Женщина с букетом фиалок

Я познакомился с мсье Полем в поезде. Помню, как зашел в купе, и увидел пожилого мужчину, сидящего у окна. Он смотрел куда-то вдаль, и видимо был полностью погружен в свои мысли, так как не заметил даже, что я вошел. Мне потребовалось кашлянуть, чтобы привлечь внимание задумчивого попутчика, после чего, как и подобает, мы обменялись приветствиями и представились друг другу.  

–Очень рад познакомиться, Эжен. – сказал мсье Поль, пожимая мне руку. – Вы тоже едете в Италию? Дорога не близкая. Но я вам вот что скажу – приятная компания скоротает любой путь!  

Есть и еще одно средство – добавил он, подмигивая и указывая на свой чемодан, – бокал старого доброго «Шардоне».  

Мы рассмеялись, и я принялся распаковывать комплект дорожного постельного белья.  

– Вы давно в пути, мсье Поль? – спросил я, расстилая простынь.  

– Я из Амьена, проехал всего лишь пару станций. Честно говоря, не помню даже, когда последний раз выезжал заграницу. Кажется, с тех пор прошла вечность. … Глядя на меня в это легко поверить, правда, Эжен?  

– Ну что вы… – начал, было, я, но старик меня прервал, усмехаясь:  

– Не говорите, что я отлично выгляжу, молодой человек. Мне шестьдесят семь, и внешность вполне соответствует этой цифре. Посмотрите, вся кожа сморщилась, как изюм. А ведь когда-то я был красавцем, прям как вы!  

Мы снова рассмеялись. Мне очень импонируют люди, наделенные чувством юмора, и мсье Поль был явно одним из них.  

– На самом деле, – все-таки я продолжил свою речь, – я смотрю на вас, общаюсь с вами, и не вижу в вас старика. Ведь цифры никому не нужны. Важно то, как вы себя ощущаете. Пока вы не убедите себя в том, что вам пора состариться, вы по-прежнему тот Поль, который полон сил и энергии, который полон жизни.  

– Есть правда в ваших словах, мой юный друг. До недавней поры у меня не было ни малейшего желания вспоминать того самого Поля, с его стремлениями, амбициями, планами. … С его жаждой жизни. Что осталось сейчас от того пламени, что горело в его сердце? Какие-то жалкие угольки, с каждым днем угасающие…  

Тем временем поезд тронулся. В начале пути меня каждый раз охватывает легкий трепет. Ожидание чего-то нового. Неизвестность тоже может быть приятной. По крайней мере, мы всегда надеемся на благоприятный исход.  

Лучи солнца озарили купе теплым уютным светом. Наблюдать закат в дороге – наслаждение для истинного эстета. В такие моменты хочется просто сидеть в тишине и любоваться видами из окна, вспоминая что-нибудь дорогое сердцу и предаваясь мечтаниям.  

Я смотрел на своего попутчика. Он будто бы снова погрузился в свои мысли.  

– А Вы едете отдыхать, или, может быть, к родственникам?  

Поль посмотрел на меня, и я заметил, что глаза его сверкали.  

– У нас с вами много времени, Эжен. Я расскажу вам свою историю. Не сомневаюсь, что вы любите слушать россказни сентиментальных стариков об их юности, где непременно была и роковая любовь, и непоправимые ошибки, и трагедия.  

– Каждая история заслуживает своего внимательного слушателя.  

– Несомненно, но не каждое событие становится историей.  

Поль достал из чемодана резную деревянную коробку, открыл ее, и вытащил бутылку вина, штопор и два бокала – все это лежало внутри, завернутое в черную бархатную ткань. – Если не возражаете, мы сперва выпьем по бокалу Шардане, а затем я начну свой рассказ.  

Я, разумеется, не возражал.  

Мерный стук колес успокаивал. За окном медленно сменялись кадры. Мы сидели и неспешно потягивали вино.  

Прошло минут пять, прежде чем мсье Поль заговорил.  

