Юбилей

"Зимник", буквально испещренный выбоинами и ямами, петлял невыносимо. При любой попытке прибавить газу на такой дороге, укатанные стойки (замена которых почему-то не могла две недели преодолеть 5-часовую доставку) начинали стучать, поэтому приходилось ползти 60 км/ч.  

Пейзаж разнообразием тоже не страдал – небольшие сугробы да какие-то голые рощи, одежду которых составляли развешанные кособокие таблички: РЫБА, РЫБА КОПЧЕНАЯ, СОЛЕНАЯ, РЫБА С ДОСТАВКОЙ. Чувствуя, как понемногу начинаю закипать, припоминала всуе и Господа, который, видимо, и не знал никогда о пункте моего назначения, и Черта, который дернул меня поехать.  

Направлялась я в небольшую деревеньку, где проводила много времени в детстве, куда уставшие родители ссылали меня, как настоящих ссыльных (парк с могилами, которые я излазила вдоль и поперек, когда играла с деревенскими пацанами в войнушку) в лагерь.  

Местные девочки меня не любили – городская, которой завидовали за новые платья, так ненавистные мне; за настоящих кукол Барби, когда у самих были почти лысые клоны, с этаким ирокезом на голове, расчесанным надвое. И прочую мелочь.  

Сегодняшний визит был оправдан – юбилей любимой тетки, которой я обязана хотя бы тем, что половина её седых волос – заслуга явно моя и брата.  

"Так что улыбаемся и машем! " – внушала я себе в преддверии знакомства с сельским гламуром.  

По обычаю, юбилей справляли в местном Клубе. Сие заведение в детстве я не посещала, но представление моё не далеко отошло от действительности – деревянное здание, обшарпанные беленые стены, несколько цветных фонарей да самодельный зеркальный шар а-ля дискотека 80 под потолком. Круто. Контингент тоже удивления не вызвал: разрумянившиеся тетки бегают с блюдами туда-сюда, переставляя тарелки; местные девушки, преимущественно с раскраской индейца, вышедшего на тропу войны; парни в трикошках и спортивных кофтах =adibas= (у половины заправленных в те самые трикошки); старики, скрипящие о своем, и суровые деревенские мужики с красными носами. Отмечали они быстро, глуша стопки (надеюсь водки), одну за одной. Стараясь не морщить нос, растягиваю губы в улыбке на каждое приветствие, втайне мечтая запереть всю эту алкогольную братию и запугать до белой горячки леской и канифолью, благо, окна тут ещё с деревянными рамами. Эх, мечты...  

Начинают голосить песни. В раздумьях поглядываю на свой стакан с местным пойлом и прикидываю – может, выпить и пасть смертью храбрых? Нет, я ведь изменилась, я взрослая, ответственная девушка, так нельзя. Да и как-то некстати, помирать ещё совсем не хочется. Вздыхаю и выливаю огненную воду в кадку с завядшим лет сто назад цветком, по скелету напоминавшем алоэ. Всем ведь известно, что стоит заикнуться о том, что ты не пьешь – и стремления всех присутствующих будут брошены на одну цель – напоить тебя в щи. Так что приходилось жертвовать цветком, хотя, по виду, его давно уже принесли в эту самую жертву. Стараюсь как можно незаметнее проскользнуть на улицу, заунывные песни начинают действовать на нервы, не привыкшие к таким "дискотекам".  

На крыльце сталкиваюсь с каким-то парнем, машинально пролепетав: "Простите", поднимаю на него глаза, узнаю и краснею. Когда-то Митя был самым неприятным мне человеком тут. Вражда была давней, детской, закончившейся в мой последний визит на том, что по зиме мы с братом заперли Митю дома, тупо приморозив на крыльце перед входной дверью флягу. Митя не ходил в школу и почти сутки просидел дома, пока отец не вернулся со смены и не вырубил вмерзшую флягу. И я, и брат схлопотали за это по полной, но угрызений совести не испытывали. До сегодняшнего вечера, когда мне вдруг реально стало стыдно за глупые детские выходки. Взрослею)  

– Ха, я уж и забыл, как заносчива твоя наглая городская рожа! Какого черта ты забыла тут?  

Уж то ли это дурная наследственность, то ли недостаток витаминов в рационе, я так и не разобрала, но пятиминутного общения хватило, чтобы понять – Митя совсем не изменился и лучше не стал. Хуже – возможно, а вот лучше – нет. Зато угрызения совести испарились и обещали больше никогда не тревожить мой и без того неспокойный разум.  

Всё тот же непролазный "зимник", кочки, ямы и черепашья скорость. Подпевая МР3, расплываюсь в улыбке от уха до уха, которая никак не сойдет. А где-то позади, в деревне, ещё спит Митя, видя цветные сны, и не подозревает о фляге, примороженной заботливыми ручками наглой городской рожи, которая тоже решила не меняться.