Всплеск

«Всё бессмысленно».  

Она жила с этой мыслью уже несколько месяцев. Окружающие смеялись, ругались и о чём-то говорили. Это раздражало. События мира доходили до неё сквозь густую пелену. Зачем коллега что-то ей говорит? Зачем они все это обсуждают? Цветы, детей, котов? Какой в этом смысл? Почему они ходят вокруг и что-то делают?  

В груди – серая пустота. Её никто не слышит. Она никого не слышит. Пустоту никто не слышит и не видит. Её раздражает всё в голове. То тишина, когда сидишь на кровати, не в силах ничего делать. То бесконечные мысли, мысли, мысли… Обрывки фраз, слова без эмоций. Куча, куски информации крутятся в голове, мешают уснуть. Они ни о чём, но они есть. Голова потихоньку воспаляется. Начинает пульсировать.  

Следом почему-то воспаление переходит на ноги. Они тоже начинают пульсировать и чесаться. Вообще, она заметила, что с той же силой, с какой пустота в груди хочет заполниться, её ноги хотят бежать. Так тяжело… Куда бежать? Куда идти? Куда жить?! Зачем всё это? Если бы могла, она бы бесконечно шла, шла, шла по чужому городу, не останавливаясь. Пока не свалится от усталости. И чтобы обязательно дул ледяной ветер. С ветром легче. Ветер охлаждает голову и заполняет пустоту. На ветру не думается, особенно, если дует в лицо. Тогда ты озабочена тем, как правильно дышать, чтобы не задохнуться, но отнюдь не экзистенциальными поисками.  

Серый город. Она живет в нём. Серый асфальт. Серая прошлогодняя трава. Даже молодая поросль кажется серой. Как зеленое может казаться серым? Ха-ха! Это забавно. Она начинает искать серое везде – голубое весеннее небо серое, цветные куртки прохожих серые. Про лица и говорить нечего. Однообразные силуэты. На проспекте с серой плиткой, возле неработающего серого фонтана – однотипные мамы с детьми. Мамы всегда в растянутых спортивках, обрюзгшие, неопрятные. Дети бессмысленно бегают и орут. Гадость! А, мужики пьяные еще. Эти не серые, эти темнее. Почти чёрные, независимо от национальности. Ходят, шатаются, деградируют. Глядя на них, она чувствует боль, смешанную со страхом. Вау, да это уже эмоция! Пустота, ты где? Она радуется своему отвращению. Слава тебе, Господи, хоть что-то пробилось сквозь пелену.  

Дома тихо. Никого нет. И не будет. Только цветы, да и те вянут. Полить, кстати, надо. Раньше зеленые были, яркие. Теперь вот желтеют. Скоро тоже станут серыми. Ничего не хочется. Развлекаться, смотреть, читать, есть, спать – какой в этом смысл? Ну сделает она это. Закончит, наконец, повесть, возьмется за другую. А что дальше? Досмотрит сериал, а дальше – новый искать? А новое искать сложно. Новое ничего не радует. На новое смотришь со скепсисом, мельком пробежав глазами – фу, банально. Фу, неинтересно. Фу, да зачем. Всё серое и всё фу.  

Ах да, еще все сухое. И в природе недели две не было дождя. А где же это «люблю грозу в начале мая» и далее по тексту? Где гроза, гром и обновляющий ливень? Нееееет, все сухое и серое, как мертвец. Кожа у неё тоже сухая. Не потеет даже от физических нагрузок. Она делает их иногда перед сном, чтобы устать и уснуть, наконец. Не выходит. Не засыпает. Потому что в голове тоже сухо и горячо. И глаза сухие, самое главное! Она так хочет заплакать! Зарыдать, зареветь в голос. Но для этого нужно, чтобы в груди что-то было. А там пустота. Кроме самой себя, ее даже уже ничего не раздражает. Почему эмоции нельзя включить по желанию?  

Хочется, чтобы тьма, прячущаяся в груди за пустотой, наконец, вышла наружу. Вылетела, вытекла, выползла. В мир. Плевать на людей. Плевать, если тьма кого-то заденет или замарает. Пусть она заполнит мир. Самое главное – что она не будет мучить её. Что, наконец, можно будет расслабиться.  

Она одна в этом мире. Одна родилась и одна умрет. А остальные – ширма, декорации, серость и пустота. Может, мира вообще не существует, а это все только ее фантазии? И на самом деле она и правда ходит – бродит по пустому пространству одна. По чистому белому полю. По космосу. Без поддержки. Без смысла. Без цели. Зачем её сюда выбросили? Зачем ей жить? Цель-то какая этого всего? Или смысл – в самой жизни? В том, чтобы проживать каждое ее мгновение, погружаясь, как в воду? Всей кожей? Она хочет утонуть. Не в смысле «трагично привязать к шее камень и уйти из жизни». А чтобы закрыть глаза и медленно погружаться все глубже. К темному дну. Нет, там нет дна. Просто во тьму. Чтобы можно было, наконец, расслабиться. Закрыть глаза. Закрыть голову и мысли. Ничего не осознавать и тем более себя. Не думать об этой гребаной цели! Не думать о будущем. О том, для чего всё это. О том, что ей надо сделать потом. Просто жить. Она ругает себя за то, что деградирует. Не развивается, не потребляет новую информацию. Не купается в ярких эмоциях. Она так устала ругать себя. Постоянно смотреть на себя со стороны, оценивать.  