– Зачастую, чем старше становятся люди, тем больше они требуют к себе уважения. Так принято в обществе, и это нормально, это естественно. Ведь за их плечами груз прожитых лет, порой этот груз оказывается тяжелым, слишком тяжелым. … Но я никогда не любил ставить всех в один ряд. Кто-то всю жизнь свою пускает под откос, спрятавшись под панцирем от всех и вся, стремясь избежать трудностей и проблем, которые в свою очередь являются неотъемлемой составляющей этого странного явления – жизни.  

Я стараюсь быть честным с самим собой. Нет смысла искать себе оправдание, когда мотив поступка очевиден. Мои юные годы проходили ровно, стабильно, без особых волнений и потрясений. Я прислушивался к окружающим, старался всем угодить; редко отстаивал свое мнение, предпочитая согласиться с оппонентами. Всячески избегал любых конфликтных ситуаций. В принципе, в этом есть польза. Но, как говорится, все хорошо в меру. Так живут многие – тихо, не выделяясь, следуя общепринятым нормам. Окончил школу, поступил в институт. Мною все были довольны – родители, преподаватели, друзья. Первые, наверное, настолько привыкли к тому, что я безропотно подчиняюсь их воле, что любая моя попытка проявить самостоятельность воспринималась как нечто из ряда вон выходящее. Но, чему быть, тому не миновать, и однажды мы все покидаем родное гнездо. Пришло и мое время хоть немного повзрослеть. И способствовал этому один случай…  

Поль на мгновение прервал речь, и, вздохнув, устремил свой взгляд в окно.  

– Так вот, я встретил девушку. Она была старше меня на несколько лет, и звали ее Роза. Роззи… Я всегда называл ее Роззи. Помню, как шел по набережной рано утром, когда людей практически не бывает, и навстречу мне шла она. В легком струящемся платье и соломенной шляпке. В руках у нее была книга. Мы приблизились друг к другу, я улыбнулся и пожелал ей доброго утра. Девушка удивленно взглянула на мою нелепо улыбающуюся физиономию, и, ответив на приветствие, пошла дальше. Я же ведь развернулся, догнал ее, и вызвался прогуляться вместе с ней.  

Она согласилась. Мы завели разговор о литературе, потом о кино, о путешествиях. Тогда я чувствовал себя так, будто у меня появились крылья. Я не просто шел, я парил, мне было так легко и приятно находиться рядом с ней, слушать ее голос… Все вокруг перестало иметь значение, и я забыл обо всех своих делах. Мы шли, смеялись, как дети, и беззаботно болтали. Так и началась наша с Роззи история.  

Но все прекрасные мгновения заканчиваются, спустя неделю закончился отпуск, и она вернулась в Италию. С той поры мы писали друг другу письма каждую неделю.  

Думаю, это уже ясно, как день – мы полюбили друг друга.  

Закончилось лето, начался мой последний учебный год. Мы продолжали переписываться, хоть и не так часто. Я погрузился в учебу. Однажды на выходные Роззи приехала ко мне. Это были самые прекрасные два дня в моей жизни. Мы договорились, что в следующий раз я приеду к ней в Италию. В тот день я рассказал о наших отношениях родителям. Они не восприняли всерьез. В моем возрасте все молодые люди влюбляются, это обычное явление. Сколько еще таких «Роззи» впереди – одному Богу известно. Я же дал им понять, что у меня есть свое собственное мнение. Что я уже не ребенок. И что у нас с Роззи «все серьезно».  

Спустя несколько месяцев я поехал в Италию.  

Там я понял, что у Роззи есть какие-то проблемы. Она словно боялась чего-то.  

Я говорил ей о будущем – как я его представляю, о том, как мы поженимся, как поселимся в маленьком домике на берегу моря, о наших будущих детях; о плодовых деревьях, о любимых ею фиалках и розовых кустах, которые мы рассадим по всему саду.  

