пузыри снов

— И… где мы? — тихо спрашивает Андрей, осматривая ту пустоту, в которой сейчас он — и ещё три человека — оказался. Конечно, ничего, кроме белого режущего глаза света, он увидеть не смог.  

— Dream bubbles! — уверенно отвечает Ян, стоящий рядом с единственной в их небольшой компании девушкой, и приобнимает ту за плечи. Немного непонятно, для кого он это делает: для неё, пытаясь успокоить, или же для себя, тоже спасая нервишки? Лирницкий сразу сказать не может, потому что ловит себя на том, что поправляет воротник рубашки… явно не своей, потому что на нём достаточно тёплая толстовка. Однако совершенно не стесняется этого, выдавливает из себя дружескую улыбку, когда второй молодой человек, так похожий на девушку, удивлённо на него смотрит, и ерошит свои рыжие волосы. И всё это за доли секунды, что кажется… так правильно?  

— Ладно. И что это значит?  

— Ну… — наконец-то подаёт голос девушка — Катя — и внимательно смотрит на Андрея. — Мы спим. Это проводники между альтернативными реальностями… и мы можем попадать в них только во снах.  

Понятнее почти не стало, зато Лирницкий чуть-чуть расслабился. Зато Ян резко развернулся, словно увидел что-то очень страшное где-то у себя за спиной. Его лицо очевидно побелело, а лоб покрылся испариной — парню определённо сначала стало слишком жарко, а сейчас он замерзает. А Катя, будто что-то осознала, сначала внимательно посмотрела на Андрея, потом на Яна, и тк несколько раз, а потом взяла последнего за руку и потянула вперёд.  

— Я вам кое-что покажу,  — тихо говорит она, но в пузыре отсутствуют лишние шумы, Розенталь слышат все. — Чтобы объяснить, как это работает.  

Никто, конечно, не стал возникать — все и не сомневались, что Катя уже сталкивалась с подобными штуками, не просто ж так именно она из всей компании интересовалась всякой некромантией и прочими тёмными штуками. Правда, Ян не был уверен, что вот эти всевдонаучные штуки с магией связаны с осознанными снами и другими реальностями, особенно для человека, который предпочитает докапываться до истин и занимается непосредственно наукой… но посчитал, сто его замечания сейчас совсем некстати. Потому что перед глазами начали мелькать какие-то образа, пейзажи и совершенно непонятно, откуда это взялось и кому принадлежит.  

В какой-то момент воспоминания, наконец, закончились, и все они вчетвером оказались в какой-то тёмной комнате, где прямо перед Катей сидит девчонка лет так… эм, где-то десяти? со спины разобрать сложно, но судя по телосложению — это совсем ещё ребёнок. Который беззвучно плачет.  

— Ну, здравствуй… — тихо говорит Розенталь, отпустив руку Яна, делает несколько шагов к ребёнку и мягко улыбается. Это слишком сильно диссонирует с тем, как прозвучала её фраза — грубо, словно это старый приятель, который принёс слишком много проблем в жизни.  

Тишина начинает давить на мозг.  

Наконец, Катя присаживается на корточки и т осторожно касается ладошкой плеча маленькой девочки.  

— А-а-а-а-а!!! Не трога-ай меня! — тоненький голосок надрывается от истерических ноток, хочется закрыть уши и отойти к парням, чтобы не слышать это настолько близко. — Уйди! Уйди! А-а-а-а!!! Не трогай, п-пожалу-у-уйста-а! Не прикас-сайся-а-а…  

Девочка разворачивается, закрывает ручками лицо, начиная очень громко плакать. И только сейчас все видят петлю из плотной бельевой верёвки на её шее… девочка опять начинает громко плакать.  

— Не трогай меня!!! — накатывает на неё, когда рука Кати вновь касается её плеча в попытках успокоить. — Уйди! Ненави-ижу вас все-е-ех! Отвали!  

Розенталь поднимается на ноги и резко отшатывается из-за громкого детского голоска, так неожиданно прозвучавшему внизу. И Катя отходит чуть ближе к Яну, который хватает её за плечи и всё-таки обнимает, прижав к себе. «Отпусти меня» — бубнит она и изворачивается из кольца рук Майорова. Тот давит желание вновь схватить её и оттащить к парням, но не успевает — Розенталь вновь оказывается рядом с девочкой.  

