Станция, которую проезжали мимо

Меня зовут Даня и я живу в городе, на последнем этаже девятиэтажки. Когда вся эта история началась жил там же, как и всю жизнь. Обычно о таких вещах пишут люди старые, которым делать больше нечего только вот вспоминать свое прошлое. Я же парень двадцати лет, но у нас есть что-то общее — время, а точнее его остатки.  

Когда я был совсем маленьким мы с родителями ездили к дедушке с бабушкой в деревню. Позже, когда мне было лет восемь, я уже ездил в сопровождении своих друзей — десятилетней Марины, восьмилетнего Жени и шестилетнего Павлика. Наши родственники всегда были рады на каникулы отправить нас поближе к природе, и мы тоже несказанно этому радовались.  

Первые несколько раз с нами ездила мама. Тогда-то я и заметил на дороге странную палку, на которой висела заржавевшая табличка с названием, которого я не смог разобрать.  

Во второй раз мы смотрели уже вместе и увидели (правда только мельком, ведь поезд ехал быстро) странное серое пятно, подозрительно напоминавшее дом.  

— Тетя Рая, там только что был черный шалаш. — Сказал Павлик.  

Мама посмотрела в окно, но ничего кроме леса не увидела.  

— Наверно такие же дети как вы построили.  

Услышав это Марина решила, что по приезду в село нам срочно надо построить свой домик, чтобы был в сто раз лучше этого. Друзья согласились и вновь замолчали, а я все никак не мог выбросить ту хижину из головы. Дети построили… Но где им взяться, ведь на несколько километров вокруг был один только лес, как мы тогда думали.  

В деревне за нами особо никто не следил, так как сельское хозяйство занимало почти все время, зато нам доставались всевозможные вкусности вроде пирожков и свежих яблок. Кстати, я никогда не видел, чтобы на наших яблонях росли большие ярко-красные яблоки. Обычно только зеленые с какими-то пятнами и прогрызенные червями.  

Вот так за годом год мы проводили свои выходные у моей бабушки. Правда, классу так к шестому меня, а заодно и всех моих друзей, начали просить помогать по хозяйству. С каждым годом дедушка и бабушка давали все больше работы, от чего сказочные летние каникулы превращались в полив картошки, а осенние — в ее выкапывание.  

И вот когда мы с Женькой были в девятом классе, Маринка в десятом (как-то раз ее оставили на второй год), а Павлик — в седьмом наступили очередные весенние каникулы и нас вновь отправили к бабушке.  

Неудачной выдалась та весна: земля твердая, холод все никак не желал отступать, с неба тучи не сходят. Но ведь сезон пропускать нельзя, а то соседи раньше посадят и соберут урожай! Как вы поняли, эти шесть дней для нас выдались невероятно тяжелыми. Мы работали так, как сам Бог не работал, когда создавал эту самую землю, а с ней и картошку. На седьмой день абсолютно вымотанная и раздосадованная наша компания села на поезд, чтобы хоть один день каникул провести дома.  

Женя с Мариной сидели напротив нас с Павликом и обнимались. В последнее время у них было что-то вроде любви, хотя вряд ли их интересовали секс или священные брачные узы. Как говорила моя подруга: «мы просто получали кайф, целуя друг друга, гуляли вместе и от этого становилось тепло внутри, ничего особенного». Это чувство зародилось у них совсем недавно, могло и перерасти во что-то большее, если бы было время.  

— Кто-нибудь хочет немного развлечься, когда мы приедем? — Мне хотелось нарушить их идиллию, а заодно отвлечься от деревьев за окном.  

— Да что ты, я первым делом упаду в кровать, даже не знаю, как заставить себя сделать домашку. — Честно признался Женя.  

— А я думаю, нам надо хоть как-то повеселиться, все-таки это ка-а-а-аникулы. — Протянула Женя. Она наконец-то отцепилась от своего «парня».  

— Дома нет ничего интересного, кроме компьютера. — Поддержал Женю Павлик. — Но у меня даже на то, чтобы нажимать кнопки, сил не хватит.  

— Ох блин, значит теперь вот такими будут все наши каникулы?  

