Солнышко Глава 13

Катя приехала к родным на всё лето, но не выдержала дома и месяца. В конце второй недели на неё вдруг накатила необъяснимая тоска, и она засобиралась в Горький. Хотела позвонить Довгалю о своём приезде, но для этого нужно было идти в совхозную контору. Представила свой разговор при чужих людях и от этой идеи отказалась. Мама с бабушкой после случившегося бурного выяснения отношений не противились её отъезду, наоборот, всячески его поощряли. Просили Катю передать от них поклон Максиму Степановичу и пригласить его к ним погостить – уж больно им хотелось увидеть этого человека, а может быть, и обсудить с ним сложившуюся ситуацию. Честно говоря, обе они понятия не имели, как быть их любимице дальше и что ей посоветовать. Катина надежда на их мудрость и жизненный опыт, увы, не оправдалась.  

Катя позвонила в дверь, но никто не откликнулся. Повернула в замке ключ. Вошла. Никого. Была пятница. В это время они с Максимом Степановичем обычно уже приканчивали ужин. «Очевидно, он проведывает внучку», – решила Катя и привычно взялась за уборку квартиры. Закончив протирать книги, прилегла почитать, но вскоре услышала, что пришёл хозяин. Вышла, улыбаясь, к нему и застыла на месте. Таким мрачным она Максима Степановича никогда не видела. Довгаль, заметив в прихожей свет, понял, что приехала Катя, и попытался совладать со своим лицом, но получилось плохо.  

– Ты… – выдохнул он. – Как хорошо, что ты приехала! Довгаль вдруг перешёл с ней на «ты», чего сам из-за волнения, похоже, не заметил.  

Но Катя заметила, и это её ещё больше напугало.  

– Максим Степанович, что с вами стряслось?!  

Довгалю совсем не хотелось сейчас говорить об этом, тем более, с Катей, но деваться было некуда. И он в общих чертах, опуская некоторые неприятные подробности, рассказал Кате о том, что сегодня произошло в его НИИ. А случилось вот что.  

За пять минут до конца работы ему, заведующему лабораторией, позвонили из парткома и попросили срочно зайти. Парторг Лариса Евгеньевна Зорина на секунду оторвалась от бумаг, поздоровалась и попросила его присесть напротив. Вид у неё был озабоченный, чувствовалось, что она не знает, как лучше начать разговор. Наконец заговорила:  

– Уважаемый Максим Степанович! К нам в партком поступило очень неприятное письмо. Оно не подписано. Ещё недавно такой сигнал мог стать предметом обсуждения на общем партсобрании. Но времена сейчас другие, и, согласно недавнему Указу Президиума Верховного Совета СССР «О порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан», такие письма рассмотрению не подлежат. Тем не менее, я не выбросила его в урну и сочла своим партийным долгом вас с этим письмом ознакомить.  

Довгаль, пока шла эта преамбула, решил, что речь в письме идёт о ком-то из его сотрудников, и поинтересовался:  

– Лариса Евгеньевна, а почему, собственно, я должен читать это письмо? Не будет ли правильнее ознакомить с ним того, кого оно касается?  

– Да в том-то и дело, что оно касается вас! Читайте…  

И протянула Максиму Степановичу листок, где размашистым намерено корявым почерком и таким же слогом сообщалось:  

Уважаемые члены партии просим обратить внимание на поведение вашего сотрудника Довгаля М. С. Как вам наверно известно что он несколько лет назад при трагических обстоятельствах потерял супругу. Дети его были тогда еще не взрослые и он жил нормальной жизнью советского человека, воспитывал, заботился о них, но вот они выросли и Довгаль М. С. выгнал их из дому и стал вести разгульный образ жизни, приводить себе юных девиц сомнительного поведения и сожительствовать с ними. Одна его полюбовница и сейчас живет у него в квартире. Просим принять меры и воздействовать на аморальное поведение вашего коммуниста Довгаля М. С.  

Группа неравнодушных граждан.  

– Что вы скажете на это, Максим Степанович?  

– Скажу, что в этой стряпне нет и слова правды, а вот уши автора из письма прямо-таки торчат…  

– Там, действительно, нет ни слова правды? – парторг изучающе посмотрела на него. – Видите ли, уважаемый Максим Степанович, прежде чем пригласить  

вас сюда, я обсудила этот вопрос с членами парткома. И оказалось, что вас таки видели несколько раз в компании с молоденькой особой…  

Парторг, того не подозревая, наступила на больную довгалевскую мозоль. Человек не конфликтный, он в другом случае, возможно бы, сдержался, но тут его прорвало:  

– Во-первых, уважаемая Лариса Евгеньевна, показав эту анонимную мерзость членам парткома, вы впрямую нарушили вышеназванный Указ. Во-вторых, когда я говорил, что в письме нет ни слова правды, то имел в виду, что никаких девиц я к себе с целью близости не водил – это касается и оболганной в письме девушки, которой я просто-напросто сдаю комнату. И, наконец, главное: если бы даже у меня с кем-то что-то и было, то какое всем собачье дело до моей личной жизни?!  