Она слушала, закрыв глаза и чуть заметно улыбаясь, а потом посмотрела на меня с такой тоской…  

Я подарил ей брошку в виде фиалки. Помню, как она обрадовалась, как приколола ее к блузке, и как обняла меня – ласково, но в то же время крепко, будто не желала отпускать.  

Вечером того же дня мы гуляли в парке, и Роззи сказала мне, что болеет, и никогда не сможет иметь детей.  

Она плакала. А я успокаивал ее, гладил по спине, по волосам, и думал, почему жизнь порой так несправедлива. Мне было тяжело осознавать это известие о бесплодии, но в своих чувствах к Роззи я не сомневался. Я говорил ей, что мы справимся, что всегда есть выход, и главное – это наша любовь. Может быть, появится способ лечения, а если нет, мы сможем взять ребенка из приюта. Нельзя терять веры, нельзя падать духом.  

На следующий день я уехал.  

Спустя какое-то время Роззи прислала мне письмо, написанное в очень мрачных тонах. Она говорила, что чувствует себя неполноценной. Что у меня должна быть нормальная семья, дети, а она не может мне этого дать. И что мои родители никогда не одобрят наш брак.  

Я не хотел думать об этом. Не хотел прежде времени переживать. Нужно было заканчивать учебу, подыскивать место работы, в общем – забот хватало. Общаться мы стали реже, тему будущего больше не затрагивали. Мы по-прежнему любили друг друга, но неопределенность угнетала.  

Я привык, что все в моей жизни идет гладко, по плану, что не нужно брать на себя ответственность и принимать серьезные решения. Это совершенно не заслуживает уважения, я знаю. Можно обвинить в этом моих родителей, но какой смысл искать виновных в давно проигранном сражении…  

Справиться с этой ситуацией мне тогда было не по силам, и я рассказал все своей матери. Я не должен был колебаться ни минуты в том, как следует поступить, мне следовало пресекать на корню все закрадывающиеся сомнения, но я поддался им, и полностью утонул в этой трясине.  

Я предал свою любовь. Предал самого себя.  

Реакция матери была предсказуема. Она использовала в полную силу свой дар убеждения, чтобы сломить меня, как тростинку. Бесплодная итальянка, которая к тому же старше меня на пять лет – к чему приведет такой союз? Пройдет страсть, пройдет молодость, и что останется, кроме бытовых проблем и одиночества, которое неизбежно в бездетной семье? Я здоров, молод, полон сил, мне нужна такая же жена – молодая и пышущая здоровьем француженка. Мы должны жить рядом, все вместе, ведь родители просто мечтают о внуках.  

В итоге я стал убеждать самого себя в том, что так действительно будет лучше.  

Родители видели, что я почти повержен, и решили добить меня окончательно, познакомив с дочерью своих друзей. Ее звали Мари, ей было семнадцать, и она была хороша собой. К большому довольству обоих семей, мы стали встречаться.  

Мари была хорошенькой девушкой, но у нас было мало общих интересов и тем для разговоров. В основном, мы просто сидели в кафешке, пили чай с круассанами, и она щебетала, как птичка, о каких-то своих подружках.  

Я ведь не смог ни в чем признаться Роззи и продолжал писать ей редкие письма, чувствуя себя двуличным подонком. Описать то, что творилось в моем сердце, очень сложно. Я знал, что по-прежнему люблю ее, но убедил себя в том, что жениться должен на Мари. Порой мне хотелось просто убежать, уехать подальше, и не думать ни о чем. Мое сердце обливалось кровью при мысли о том, что однажды мне придется сообщить Роззи о своей свадьбе.  

В наших с ней письмах чувствовалась явная недосказанность. Я делал какие-то намеки, подходил к теме исподтишка, ходил вокруг да около – вот они, плоды патологической нерешительности. Роззи была умной девушкой, она поняла мои настроения. Поняла меня даже лучше, чем я предполагал.  

И однажды прекратила писать мне письма.  

Мсье Поль отвернулся, и я заметил, как он вытирает навернувшиеся на глаза слезы.  

