает изумлённый маэстро и усаживает девушку с правой стороны.  

Спонтанный дуэт начинает слаженно играть в четыре руки, импровизировать на тему «Beatles Lady Madonna». Играют воздушно, успевая непринуждённо общаться.  

– Кто вы? Почему я вас не знаю? – отрешенно спрашивает маэстро.  

– Я живу очень далеко, – уклончиво отвечает Оля, придумывая свою интересную биографию.  

Крамер хорошо знает всех выдающихся джазовых исполнителей, со многими он неоднократно выступал. Во время игры музыкант с легкостью угадывает каждого, улавливая его тональность, возможные отклонения и безошибочно отвечает изощренной импровизацией, но обойти по выразительности настойчивую девушку не может.  

Оля играет свободно и совершенно, по-иному используя незнакомые приёмы, хитрые обороты, яркие гармонические решения. С каждой секундой у девушки открывается неповторимая исполнительская манера, свой изысканный стиль, особый музыкальный почерк. Огромная практика Крамера, сильная школа плюс талант дают ему шанс чувствовать себя солидным наставником молодых. Сейчас великому джазмену кажется, что он замечательный педагог мечтающий отдать свой опыт, маэстро радуется, это приводит его в будоражащий восторг, отчего тонко настроенный организм испытывает значительные перегрузки. Ситуация становится критической, глаза артиста краснеют, мозги сильно греются и могут в любой момент закипеть, взорваться. Оля старается удержать ситуацию под контролем. Понимает, что у неё уже неплохо получается, а значит, цель достигнута.  

– У совершенства предела нет, – говорит сама себе девушка, встаёт думая, что пора уходить.  

***  

И тут происходит странное непредвиденное событие. Маэстро вскакивает опрокидывая банкетку, трясётся, глаза становятся большими, округляются как у рыбы. На ровном лбу появляются волнообразные морщины, зубы грозно скрипят, скулы выпирают от сильного напряжения неестественно, как у голодного вампира. Мужчина хаотично прыгает, выбрасывая в стороны руки с хищно торчащими пальцами, жестко хватает журналистку двумя руками за шею и начинает душить. Девушка сопротивляется, энергично извиваясь как рептилия, стараясь вырваться, ничего не получается, тогда она с силой размахивается, но терпя невыносимую боль, останавливает свою руку, понимая, что может убить человека, а этого делать нельзя. Они кружат в смертельном вальсе, сбивая колонки, раскидывая ноты, с характерным грохотом роняя музыкальные инструменты. Счёт идет на секунды, лицо Оли белеет, приобретает холодный оттенок февральского снега. Ей кажется, что пространство вокруг темнеет, в угасающем сознании плывут и гаснут радужные круги. Оступившись, танцоры заваливаются на диван. Тяжело вздохнув, и грустно хрустнув округлым корпусом, старый контрабас разваливается. Лопнувшие струны словно звон тетивы прорезают воздух.  

Силой мысли и легким прикосновением к биологически активной точке на голове маэстро, девушка благополучно останавливает взбесившегося артиста и успокаивает, параллельно стирая нежелательную информацию. Морщинистый лоб музыканта потихоньку разглаживается, напряжение слабеет. Тёплые капли пота равнодушно скользят по сухим щекам, руки пассивно опускаются, виснут, как слабые плети, голова безвольно ложится на грудь, глаза тупо смотрят в пол.  

– Слава Богу, слава Богу – нервно шепчет сильно перепуганная Оля, – мне удалось стабилизировать период распада, взять под контроль нервную систему музыканта. – Эта простая, невинная на первый взгляд, затея Джонни могла обернуться большой трагедией.  

Девушка с облегчением садится, глубокие царапины на лице журналистки затягиваются, тёмные пурпурные углубления, вдавленные на шее, выравниваются, кожа приобретает здоровый естественный румянец.  

В эту минуту стоящий перед инструментом музыкант выглядит, как старый рассохшийся от времени фагот, но через семь минут 18 секунд мужчина полностью придёт в себя, почувствует силу, бодрость тела, желанный прилив творческих сил. Лишние негативные воспоминания растворятся, откроют дорогу новым идеям. В голове маэстро творится непонятное: ему кажется, что он возвращается сквозь узкий тёмный тоннель из какого-то другого мира, и, попадая в привычную реальность, пытается осознать происходящее. Бодро потягивается, разминая тело танцевальными балетными движениями, в страстном порыве садится за инструмент, играет и поёт голосом популярного исполнителя Freddie Mercury:  

– Mama ооо,  

life had just begun…,  

(Мама, жизнь только началась…)  

Журналистка неожиданно поднимается, звучно хлопает в ладоши.  

– Извините, маэстро, мне срочно нужно идти, у меня в духовке фазан с яблоками томится.  

– Что? Куда? Какие яблоки? Яблоки? Оставьте ваши координаты, – кричит Крамер вдогонку продолжая виртуозный пассаж, но странная журналистка быстро выходит, решительно закрывая за собой дверь.  

***  

Маэстро провожает Олю растерянным непонимающим взглядом, невольно опускает пальцы на клавиши, извлекая уменьшенный аккорд си бемоль и начинает бегло импровизировать. Вскоре понимает, что фантазирует на две известные темы «Цыпленок жареный» и «Яблоки на снегу», стараясь соединить две синкопированные мелодии. Вспоминает хорошо темперированный клавир, прекрасные фуги Баха. В сложном полифоническом порыве, мысленно заполняет висящую в пространстве партитуру, не без труда сплетает в единое целое две незамысловатые темы. Острая скерциозная, беззаботная о пьяном Чижике, и фундаментальная, почти трагическая с оттенком светлой грусти о безрассудно замерзающих на морозе фруктах. В творческих муках на свет рождается нечто новое, неведомое. Затем быстро, словно спохватившись, встаёт, бежит к дверям, толкает плечом, но дверь закрыта. Достает из кармана ключ, открывает и с надеждой выглядывает в длинный коридор, но там никого нет. В возбуждённом, наполовину бессознательном состоянии пересекает комнату, широко распахивает окно и в ожидании увидеть необыкновенную девушку смотрит на улицу.  

Солнце старательно высвечивает краски древнего города, равномерно согревая всё живое своим добрым теплом. Остро пахнет цветами, свежеразрезанным арбузом и выхлопными газами двигателей внутреннего сгорания.  

Минуты томительного ожидания растягиваются, маэстро, внимательно приглядывается к прохожим.  

Размеренно и широко течет жизнь славного мегаполиса, буквально в нескольких метрах сидящие на скамейке бабушки кормят голубей. Стоящие в тени высокого раскидистого дерева молодые люди громко смеются, разговаривают, пьют пиво, с аппетитом уплетая в меру подгоревшую мойву. Хмельной гитарист, опершись на ствол высокого тополя, душевно поёт хриплым голосом песню Высоцкого, рассматривая краснокирпичное здание бывшей школы музыки:  

Переименован он теперь  

стало все по новой там,  

– верь, не верь…  

Глядя, с каким аппетитом, ребята пожирают рыбу, озадаченный музыкант решает сходить в ресторан пообедать, – кто знает, возможно, я встречу там загадочную журналистку.  

Продолжение следует, слушайте мои аудиокниги.