Побагровевшая парторгша предложила Довгалю немедленно покинуть её кабинет, бросив вслед, что  

поставит вопрос перед дирекцией о возможности пребывания такого, как он, хама на должности руководителя лаборатории…  

Всю дорогу домой Максим Степанович не мог прийти в себя от раздирающих его чувств. Но, странное дело, чем ближе подходил к концу его рассказ, тем больше он успокаивался. Чего не скажешь о Кате.  

– Какая ужасная история! Я приношу вам одни несчастья, – всхлипнула она.  

– Да нет, Катюша! Я самый счастливый на земле человек, потому что встретил тебя. И, знаешь, я даже рад этой анонимке! Подожди, не перебивай!.. Рад, иначе ещё долго не решился бы сказать то, что сейчас скажу… Я люблю тебя, Катя. У нас с тобой разница в целую вечность, и я не рассчитываю на взаимность, но я хочу, чтобы ты это знала…  

– Так и я вас… тебя люблю… Больше жизни! И тоже не знала, как сказать, – призналась Катя.  

Они обнялись. Постояли молча.  

– Катя, ты согласна стать моей женой?..  

– Да!  

– Тогда… Я прошу твоей руки!  

– Я согласна…  

– Мы завтра же едем в село Красное просить твоей руки у мамы и бабушки.  

– Едемте… Едем, Максим.  

Не берусь описывать здесь их первую совместную ночь. Да и была ли она в тот раз? Оставляю вопрос открытым на усмотрение догадливого и более искушённого в этом деле, чем я, читателя. Одно знаю точно: назавтра влюблённые объявились у Катиной родни. Встреча прошла как нельзя лучше. У мамы при виде жениха все её страхи улетучились. И когда он, прося руки её дочери, разволновался и пустился было в объяснения по поводу их с Катей разницы в возрасте, Татьяна Петровна (не зря же учительница! ) успокоила его цитатой классика про любовь, которой все возрасты покорны… Бабушка Мария Николаевна, как мы помним, ещё изначально приняла выбор внучки. Но всё же один вопрос к жениху у неё имелся, и, улучшив момент, когда рядом не было внучки, она его задала:  

– Максим Степанович, извините, что напоминаю о вашем горе – о Вере… Катя рассказала, что она очень похожа на вашу покойную жену. Но мы с вами, не обижайтесь, в нашем возрасте должны быть мудрее влюблённой девочки и понимать, какая здесь таится опасность. Боюсь, вы просто любите в Кате свою Веру. Когда выяснится, что Катя – не Вера (а это выяснится), то будет поздно. Не обманываете вы сами себя, Максим Степанович?  

– Вы знаете, Мария Николаевна, я этот вопрос и сам себе не раз задавал. Действительно, впервые увидев Катю, я был потрясён этим сходством. И только. Но чем больше мы общались с ней, тем сильнее привязывались друг к другу, и однажды я понял, что люблю Катю и отнюдь не за сходство. Просто – люблю и не представляю жизни без неё. Как это происходит, одному Богу ведомо. Казалось бы, радуйся – вот оно, счастье! Но вместо этого начались мучения: чувство вины перед покойной Верой, катастрофическая разница в наших с Катей годах, неуверенность в её ответном чувстве, мысли, а как к этому отнесутся родные и близкие… Я видел, что и Катя страдает, но всё не решался на разговор с ней. Случай помог нам с Катюшей объясниться. И когда мы сказали друг другу, что любим и любимы, всё наши с ней страхи и сомнения ушли. Значит, так захотела жизнь, а она мудрее нас…  

По приезде в Горький Максим и Катя подали заявление в ЗАГС. В означенный день друг Анатолий на новеньких «жигулях» свозил счастливых молодоженов на регистрацию и обратно. Свидетелями со стороны невесты была сокурсница Лида Ярцева, а со стороны жениха – Саша Алимов. Свадьбу справляли почти в том же узком кругу, что и на юбилее. Добавились лишь Катины мама с бабушкой, да приехали вечно занятые Даша и Саша – последний со своей будущей женой Юлей. Даша, как и ожидалось, вслед за сестрой Машей сразу же прониклась симпатией к новой папиной жене. А вот своего задиристого сына отец слегка опасался. И не зря. При знакомстве с Катей, моложе его на пять лет, Сашка с деланным ужасом воскликнул: – И что, я теперь должен тебя мамой называть?!  

– Называй хоть горшком, только в печь не ставь! – парировала Катя.  

– Наш человек, – расхохотался Сашка. – Давай руку, держи краба!  

Тамара Ивановна на торжество звана не была, да она и уехала в тот день из города по каким-то очень неотложным делам... «Лучшая подруга Веры» вскоре вообще навсегда исчезнет с их горизонта – уедет жить к своей дочке в Хабаровск.  

Через год у Довгалей на свет появится рыжеволосое чудо по имени Анечка… А ещё через пару лет эта чудо-девочка смутит двух молодых журналистов, когда на параде Победы на просьбу газетного фотографа Валерия Горячева попозировать на руках у дедушки фронтовика возмущённо заявит: «Какой ещё дедушка?! Это мой папа! ». С той знаковой фразы завяжется многолетняя дружба двух мужчин, которая, к сожалению, однажды надолго прервётся.