Я вздохнул.  

– Тем временем, мне не дали долго раздумывать касательно своего будущего. Нас с Мари обручили, родители назначили дату свадьбы. Я был безвольной марионеткой в руках кукловодов. И самое печальное то, что одну мою половину эта роль устраивала. Вторая половина не спала ночами, думая о той, что живет в Италии.  

Перед самой свадьбой я поехал в Италию. Пошел в дом к своей возлюбленной, но застал там лишь ее тетю. Она передала мне письмо, которое Роззи оставила для меня, на случай, если я когда-нибудь приеду.  

В этом письме она говорила, что ее поступок говорит лишь о любви ко мне. Она знала, как мне тяжело принять решение, и каково будет это решение. «Если мы предназначены друг для друга, то рано или поздно мы будем вместе. Если это суждено, то однажды ты придешь ко мне снова…»  

Эту фразу я запомнил на всю жизнь.  

Все, что происходило дальше, было похоже на сон. Будто бы я смотрел на себя со стороны. Вот он, образцово-показательный гражданин. Исполнительный работник, трудолюбивый клерк. Примерный семьянин. Счастливый отец двоих сыновей. У него есть все, что нужно для счастья – полный комплект, скажем так. Плюс как бонус – ежегодные поездки в Испанию на отдых всей семьей. Главное, что все довольны – в который раз хороший мальчик Поль оправдал все ожидания и надежды. Глядя на него, хотелось поискать где-нибудь сзади под пиджаком, не спрятался ли где заводной ключик. Стоит его покрутить, и вуаля – руки и ноги куклы приходят в движение. Каждый раз одно и то же, снова и снова, и с каждым разом движения ее замедляются, пока не прекратятся вовсе.  

Этот Поль жил для общества. Все видели в нем того, кого хотели видеть. Он был нужен, он был полезен, он был удобен. Эта маска въелась в его лицо, он привык к ней настолько, что стал забывать, что скрывается под ней. Иногда ему снились сны, в которых он находит на чердаке старый чемодан, достает из него шкатулку, на которой висит замок, и пытается ее открыть. Ищет ключ повсюду, но его нет. Тогда он просыпался весь в поту и слезах.  

В этой шкатулке хранились письма Роззи.  

Ничего не могу сказать плохого о своей жене Мари. Она старалась быть хорошей матерью, посвятила себя воспитанию детей. Дома у нас всегда было чисто и уютно. Пожалуй, многие мужчины хотели бы иметь такую жену, как она. Я большую часть времени проводил на работе, поэтому мы общались мало, в основном на выходных, и то это были разговоры касательно домашних дел. Мы никогда не расспрашивали друг друга о душевных переживаниях, не поднимали тему чувств. Наша совместная жизнь была похожа на выгодную сделку, имеющую чисто бытовой характер. Каждый из нас выполнял свои обязанности и знал свои права – мне казалось, что этого было достаточно. Если бы кроме телесной близости у нас была бы близость духовная – то это можно было бы назвать любовью.  

Годы шли, Эжен. Годы пролетали. Любая буря, даже самая сильная, утихает. Мои чувства к Роззи покрылись слоем многолетней пыли. Словно их и нет, виднеется только слабый контур, но стоит слегка дунуть на эту пыль – и она разлетится во все стороны, слой за слоем, открывая взору то, что таится под ней.  

Я осознавал, что стал забывать ее. Оставался лишь смутный облик, который я с трепетом хранил в своей душе, как нечто очень хрупкое, почти невесомое. Такое нельзя явить чьему-то взору – рассыплется в прах.  

Удивительно, как быстро, и как долго одновременно мы привыкаем к окружающим нас обстоятельствам. Как долго тянутся дни, и как быстро пролетают годы.  

Я уже и не мог представить иной жизни. Кто-то жаждет перемен и движения, приключений, авантюр, кипящих страстей – я же всегда ценил стабильность, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.  