— Их не так уж и много осталось.  

— Вот именно, Жень, нам надо сделать что-то, чтоб потом всю жизнь помнить.  

Они начали спорить о том, что значит это «что-то», в это время мой друг дернул меня за руку.  

— Дань, я видел их.  

— Кого?  

— Детей, которые построили ту халабуду.  

И он рассказал мне о том случае, когда заметил странный домик около леса. На удивление, эта история засела в его голове, в то время как остальные о ней забыли, но вот теперь все обратили на него внимание и казалось вспомнили. Больше никогда мы не забывали тех его слов. Он видел детей.  

— Прошло столько лет, а они все еще играют там?  

— Ну, может это не те дети, которые построили, просто какие-то дети, которые заняли домик около железной дороги. — Павлик покраснел. Не потому, что стеснялся говорить с девушками, просто не любил излишнего к себе внимания.  

— Что же их так привлекло в этой халабуде… А давайте проверим, парни?  

— Чего мы не видели в тех домиках? — Спросил я, тогда еще не зная ЧТО там можно увидеть.  

— Не видели откуда приходят те дети, ведь вокруг один лес.  

И вновь я вспомнил тот разговор Павлика с мамой, а еще свои мысли по этому поводу. Мне очень захотелось узнать, откуда же приходят эти дети, и в то же время мороз пробежался по коже.  

— Наверняка встают на ближайшей станции и доходят туда пешком вдоль дороги, чтобы не потеряться. — С умным видом сказал Женя.  

— Тогда мы поступим так же. — Заявила наша подруга.  

— А что родители скажут? — Сморозил я первую отмазку, которая пришла мне в голову.  

— Скажем, что перед тем как зайти домой немного погуляли. — Марина махнула на меня рукой и вскочила на ноги. Она отправилась к дверям, мы по очереди встали с сидений и последовали за ней. Женя перестал волноваться, Павлик немного дрожал от нетерпения, а я… Просто следовал за ними, представляя очередную забавную историю, в которые мы часто тогда влипали.  

Поезд остановился очень далеко. Мы около получаса шли цепочкой, стараясь не терять железную дорогу из виду. Нас постоянно хлестали какие-то кусты, пару раз даже жуки какие-то из леса прилетели (Марина громко завизжала, а Женя их прогнал). Еще несколько электричек промчались мимо нас. Первый раз мы нырнули в кусты, думали кто-то заметит и накажет, но людям было наплевать: они ехали по своим делам и даже не поворачивались в сторону окон. Мы уже начинали сомневаться, а было ли вообще это место, или нам просто померещилось серое пятно.  

И тут Женька врезался в ту самую ржавую табличку. Я подхватил его и вновь поставил на ноги, мы все вместе посмотрели на первый знак того, что это место действительно существовало.  

— На таких обычно знаки для машинистов рисуют. — Вновь начал умничать женя, но Павлик его поправил.  

— Нет, это прямоугольная табличка, она слишком широкая для знака. На таких обычно названия городов и деревень пишут.  

— Этот указатель никому здесь не нужен, вот и стерся, чего на него пялиться! — Почему-то в этот раз Маринка схватила за руку Павлика, и поволокла дальше, ну и мы поплелись следом.  

На лбу Жени выскочила небольшая шишка. Он прикоснулся к ней, немного поморщился от боли, затем улыбнулся мне и пожал плечами.  

Мы прошли еще минут пять прежде чем увидели вдалеке то самое здание. Оно оказалось не серым, а коричневым, даже каким-то ржавым. Подойдя ближе наша команда обнаружила вовсе не халабуду, а остановку!  

Такие ставили не на больших станциях, а там, где обычно собиралось не больше пяти человек. Почти такая же, как автобусная, только на небольшой платформе, чтобы можно было шагнуть в вагон.  

В одном месте крыша продырявилась, там свисал мох. Деревянная скамья держалась лучше железных стен и кровли: местами ее поели жуки, а в целом там вполне можно было сидеть. Под скамейкой свисали клочья паутины, в которой запуталась пыль. Это было совсем не то, чего мы ожидали увидеть, так что все дружно вздохнули от досады.  

