Персонаж - это не приговор

Тишина заставляла заложить уши. Приходилось развлекать себя самому, но лишь до поры, до времени. Усталость, одиночество и отрешенность сплелись воедино и стали большой депрессией. Пульсировала мысль о том, что другим повезло несравнимо больше, а я — маленький и несчастный. Но почему я? Зачем?..  

День за днём приходило осознание, кто я.  

Уже не вспомнить, когда началась эта мысль. Просто в какой-то момент понял, что существую и вроде бы существовал ранее. Во всяком случае, мне уже лет немало, и это, конечно же, значит, что я — не младенец. Непонятно только одно, почему совсем ничего не помню? Почему в голове туман, точнее почти ничего? При этом там заложены какие-то общие знания, которые я сам не учил, как будто чужие мысли.  

Только то, что окружало меня, составляло настоящие воспоминания и настоящий жизненный опыт. Небольшая прямоугольная комната, но надо отдать должное: которая всё время менялась. Мягкий пол мог становиться кроватью, стены также напоминали большущие занавески, мягкие, белые и шуршащие, точно бумаги, их можно было схватить, оттянуть и обернуть вокруг себя, так я и делал. А ещё стены могли менять цвет — показывать различные картины, непонятно только, какие и зачем было это всё.  

Картинки сменялись быстро: иногда даже настолько, что невозможно было их понять, разглядеть. Они мелькали, как за окном летящего поезда, приходилось закрывать глаза и, лежа на мягкой белой кровати, просто смотреть в потолок, на котором также менялись виды… Кровать-некровать, а по сути, большая и мягкая субстанция, напоминающая плед-одеяло, что начиналась прямо из пола и плавно переходила в стены. Те тоже, если потрогать, были мягкими, «занавески», как я уже их назвал, их можно было трогать и отодвигать, развлекаясь таким вот образом…  

Словом, единственное, что можно было делать в подобном месте — так это смотреть и думать. В потолок, в одеяло, на себя самого, думать о чём угодно… Много дней, много лет. Но после всё изменилось…  

Я стал замечать, что картинки на стенах плавно перетекают друг в друга, сменяются с меньшей скоростью, и что в них прослеживается какая-то последовательность и логичность. Сюжет становился ровным, природа на горизонте — продуманной. Теперь это — не просто зелёный фон, а целый огромный лес — с его величественными деревьями до небес и его жителями.  

Стало видно теперь каждый листочек, каждую веточку, белок, снующих туда-сюда, и большие грибы, и цветы, и травы… Я ощущал мягкость подстилки из мха и шершавую поверхность деревьев, мог «входить в стены» и чувствовать аромат леса, касаться спиной ствола, лежать на влажной росе и оглядываться, в поисках чего-нибудь нового… Словом, жить там — среди этих картин-просторов.  

Видел лес, а затем море, пустыню… Был в городе бедных и также в шикарном дворце. Чувствовал кожей холод зимы и объятия жаркого лета. Знал, что могу чувствовать по-настоящему, ощущать, думать… И эта новая жизнь нравилась, конечно же, больше.  

Когда хотелось есть — из мягкой похожей на бумагу стены появлялся поднос и яства. Играла музыка. И всё, что угодно иное. Стоило только подумать. Стоило лишь захотеть.  

Единственным минусом было здесь одиночество, хотя я и пытался привыкнуть. Люди из лесов, городов и всех прочих достопримечательностей, проходили мимо, не видели и не разговаривали. И лишь один единственный голос, исходящий сверху и снизу, точно со всех сторон одновременно, был редким и единственным гостем. Я ждал новых слов от него. Или неё. Пока ещё непонятно.  

Вслушивался в любые шорохи, сидел, прильнув спиной к мягкой стене с «занавесками». Вдруг ткань шелохнулась, и что-то тёплое отчетливо коснулось меня, большое. Вздрогнул и, кажется, даже вскрикнул. Оно не сказало в ответ. Но стало тепло и радостно.  

Подобное повторилось вскоре. И бумажная ткань стены стала медленно поддаваться. Я начал различать в ней прорехи, свет из другого мира, и теперь часто сидел, подсматривал. Не поверите, но там был целый мир! Огромный и не такой, как мой. Прорехи не хватало, чтобы разглядеть его, но мой маленький домик почему-то часто перемещался, и поэтому виды менялись, всегда появлялось новое.  

Осознал, что я нахожусь в ловушке, и настоящий мир — не мой, а тот, начал кричать, но остался никем не услышанный. А потом я увидел людей… Они были слишком большими, но, к счастью, совсем не страшными. Кто-то из них поднял мой дом и бережно взял на руки. Лёгкая тряска перевернула некоторые вещички, но, в целом, это было не страшно и даже наоборот интересно.  

Снова прильнул к стене. Стал наблюдать. Не хотелось, конечно, остаться увиденным, но и прятаться в коробке — хватит! Через щёлочку в стене-занавеске был отчётливо виден глаз, большой и красивый, синий. Интересно, чей он? Невиданное чувство нежности вмиг овладело мной — захотелось узнать этого человека, понять его и поближе. После другая мысль — что не важно, кто ты — мальчик или девочка, или уже взрослый дядя, женщина средних лет, или даже старушка. Я ловил себя на мысли, что хочу тебя знать, дружить и общаться, коснуться… хотя бы рукой. Надоела сотня лет одиночества!  

Голос говорил обо мне, это было так нежно и странно и одновременно с тем очень грустно. Интонация изменилось — что-то пошло не так. Это я понял отчётливо. Разговор. Приглушённый и вялый, местами даже озлобленный. Что-то про какой-то конец и интересную, но не захватившую её историю. Мою историю. Выходит, уже закончилась. Осталось лёгкое послевкусие, и про это говорила огромная незнакомца. Снова подняла дом, поставила в тёмный шкаф и ушла. Шокировала признанием и ушла. Заставила понять и увидеть страшную (или не очень? ) правду и оставила совсем одного. Так ли всё или нет? Что если я, действительно, не человек? Персонаж. Как и сказала эта. Поэтому такой маленький, поэтому мир мой — также совсем небольшой, лишь эта книга, точнее её сюжет, и нет никого — я главный. Как дурак, ждал и надеялся, влюбился полностью, без остатка! И что взамен? Она даже не захотела услышать… А я кричал, да. Было такое, не раз. Когда домик стоял в её комнате, особенно ночью, шептал ласковые слова, рассказывал новые истории, пытался понять её, быть интересным и нужным. Что же взамен? Ничего. Люди считают нас вещью, не способной к переживанию…  

…Спорится, все мы чувствуем себя иной раз такими. Маленькими, ненужными, заключёнными в свой собственный мир. Люди с презрением, непониманием или — хуже всего — равнодушием относятся к подобным встречным. И они, конечно, не правы. В корне. Полностью в своих словах. Даже если правда отчасти звучала, даже если ты — далёкий от их идеала, это не даёт им правда считать нас какими-то неполноценными.  

«Персонаж — это не приговор. — явно хотел сказать бумажный малыш с тёмной полки. — Мы так же можем любить, желать и жить счастливо. Стремиться, хотя бы пытаться жить. Наверно, это сложно понять и ещё сложнее представить… Мы влюбляемся в вас, но вы редко понимаете чувства, это заставляет желать встретить скорее следующего, найти своего человека, того самого, настоящего, любящего, отдаться ему целиком, каждой строчкой собственного существования… Грустить, если ошибся в выборе… Конечно, мы умеем грустить. И книги умеют, а как же? И поэтому очень вас ждут…»  

Севастополь, февраль — март 2019, 347