Бестолковая любовь

Кравцов не просыхал целую неделю. На столе и под ним скопилось порядочное количество пустых бутылок из-под водки, еле поблескивающих своим прозрачным стеклом на свету тусклой лампочки. Цезарь, угрюмо положив голову на вытянутые передние лапы, с грустью смотрел на хозяина.  

Стелки часов давно перевалили за полночь. Кравцову сегодня не спалось. Павел, закрыв глаза, играл на аккордеоне так полюбившуюся ему «Бестолковую любовь», вкладывая в слова, которые он драл во все горло, всю свою душу. Закончив, он, все также не открывая глаз, шмыгнул носом и прижал к себе аккордеон, уткнувшись в корпус подбородком. На душе у него было так тоскливо, что просто хотелось выть…  

Из бедной головушки его который день не выходили мысли об одном человеке, вновь и вновь наваливаясь на него и задевая доброе сердце. Все время Павел Сергеевич вспоминал взгляд веселых светлых глаз, вечно растянутые в приятной улыбке губы, мягкие руки… Нередко он ловил себя на мысли, что она более чем нравится ему, что любит ее с ее простотой и искренностью. Но такие мысли он пытался забыть и сам забыться, упиваясь водкой, но ничего не получалось — воспоминания не покидали его.  

Внезапно он почувствовал, что в комнате резко потемнело, резко распахнул глаза и точно — свет оказался выключен. Выглянул в окошко — в других домах свет стабильно горел в маленьких оконцах, занавешенных пестрым тюлем. Уже хотел пойти проверить пробки, начал откладывать аккордеон в сторону и нечаянно наткнулся на кого-то, сидящего рядом с ним на кровати.  

— Ух ты ж!.. — тихо выругался Павел Сергеевич с перепугу. В темноте напротив блеснули знакомые глаза. — Нина?  

Девушка тихо вздохнула, продолжая смотреть на Кравцова своими большими чистыми глазами.  

— Чего пришла? — хрипло спросил Кравцов, отставляя аккордеон в сторону.  

— Перестали бы вы пить, а, — произнесла с тихой мольбой девушка.  

— А тебе-то что? — огрызнулся он, брякнув аккордеон о пол. Цезарь недовольно заурчал. Павел Сергеевич сердито взглянул на него. — Ну ты-то чего? Ещё ее пустил… Тоже мне, сторож…  

— Да вот посёлок весь…  

— А какое мне дело до всего посёлка? — он повернулся к девушке лицом и серьезно на неё взглянул. Вздохнул и откинулся на спинку кровати, недовольно сложив руки на груди. — К вам по-человечески, а вы, блин…  

— А как вы ко мне относитесь? — неожиданно спросила она, чуть подавшись вперед.  

— Как? — переспросил Кравцов и как-то невесело усмехнулся. Хорошо, он бы даже сказал, замечательно. — А что?  

— Не понимаете? — она вздохнула и, поджав губы, опустила голову. Он-то все понимал…  

В этот момент лунный свет слабо осветил лицо девушки, и до того оно показалось Кравцову невероятно прекрасным, что у него даже дыхание перехватило. Павел Сергеевич наклонился к ней и, протянув руку, задумчиво провёл большим пальцем вниз по скуле и задержал его на чуть пухлых губах, что податливо раскрылись, стоило ему только чуть надавать на них. Ох уж эти губы окаянные… Нина была сама невинность и одновременно само желание, она была проста и прекрасна, как ливень в жаркий день, как глоток чистого воздуха, и затягивала участкового глубже в омут безумия с каждым вдохом, незаметным движением навстречу. Павел слабо улыбнулся своим мыслям. Ох уж эти думы потаённые…  

— Вы ж пьяный, — прошептала Нина с придыханием, — Павлик.  

— В том-то и беда, — он грустно усмехнулся, — что трезвый я.  

Обхватив уже обеими ладонями ее лицо, он придвинулся к ней и стал целовать теплую и мягкую щеку, ресницы, зажмуренные веки. Слабо отдавая себе отчет в том, что делает, Павел прильнул к ее губам с нежным, практически невесомым поцелуем, который вскоре становился все жарче и жарче. Дыхание сразу же сбилось, одна рука уползла в шёлковые волосы, зарываясь пальцами в них. Ему показалось, что он забыл, как дышать, а сердце перестало биться вовсе, замерев в груди от удовольствия.  

— Нина, — вздохнул он, отстраняясь от девушки, — ох, Нина…  

Взяв руки девушки в свои, Кравцов откинулся на спинку кровати и притянул ее к себе, прижав к груди. Ему хотелось обнять ее так крепко, чтобы практически раствориться в ней, стать с ней одним целым. Сейчас у него было такое чувство, будто все это тесное помещение поднимается вместе с ними куда-то ввысь и, покачиваясь, плывет сквозь ночь, сквозь годы, оставляя далеко позади воспоминания. Не было мыслей ни о былом, ни о будущем, не было ничего, кроме лишь одного настоящего, где была Нина. Ох уж эта бестолковая любовь…