— Черт, и ради этого так долго идти? — Павлик уже сам был не в восторге от того, что вспомнил об этом месте.  

— Ну, если пойдем дальше выйдем к другой станции, так может короче получиться. — Я постарался подбодрить друзей.  

— Да не, так еще дольше, проще вернуться тем же путем.  

— Опять по кустам?  

— А чья это была идея сюда идти, а?  

Маринка обиженно надула губки. Она не хотела признавать, что ее идея оказалась провальной. Тогда Женька посмотрел на небо и сказал, что время уже наверно за полдень, и лучше бы нам уже начать двигаться назад, или домой вернемся поздней ночью. В то время еще ни у кого из нас не было телефонов, так что узнать точное время или позвонить кому-то мы не могли.  

После нескольких минут уговоров компания таки решила идти по той дороге, которую знали, Павлик уже спрыгнул на землю как вдруг нас окликнул чей-то голос.  

— Вот вы где, приехали немного позже, чем мы ожидали.  

Обернувшись я увидел девочку лет семи. Она носила розовое платье в белый горошек, светлые волосы заплела в две косички, а на ногах слегка потрепанные коричневые туфельки. За ее спиной стоял мальчишка лет трех в одних зеленых шортах и совершенно босой. Довольно необычная одежда как для конца апреля, по крайней мере апреля того года, ведь он выдался холодным.  

— Кто вы? Как вас зовут? — Как очень воспитанный мальчик Павлик не говорил с незнакомцами, но это правило никогда не работало на детей.  

— Я Маша, а это мой брат Петя. Мама попросила нас встретить ее далеких родственников, которые должны приехать. Возможно, вы нас никогда не видели, но мы с братом очень часто просматривали фотоальбом и узнали вас по фотографиям.  

Наверно, лучшим вариантом было развернуться и пойти своей дорогой, сказать девочке, что она нас перепутала с кем-то. Только вот Маринка считала, что мы просто обязаны пережить какое-то приключение, и, признаюсь честно, всем нам хотелось узнать, откуда же приходят эти дети.  

— Где вы живете? — Поинтересовался Женя. Маша тут же взяла его за руку, и потащила за собой, как младшего брата.  

— Тут совсем недалеко, я покажу.  

Мы шли по очень извилистой и узкой тропинке, которая местами сильно поросла сорняком. Не уверен, смогли ли бы мы найти путь обратно, ведь различить эту дорогу среди разросшейся зелени было просто нереально! На это Маша ответила, что она проведет нас обратно, и что они с Петей хорошо знают эту дорогу.  

В итоге мы пришли к чему-то среднему между городом и селом: было тут несколько многоэтажек, и даже кое-какая площадь, мощенная камнями дорога, а вот рядом несколько маленьких домиков с пристроенными к ним сараями и огородами, на которых уже что-то выросло.  

Однако одежда людей вокруг окончательно убедила меня, что это село: таких сарафанчиков и пиджаков у моих дедушки с бабушкой полный шкаф. Люди не обращали на нас никакого внимания, суетились, носились туда сюда с едой и флажками в руках. Парочка коренастых мужиков позалазила на фонари около дороги и вешала гирлянды, несколько девушек рисовали какой-то слоган на плакате, но я не смог его рассмотреть.  

Один мужчина средних лет случайно врезался в Петю. Он посмотрел на нас, снял шляпу, извинился, надел ее обратно и пошел дальше.  

Мне еще тогда показалось, что с этим мужчиной что-то не так. Будто он отсвечивал призрачным сиянием, тогда я списал это на лучи солнца. Посмотрев на Женю я заметил, что он тоже встревожился по этому поводу, а вот Марина и Павлик слишком увлеклись суетой, чтобы обратить на это внимание.  

Маша провела нас к трехэтажному дому и завела в коридор. Помню, будто это было только вчера: все двери нараспашку, люди носятся по ним, как в мультиках о Скуби-Ду, а последняя дверь вела на кухню, общую для всего дома.  

— Как это так общая? — С отвращением спросила Маринка.  

