Дневник Егора

Дневник Егора  

Бля, вот слушай. Вспомнилось вдруг. Год… какой же год был тогда? Лето, точно лето – это я помню четко, а вот год… Союз еще, не Россия. Восемьдесят девятый, кажется. Или восьмой? Девяностый? А, неважно, все мелочи. Шестнадцать или семнадцать ей было. Совсем еще маленькая Кошка.  

Вот никогда не вспоминал про наш с ней первый раз, а тут возникло в памяти оно – старое, размытое, мутное воспоминание. Первое утро после случившегося, такое странное, что мозг невольно принял его за продолжение сна или галлюцинацию, отмел его реальность и стер из памяти. Но вот вспомнилось вдруг, значит – не стер, а просто поблекло оно, выгорело на солнце и потускнело от времени.  

Тогда, сдается мне, случилось у меня помутнение рассудка – иначе не могу объяснить свое безрассудное поведение. Словно не понимал, что делаю и что это за собой потянет, к чему приведет в конечном итоге. Да и не перед кем мне оправдываться, только перед собой – и перед ней, но мою исповедь она не примет, да и мне самому здесь раскаиваться не в чем. Возможные последствия меня тогда не волновали, все же сам был молод и казался себе всемогущим и право имеющим. Она хотела – и я сделал, мне то было нетрудно. Она сама просила меня об этом, и я не стал ей отказывать. Моральные принципы рухнули еще во времена моей ранней юности, а что уж теперь говорить – все было с тех пор запросто. Да и она тоже оказалась не робкого десятка девчонкой. «Хей, у тебя такая заводная сестра! » Пел как-то, она смеялась, а Макс из себя выходил. Забавно было смотреть на них двоих – таких разных, непохожих друг на друга что внешне, что внутренне. Мальчик злится, а девочка хохочет – и я, от души подначиваю их обоих. Напеваю себе «Агату Кристи» под переливы звонкого Кошачьего смеха, не обращая на Макса внимания. Нежное создание с партаком на лице, она была в то время непритворно искренней.  

И так же искренне озвучила она свое желание – словно сама до конца не понимала, что оно более чем реально и легко выполнимо. Словно не верила сама в возможность его осуществления. Но я ей показал тогда, что для меня нет ничего невозможного.  

– У меня для тебя подарок, – сказал ей прямо. – Залезай и поехали.  

Ее не пришлось долго упрашивать – сразу же запрыгнула в машину на переднее сидение, даже не спросив, куда я намереваюсь ее отвезти. Что подарок реальный, она поверила. А вот что это был за подарок – оказалось для нее сюрпризом, несмотря на ее такое искреннее желание совершить то, за что мама по головке не погладит.  

Пустырь, все как она хотела. А вместо благодарности – испуг и чуть ли не отказ от собственных желаний, которыми она грезила, с ее слов, уже не один год. Но страх ее прошел быстро – водка из горла для храбрости трясущимися руками быстро исправила ситуацию. Кошка, уже тогда проявлявшая задатки алкоголички. Любопытство вперемешку с ненавистью, полностью преобразившее девочку, пришло тогда на смену ее страху.  

Она приняла мой подарок. И она была великолепна. А для первого раза – так вообще запредельно прекрасная. Я, признаться честно, от нее такого не ожидал. Думал, что придется все заканчивать самому. А она отлично справилась и даже сумела получить удовольствие.  

Но после – на нее словно напало оцепенение. Никаких эмоций, только дрожь по всему телу и мертвенно холодные руки. Кровь на лице и застывший взгляд, бутылка водки в ее руках, которую пила она, как воду, даже не морщась.  

– Пустота. Ничего не чувствую. Так и должно быть?  

Не знал я нихуя, как оно должно быть. У меня не так было, но все ж по-разному у всех. Но соврал ей, сказал что так же, а она даже не откликнулась на мои слова. Куртку с себя снял, надел на нее, кровь с лица вытер. Но и тогда дрожать она не перестала.  

– Пойдем. Холодно становится.  

Она без лишних слов поднялась и пошла рядом со мной – как сомнамбула, ничего не соображая и ни на что не реагируя. В моей куртке и с кровавым разводом на лице, отсутствующе глядя перед собой. Мог отвести ее куда угодно, она в таком состоянии и не разобралась бы, что к чему. Но отвел ее к себе домой, уложил спать. Самому мне сон не шел, и я тогда вдруг резко понял, что натворил. Полночи потом водку глушил на кухне, воображая, что же ждет меня наутро. Ее слезы, истерика, паника и страх. Проклятия, обвинения – или же благодарность мне как доброму волшебнику за исполнение ее желаний?  

Нет. Все не то и не таким оказалось. Как проснулся, вышел на ватных ногах в коридор, голова раскалывалась, а самому было страшно. Давненько такого не испытывал, а в тот раз… как принято говорить – поджилки тряслись? Да, наверно тряслись и они тоже. Все тогда тряслось с удвоенной силой – от страха и от дикого похмелья.  

А она – ты можешь себе такое представить? – кофе готовила. Варила на плите в турке. Обернулась, заслышав мои шаги, улыбнулась даже тогда, помнится. Доброго утра пожелала. Турку сняла с горелки.  

– Я кофе сделала, ты не против? – буднично поинтересовалась она. – На две чашки вполне будет. Налить тебе?  

Отказался тогда. Голова трещала, череп по швам расходился. А тут еще этот кофе со своим мерзким запахом – не перевариваю его с детства.  

– Нет. Я кофе, представь себе, не пью, – сдержался из последних сил, хотя блевать хотелось от этого кофейного духа на моей кухне.  

– Да? А откуда тогда у тебя зерна и турка?  

– Для тебя купил. Кофемолку тоже. Ты же любишь это.  

– Заботливый… – промурлыкали Кошачьи голосовые связки, а я смотрел на ее руки, на косточки запястий, хрупкие и тонкие. Потом – на ее лицо без капли косметики, на узкий разрез глаз, на черно-синий вензель партака, абсолютно неуместный на ее нежной коже, который как можно скорее хотелось оттереть. Все выглядело таким обычным, словно и вовсе не было вчерашнего дня, а если и был, то наутро он оказался всего лишь приснившимся кошмаром. Безмятежное Кошачье лицо и дымящаяся чашка кофе в ее руках. С добрым утром тебя, Егор. Докажи теперь сам себе, что не поехал вчера крышей.  

– Ты рада?  

– Да. Теперь рада, – ответила она и подула на горячий кофе. – Вчера ничего толком понять не могла, а сегодня проснулась – и все сразу встало на свои места. И пустоты как не бывало.  

– Поздравляю.  

– Ага. Спасибо, – глотнула кофе, обожглась. Обиженно отставила чашку от себя подальше. – Теперь бы только по статье не загреметь.  

– Об этом не беспокойся, – заверил ее. Слова давались с трудом, что говорить их, что слушать – каждое мое произнесенное отдавалось в голове и стучало изнутри молотком. А Кошачье – било в барабанные перепонки, точно в ебучий бубен.  

– Штаны не отстирываются, – пожаловалась она с непритворной грустью в глазах. – Кровь ни холодная, ни горячая вода не берет, что бы там не советовали в рубрике «Хозяйке на заметку».  

Хозяйке, как же, подумал тогда. Из нее она такая же, как из меня детский доктор. Хуевая, в общем.  

– Да похуй. Новые тебе куплю.  

– Фирму?  

– Непременно.