Последняя исповедь

Так вышло, что мне пришлось готовить маму к её последней исповеди. Мы оба знали, что она последняя и подошли к ее приготовлению с особым вниманием. Мама видела уже совсем плохо и я читал ей по книжке подробный перечень возможных грехов и записывал на бумаге те, которые она назовёт священнику. Он должен был вскоре прийти, чтобы пособоровать, исповедовать и причастить маму. Для этого я и привёз её из больницы. Список грехов был очень подробный. Например: ела кровяную колбасу. Как известно, кровь животных употреблять в пищу христианам нельзя, это грех.  

– Мам, ты, вроде, ела когда-то давно?  

– Да, ела. Она очень вкусная.  

– Нельзя было. Я пишу, покаешься батюшке.  

– Пиши, сынок, пиши.  

Так постепенно мы дошли до темы абортов. Я знал, что мама имеет к этому греху прямое отношение. Как-то раз, в детстве, когда меня клали в больницу, маму спросили от какой по счёту беременности я родился. Мама сказала "от второй", но тут же прочистив горло, чтобы этим привлечь внимание врача, показала ему три пальца. Но заметил это и я, и мне стало не по себе. Как – от третьей? У меня же только один старший брат! Выходит был кто-то ещё и он умер, или его убили. Если бы он умер, про него бы говорили, вспоминали иногда, как вспоминала своего сына Лёню моя бабушка. Он умер совсем ещё малышом, но о его существовании знали все в семье, даже я – её внук. А мама скрывает, значит... Нет, я боялся об этом думать! Мой детский мозг отказывался принимать возможность того, что мама могла убить своё дитя. Нет, нет, моя мама добрая, она любит меня и брата. Не знаю, что там произошло, но только не это! Позже, в школе мой друг Саня жаловался, что снова остался один в квартире на целые сутки. Его мама опять в больнице.  

– Что, снова "зубы лечит"?  

– Ага, – грустно кивал Саня.  

И, хотя мы оба знали, что значит в понимании его безалаберной мамаши "лечить зубы", эту тему мы обходили стороной. Мне было жаль его. А он был благодарен мне за моё молчание.  

Я любил свою бабушку. Она часто рассказывала о том, как тяжело было жить в военные годы, как жили впроголодь, как приходилось есть лепёшки из муки с лебедой и землёй. И про то, как однажды она ударила фашиста, временно жившего в их избе, и крошившего хлеб на стол. Она убирает – он крошит, она снова убирает – он снова крошит. Тогда бабушка, знавшая цену этим хлебным крошкам, как вмажет тряпкой ему по харе! Фашист побагровел, молча встал из-за стола, взял винтовку... и тут в дверь постучали. В проём просунул голову другой немец и что-то взволнованно сказал. Это и спасло бабушку. Фашист опустил винтовку, взял себя в руки и тихо сказал: вернусь – убью! Но он не вернулся.  

Бабушка очень любила своих троих детей и нас – четверых внуков. Всегда с радостью встречала и угощала, чем Бог послал. На все праздники мы собирались у неё. Но однажды случилось вот что. Бабушка то ли во сне, то ли наяву встала ночью. Не спалось ей, тяжко как-то. Вроде помирать рано и не болит ничего, а тяжесть такая, такая скорбь на душе, что просто сил нет! Подошла она к окну, светает уже понемногу. Глядит и глазам своим не верит! Во дворе их четырёхэтажного дома семь икон Пресвятой Богородицы и все к бабушкиному окну обращены! И нет никого... Перекрестилась бабушка перед этими иконами и спать пошла. Отрубилась сразу, с испугу видать. Утром рассказала об этом всем, кто приходил. Перепугались все. Уж никак время пришло прощаться с бабулей? Что за знаки с небес? Пошёл мой старший брат в храм, рассказал всё священнику. А тот и не удивился, а только поник маленько.  

– Семь икон Богородицы... Семь абортов сделала бабушка твоя. Покаяться ей надобно.  

Пришёл брат, рассказал всему нашему семейству, ожидавшего его с известием, батюшкин ответ. Бабуля так и присела. Всё верно, семь абортов. Семь невинно убиенных душ. Наверное, нельзя было мне слышать всё это тогда. Нет, я не стал её осуждать или любить меньше, нет, но что-то перевернулось тогда в моей душе. Что-то умерло. После этого бабушка жила ещё двадцать лет, но покаяться не успела. Так вышло. И теперь, готовясь с мамой к её последней исповеди, я ловил себя на мысли, что маме-то повезло. Не каждому дано подготовиться к переходу из этого мира в мир иной.  

Итак, дойдя по списку до греха аборта, мама опустила глаза.  

– Да, я делала и уже в этом каялась. Но есть ещё кое-что. Ты должен это знать, сынок. Тебя тоже могло не быть. Если бы не один человек. Я до сих пор, помимо родных, молюсь ещё за двоих человек. За врача, который в детстве удачно сделал тебе очень сложную операцию, и за человека, спасшего тебе жизнь. Его зовут Иваном. Он был дворником и встретился мне, когда я шла от врача, держа в руках направление на аборт. Он как почувствовал это, заговорил со мной. Я была молодая, у нас уже был ребёнок, твой брат и я снова забеременела. Сказала твоему отцу, но ему было всё равно. Тогда я пошла к своей маме, она тоже не проявила интереса к моему положению. Когда я до этого советовалась с ними по поводу "не перекраситься ли мне в блондинку", было даже больше внимания, чем тогда. Она сказала: как хочешь, дело ваше, твой ребёнок, ты и решай – нужен он тебе или нет. Если бы кто-то в тот момент проявил хоть какой-то интерес и поддержал меня, порадовался, что ли, я бы оставила малыша, но всем было всё равно и я сделала аборт. Пережила я его с трудом, были осложнения. Я месяц пролежала в больнице и чуть не умерла. Была повторная операция и во мне случайно оставили бинт, который начал там гнить. Никто не мог понять в чем дело. В общем, так получилось, что твоему папе пришлось заново учить меня ходить. И когда я вскоре снова забеременела, на меня мои близкие смотрели как на дурочку, мол, "что – опять? ". Было стыдно. Не знаю почему. Я была замужем, жили в квартире, имели достаток, но так как аборт в то время был делом привычным для всех, любая беременность рассматривалась как такой вопрос: "мешает она тебе или так сойдёт? ". А тут ещё после всего... Так вот, сынок. Шла я с направлением и думала о страшном. Это, видимо, было написано на моём лице, и вот этот дворник Иван, не знакомый мне человек, заговорил со мной. Просто так, не о чём. Я ему и рассказала о своей беде. И он как-то по-простому, даже не помню какими словами, дал понять, что не нужно этого делать. Что сделав, я буду жалеть от этом всю жизнь. Он меня пожалел, предложил помощь и сказал, что он всегда здесь, если что. И я шла домой счастливая от того, что у меня опять будет малыш! Я гладила и выпячивала свой живот, которого ещё и не было. Прости меня, сынок! Прости за те мысли, за то, что могла совершить страшное! Как бы я без тебя жила, как?  

И мама заплакала. Я обнял её и успокоил. Вскоре пришёл батюшка, сделал что нужно, после пожелал выздоровления, хоть надежды уже и не было. Я отвёз маму обратно в больницу, а сам всё думал про того человека, спасшего мне жизнь. Я немного завидовал ему. Ведь, это так важно – знать, что ты спас чью-то жизнь!