— Да, общая. Вы видать не привыкли к такому в своем большом городе, но тут у нас общежитие, поэтому и кухня и ванна на всех.  

Петя тем временем залез на стул и потянулся к большому ягодному пирогу, но тут в помещение влетела полноватая женщина и схватила мальчишку. Когда она забежала на кухню, места тут почти не осталось.  

— Нет, нет, еще рано, разрежем пирог когда вернемся с парада. — Она погрозила малышу пальцем и я понял, что это была его мама.  

— Я привела наших родственников.  

— Отлично, милая. — Наконец-то она отпустила мальчика и обратила внимание на нас. — Тамара, Антон, Валера, Саша. я так рада, что ваш папа вас отпустил! Я вижу, вы снова подрались, ах мальчишки… Ну ничего, сейчас приложу лед к твоей шишке и следа не останется.  

Она увела Женю куда-то наверх, а мы тем временем остались на кухне с Машей, Петей и каким-то дедушкой, который искал среди приправ свою заначку табака.  

— В честь чего у вас праздник? — Поинтересовался Павлик.  

— Просто нашему городу выделили немного денег на парад, и сегодня мы его проводим. — Маша взяла в одну руку косичку. — Парад в честь того, что у нас все хорошо.  

— Неужели настолько хорошо?  

— Если лебеди в синем ящике не танцуют, все просто восхитительно! — Воскликнула мама нашей новой подруги. Женя стоял около нее и держался за шишку на лбу. Его лицо почему-то сильно побледнело.  

— Тебе плохо? — Спросил я, и все на него посмотрели.  

Он ничего не ответил, а вот женщина сказала, переволновался и устал с дорожки. Она налила ему теплого чаю и сунула в руку булку (Петя досадно посмотрел на маму). Сказала, Саше (как она его называла) лучше остаться в комнате, и посмотреть на все с окна. Я вызвался посидеть с ним, просто потому что Марина этого не сделала. Должен же был остаться рядом хоть кто-то знакомый!  

Дедок провел нас на второй этаж, в комнату где жила вся семейка. На стене висел красно-белый ковер, под ним стоял зеленый диван, рядом детская кроватка и раскладушка. На полу валялись советские игрушки — мне они казались уродливыми — а около двери, подобно стражам, возвышались два шкафа — книжный и для одежды. Обои на стенах покрылись зелеными цветами, на подоконнике росла рассада помидоров, а рядом висело зеркало, с наклеенной на него маркой 86-го года.  

Я усадил Женю на кровать перед окном и сел рядом. Мы отчетливо слышали как старичок в соседней комнате включил граммофон и начал качаться в кресле-качалке (ни с чем не перепутаю этот скрип).  

Тем временем приготовления на улице закончились. Я с завистью посмотрел на крошечных Марину и Машу, которые подбежали к импровизированному прилавку внизу и взяли по бесплатному пирожку. Павлик нес на плечах Петьку и они вместе с другими людьми стали за линию, через несколько минут и сам парад начался.  

Никогда до этого не видел такой росскоши: конфетти, хлопушки, люди в ярких мундирах. Они прогуливались по улицам, играя веселую музыку и напевая старые песни, дети так и норовили вырваться из рук матерей и прикоснуться к золотистым кисточкам на нарядах оркестра. Те люди, что были постарше, подпевали знакомым мелодиям, некоторые плакали от радости.  

— Тоже мне, нашли чего праздновать! Подождите до майского парада! — Кричал дедок из соседней комнаты (как же хорошо через стенку все слышно).  

Со временем (быстро, через минуты две) все эти яркие краски и песни перестали занимать мои мысли, я переключился на Женю. Все еще бледный.  

— Да что с тобой?  

— Со мной? Что не так с этим местом?  

Его руки тряслись, так что чашка грохнулась на пол и разбилась.  

— Тише, тебе надо полежать и успокоиться. Если ты насчет возвращения домой волнуешься, то мы успеем.  

Я взял его за плечи, хотел уложить, но мой друг не поддавался. Он крепко вцепился пальцами за края дивана и посмотрел мне прямо в глаза. Тогда то я и заметил это в его глазах: страх. Мне и раньше доводилось видеть, как он боится. К примеру, когда мы воровали вишни у соседа бабушки, но сейчас это было сильнее, намного сильнее.  