— С-с-сумасшедшая… дура… долбанутая… да в психушку её… — девочка покачивается вперёд-назад и бормочет бессвязные фразы, видимо, что-то вспоминая. — А его нет… его нет… нет…  

— Ты о чём, малыш? — интересуется Катя, а сама складывает ладошки в замок, явно скрывая дрожь в руках. Да и голос у неё явно сел. — Ну так?..  

— Его нет! Нет и никогд-да… не было… бра-атик умер… при рождении… у меня мо-ог быть бра-атик! Но он у-умер… мёртвым роди-ился… Его теперь нет! А я д-дура, сумас-сшедшая… меня ненавидят! — малышка смотрит дикими глазами на всех, её зрачки резко расширяются, а потом сужаются. Карие глаза блекнут.  

Истерика опять окутывает девочку плотным одеялом и та обнимает ручками себя, не подпуская к себе никого более. Катя вздрагивает и в какой-то момент сама отходит от неё. И тогда все замечают потёки слёз на щеках, которые невозможно скрыть.  

— Это я… мне тут одиннадцать лет… — бормочет Розенталь, а потом внимательно смотрит на… своего брата. — И хочу тебя поздравить, Вадим, тебя здесь нет.  

— Что…  

— Это она о тебе. Здешний Вадим родился… мёртвым.  

Видно, что ей трудно сдерживать истерику, но девушка стойко держит лицо, даже улыбается. Получается, правда, слишком измученно, видимо, уже жалея, что решила ввязаться во всё это и показать ребятам… свои страхи. То прошлое, которое в какой-то реальности всё-таки произошло.  

— Вадь, ты можешь подойти к той… Кате. Мне кажется, ты единственный, кто может это закончить.  

Второй Розенталь, посмотрев на Андрея и Яна, кивает и уверенно идёт к девочке, которая вновь испуганно смотрит на весь мир вокруг. Особенно на подходящего к ней молодого человека, который приветливо улыбается.  

— Привет. Я Вадим,  — он садится рядом с ней и протягивает ладонь для рукопожатия. — Мы же знакомы?  

Девочка кивает и что-то говорит Вадиму, который внимательно слушает её и отвечает. Та Катя, маленькая и с петлёй на шее, кажется, потихоньку успокаивается, когда оказывается прижата к широкой груди того самого брата, которого у неё никогда не было… Из-за мыслей о котором её постоянно пичкали таблетками и обзывали сумасшедшей, когда она говорила, что братик всем за неё отомстит. И сейчас глаза девочки начинают блекнуть, карий цвет радужки сереет, пропадает даже радужка, оставляя только белые пятна глазных яблок, совершенно пустых… мёртвых. Значит, эта девочка действительно умерла,  — отмечает про себя Вадим, когда маленькая Катя вдруг подрывается с его колен и осматривается. «Что такое? » — хочется спросить, но она отвечает на не озвученный вопрос сама:  

— Братик! Братик здесь! Он соскучился за мной… — и убегает из комнаты.  

К Вадиму подходит его настоящая Катя и присаживается на пол, положив голову тому на плечо. Она часто так делает, когда им обоим плохо — это действие всегда успокаивает близнецов, когда тем становится слишком паршиво. И никто не смеет их прервать, пока оба не смогут успокоиться.  

— Значит, все, кто в этой реальности оказываются… мертвы? — задаёт риторический вопрос Ян, когда слышит в ответ сиплый голос кого-то из Розенталь:  

— Не всегда, но большинство из них — да, мертвы.  

Очень хочется проснуться. Всем. Или наоборот. заснуть и забывать всё, что так неожиданно всплыло. И Майоров осознаёт себя, обнимающим близнецов, прижимая их к себе и друг к другу, а рядом с Вадимом устроился Андрей, успокаивающе поглаживая того по плечу, а второй рукой сжимает ладонь Кати.  

Отчего-то уютно… и сон заканчивается.