«Надо лучше. Я делаю недостаточно».  

Хочется наплевать на свою недостаточность. Хочется вдохновения и надежды.  

Поняла! По-научному это называется «субъективное ощущение страдания». Я в книжках читала. Почему плакать и ходить с поникшей головой могут только люди, у которых есть горе? Где это написано: чтобы заслужить сочувствие и право выплакаться, надо заболеть раком или потерять близкого? А почему нельзя просто так? Это несправедливо! Я хочу страдать. Хочу плакать и рвать на себе волосы. Хочу сгорбиться и раскачиваться на кровати, как маленький ребенок. Хочу неопрятно одеваться и медленно ходить по улице со скорбным видом. Те, у кого в жизни случилась катастрофа – избалованные неженки! Это из-за таких, как вы, нам, «благополучным» людям, нельзя страдать! Это вы подаете дурной пример социально оправданного страдания! Хочешь выплеснуть негатив – сначала заслужи. Оправдайся перед обществом. А мы? А как же я? Я тоже хочу вдруг внезапно зареветь безо всякой причины, и чтобы все понимающе кивали и утешали. Те, кто якобы заслужил страдание, еще и вруны. Ха, думаете, знаете, что такое по-настоящему страдать? Не знаете, раз ваши слезы вызваны лишь какой-то смертью мамочки! О, Боже мой, посмотрите на него! А, пока мамочка была жива, ты жил – поживал расслабленной жизнью. В розовых очках. И не умел видеть смерть повсюду. Или – о, Боже, у меня рак, мне осталось жить полгода. Да я каждый день надеюсь, что он станет последним! Ненавижу себя за то, что боюсь, наконец, взять в руки канцелярский нож и вскрыться. Вот насколько это тяжело! А ты мне тут про рак говоришь?! О, Боже, у меня нет ног, я на инвалидной коляске. А я уже полгода тела своего не чувствую, понял? И еда мне отвратительна, есть себя заставляю. Но ты же у нас герой, тебе все сочувствовать должны. Хах, вон даже лекарства по льготе положены. Еще и выбиваешь их, поди, скандалами во поликлинике. А мне вот нечего выбивать. И не у кого. Не к кому подойти и сказать, что мне тоже положена забота. Посторонний присмотр и уход. Что я не в состоянии работать, что я истощена. У тебя вот рук нет, а я пустая внутри. Вот такие вот дела.  

Их страдание ложно, ибо порождено лишь внешними событиями. Истинное страдание – чистое, внутреннее, ничем не спровоцированное. Хотя, нет, знаете, есть такая категория, которая может сравниться с нами по качеству страдания. Вот наткнулась недавно на документальный фильм о девочке, которую держали в рабстве и насиловали четверо парней. Боль, унижение, теснота, замкнутое пространство. Понимание, что будущего нет. Оно потеряно. Пассивное ожидание смерти. Вот это я понимаю! Невозможность ничего сделать. Только в моем случае даже парней не надо. Я одна это с собой могу, за четверых. Ха! Видите, какая я сильная? Какая умная и способная? У меня тут каждый день само-изнасилование и отмирание части себя, но я ж держусь! И не ною, как некоторые! Просто молча переживаю это страдание. В себе…  

Об этом никто не знает, потому что об этом никому не расскажешь. Я не могу никому рассказать. Я не могу рассказать, что вижу за этой счастливой ширмой мира. Не могу позвать на помощь. Подойти к кому-нибудь и сказать, мол, знаете, в моём мире происходит трагедия. Мой мир рушится прямо сейчас. Я не знаю, что с этим делать, как это остановить. Я слабая. Помогите. Сначала шепотом, потом громче. Помогите! Помогите! Сделайте что-нибудь, чтобы не было так больно! Пожалуйста! Я не хочу страдать! Я так устала, я не выдержу еще. Господи, ты там есть? Ты меня слышишь? Хочется бегать по улице, дергать прохожих за рукав и просить о помощи. Чтобы кто-то облегчил страдания.  

О. Хорошая картинка в голове возникла. Представляю, будто стою перед стеной плача. Не иудейской, а своей, личной. В толпе других плачущих и страдающих людей. Или в церкви перед Распятием. В таких местах хорошо. Никто не спрашивает о причинах твоих страданий. Никто не осуждает. Каждый занят собой. Никто не смотрит, а, если смотрит, то с пониманием. Здесь знают, что для Бога не существует «правильных» и «неправильных» трагедий. Он любит всех своих детей и выслушает каждого, кто к Нему придёт. Создавая такое место у себя в голове, я начинаю плакать…  

…О, сорок минут прошло. Даже не заметила. Стало легче. Фух. В груди больше нет ни тяжести, ни пустоты. Глаза, правда, опухли и в горле першит от крика, но это ничего. В теле – ощущение расслабленности. Как после бассейна. Крутое чувство. Будто скинула груз. Впервые за четыре месяца.  

Слава Богу. Теперь можно жить дальше. До следующего всплеска.