— Разве ты не видишь?  

До сих пор не могу понять, толи это его слова сняли неведомые чары, толи я стал более внимательным, но оглянувшись по сторонам я увидел совсем другую картину.  

Ковер на стене давно уже выцвел и едва там держался, зеркало треснуло, а марка превратилась в белую бумажку. Игрушки, как и весь пол, спрятались под толстым слоем пыли, который испортили наши шаги. Я еще не до конца верил в увиденное, поэтому решил пойти проверить старичка (хорошо что не посмотреть в окно, мои друзья говорили … впрочем, об этом не сейчас).  

Женя крепко вцепился в мою руку. Когда мы вышли в коридор, он потянул меня к лестнице, но стоило мне повернуть как друг вновь ослаб и послушно последовал за мной.  

В соседней комнате работал граммофон, но никого не было. Иголка царапала осколки пластинки, повторяя один и тот же до ужаса искаженный отрывок. Кресло поросло мхом, стоявший рядом застекленный шкаф развалился. На полу валялось множество медалей и орденов как у моего деда, только поржавевших.  

Женя снова дернул мою руку и в этот раз я пошел за ним. Мы спустились вниз и прошли мимо кухни. Мельком мне удалось заметить открытую духовку и сдохшую в ней крысу.  

Комнаты, которые мы проходили, я тоже видел мимолетом: старая мебель вся пыльная, иногда поломанная, несколько комнат в беспорядке, другие — похожие на картину или кукольный дом. Но все это пролетело за считанные секунды, и мы вышли на улицу.  

Там нас с таким же бледным видом встретили Марина и Павлик. Мы, ничего не говоря друг другу и не сговариваясь побежали в сторону леса, к железнодорожной станции. Я ни разу не обернулся и не увидел город, наверно, это к лучшему.  

Позже мне довелось узнать, что все они видели это, каждый в разном проявлении. Я не видел, разве что заброшенные дома… Но я ЧУВСТВОВАЛ это. Не знаю чем, оно не имело ни цвета, ни запаха, ни вкуса, но взгляд этого падал на твои плечи незримым грузом как и его лапы. Оно схватило нас крепко-крепко, и когда мы таки добежали до дороги, когда дошли до рабочей станции и сели в быстрый поезд, нам казалось, что оно отстало. Мы перестали чувствовать это, но оно осталось с нами.  

Естественно, родителям мы ничего не сказали. Даже Павлик — младший из нас, понимал, что сказка о городе где жили люди, а потом никого не стало звучит смешно и нелепо. К тому времени, как мы добрались до дома, испуг уже прошел. Мы побороли его нелепыми шутками, хоть и ненадолго.  

В тот же вечер я спросил у отца, что значат слова «если лебеди в синем ящике не танцуют», он сказал, что никогда не слышал такого высказывания, но рассмеялся от души, вспоминая что-то.  

— Не бери в голову, сынок, ты наверно это от соседей услышал. Была в СССР такая традиция — ставить балет «Лебединое Озеро», чтобы напрямую не говорить, что плохого случилось. Чудное время… Чудное время…  

Если верить моему отцу, для нас в тот день лебеди так и танцевали, потому что уже к концу мая Марина и Женя легли в больницу. Я очень хотел их увидеть! Мои родители долго отговаривали меня, а потом все-таки пошли со мной.  

Мы прошли обычные палаты, где я когда-то лежал со сломанной ногой, прошли склады, столовую и туалеты. Медперсонал провел нас в самую глубь больницы, к двери с желто-черным знаком.  

— Предупреждаю, любой контакт с больными запрещен, в целях вашей безопасности. Вы можете общаться с ними через динамик, но контактировать разрешено только специально обученному персоналу.  

Голос медсестры слишком серьезный. Я все еще не понимаю что она имеет ввиду, мы входим в комнату для посетителей, в палате, от которой нас отделяет толстое стекло и стены, обшитые свинцом, включают свет.  

И я вижу их — лежат рядом, держась за руки. Женя абсолютно лысый, а у марины вся голова в клочках волос, как у общипанной куклы. Они оба бледные и лежат под одеялами, но их руки держат друг друга и я вижу на них многочисленные язвы. Глаза у него налитые кровью, у нее не видят, оба подключены к капельницам.  

Мама не выдерживает такого и выходит, отец просто отворачивается. Я подхожу к динамику и тихо спрашиваю:  

— Что с вами случилось?  

Глупо пересказывать наш разговор, ведь они говорили тихо и обрывисто, я много раз переспрашивал. Отец слушал это, но не перебивал. Кажется, под конец он счел их слова бредом.  

По словам Марины они с Павликом видели тот же парад, наслаждались им, пока яркий оркестр не превратился в живых трупов. Они и близко не походили на зомби из фильмов, но судя по всему это были именно зомби: с обвислой кожей, потрескавшимися костями, одеждой, местами прилипшей к их плоти. Что самое жуткое, они продолжали шевелить своими кривыми ртами, продолжали петь.  

— И все светились, как новогодние лампочки, добавил Женя. Марина с Павликом этого света не видели.  

Увидев это, мои друзья побежали к лесу, где и встретились с нами, а когда обернулись, улицы города пустовали, лишь один флаг давно развалившегося СССР болтался на ржавом флагштоке.  

В тот же день мне довелось узнать, что такое лучевая болезнь. Нас с Павликом тоже обследовали, но никаких ее следов не выявили. Родители еще раз расспросили где мы гуляли, но моей истории не поверили.  

Спустя неделю Марина умерла, а Женя вынужден был лежать в той палате в одиночестве еще месяц. Я навещал его время от времени и он тоже рассказал мне свою историю.  

— Та женщина, она прислушивалась к радио в одной из комнат, очень нервничала. Диктор объявил о ликвидации проблемы, сказал, что все хорошо, и она повторила про тех лебедей…  

А еще он упоминал что все эти жители-призраки постоянно дергались, даже когда стояли на месте. Они и на секунду не могли успокоиться: будто рвались не пойми куда. Он спросил, видел ли я ту девочку Машу, мальчика Петю и несколько десятков других жителей. Описал каждого из них, я, если честно, не мог припомнить, но сказал что видел.  

Это успокоило его, он ушел на тот свет со спокойной душой. Прошло несколько лет, мы с Павликом начали забывать об этой трагедии, как вдруг буквально неделю назад у него тоже начала проявляться эта болячка. Вот так резко за несколько дней он оказался в той же больнице и в той же палате. Она и меня ждет, мне так кажется.  

Перед тем как его забрали, словно чувствуя это Павлик передал мне свои «исследования» — в основном распечатки с интернет-сайтов и вырезки с газет. Последний раз я видел его еще не сильно побитым этой болячкой, он попросил меня прочитать все что нашел и не приходить, запомнить его таким.  

Из записей мне удалось узнать много неприятных вещей. Во-первых город. В 90-х годах многие его жители померли от этой же болезни. Те, кто ушел в 83-84 годах говорили, что все это произошло из-за парадов. Они веселились и танцевали, когда должны были бежать со всех ног, потому что видите ли какой-то дядька сказал, что все у них хорошо.  

К тому же бежать означало отставить все — даже одежду — в доме, а терять нажитое никому не хотелось, вот и остались они в этой иллюзии.  

Наша Маша с ее мамой и братом тоже нашлись в этой истории — семья Прокофьевых, чьи родственники еще в 60-х переехали в другой город. Они все звали своих двоюродных братьев и сестру к себе в гости, но их отец не хотел отпускать. Он работал метеорологом и в тот день бурчал по телефону (красному с крутящимся циферблатом одним на все общежитие) что-то о ветрах и радиации, но Машу все равно отправили встречать родственников.  

Незадолго до этих парадов все животные с города убежали, даже дикие из леса, тогда еще не такого густого. Но главное, что лебеди не танцевали на голубом экране, а это значило, что все было хорошо.  

Примечания:  

надеюсь не худшее что я писала и что вы читали. Идея пришла от жутких теорий о Простоквашино на канале Шурика