На людей я производил впечатление человека, который знает, чего хочет, и добивается этого. Знаешь, что помогало мне выживать? Чувство юмора. Без него я стал бы похож на угрюмый сморщенный изюм уже лет в сорок. Дела мои пошли в гору, я погрузился в работу с головой, стал эдаким карьеристом.  

Дома я производил впечатление человека, который всем доволен и со всем соглашается. С детьми иногда нужно было проявлять жесткость и непреклонность, которых мне всегда не хватало, и тогда за дело бралась Мари. Не удивительно, почему при ней они вели себя тихо, как мышки, но стоило ей выйти из дома – начинался настоящий хаос.  

Следующий этап моей жизни был ознаменовал пагубным пристрастием к алкоголю.  

Ты не смотри на бокал, Эжен – засмеялся Поль – Все уже давно позади. Эта двойственность, это противоречивое осознание самого себя загнала меня в итоге в тупик под названием бар.  

Каждый день после работы я пропускал по бокалу другому виски, вина или мартини. На выходных бывало и все сразу. Я получал то, чего так жаждал – забытие. По началу, это не было заметно, я приходил домой поздно, ложился спать и избегал, таким образом, расспросов со стороны жены. Потом это стало очевидно.  

Я понимал, что долго это продолжаться не может, слишком многое стоит на кону.  

Кажется, на самом деле я был очень эгоистичным человеком. Все мои решения были избраны по принципу «так мне легче, так мне проще». Я понял, что пойти еще раз на поводу у собственной слабости – значит пасть в своих глазах окончательно. Медаль имеет две стороны – на одной легкий путь к забвению, на другой – тяжкое пробуждение. Не всем удается проснуться.  

Я предал свою любовь, но предать свою семью я не мог.  

Слушая рассказ Поля, я не заметил, как наступила ночь. Стоило мне обратить внимание на мрак за окном и глянуть на ручные часы, как организм будто бы очнулся и сообщил мне о необходимой потребности – сне. Веки начали слипаться.  

– Ничто так не коротает путь, как увлекательный рассказ приятного собеседника, мсье Поль. Вы отличный рассказчик. Мне очень интересно, что же будет дальше.  

– Продолжим завтра, мой юный друг. Время уже позднее, я совсем не заметил, как оно пролетело. Чем дольше мы живем, тем больше не успеваем поймать эту нить времени – кажется, будто все смешалось в клубок, и катится в неизвестность. В неизбежность.  

Я засыпал, и слышал голос мсье Поля – «неизбежность, неизбежность…»  

Помню, что видел во сне Роззи. Она была такая же, какой ее описал Поль – стройная, в легком платье и соломенной шляпке, а в руках держала букет фиалок. Ее лицо светилось от счастья, она улыбалась, махала рукой, и звала кого-то. Потом я проснулся, посмотрел на часы (было пол четверного утра), и снова уснул.  

Утро приветствовало нас теплыми лучами солнца и горячим кофе со свежими бриошами.  

– С годами все больше стал понимать ценность мелочей, Эжен. Раньше я бы просто проглотил эту булочку и чуть ли не залпом выпил бы кофе. Теперь мне хочется наслаждаться каждым глотком, каждый кусочком. Оказывается, это так просто – быть благодарным за то, что у тебя есть. Стоит только напоминать себе каждый раз, что все настолько мимолетно в этом мире, что если не заметить этого сейчас, завтра может быть уже поздно.  

Я выразил свое согласие, кивая головой, так как челюсти были заняты едой.  

– Вы знаете, – сказал я, сделав глоток кофе, – мне ведь сегодня приснилась Роззи. Она была так счастлива, вся как будто светилась, улыбалась и звала кого-то.  

– Сны – материя весьма тонкая. Я верю в вещие сны, и что нам даются порой подсказки. Но я заметил на своем опыте, что чрезмерное ожидание крайне редко приводит к результату. Перед сном я каждый раз думал о Роззи, я так хотел увидеть ее хотя бы во сне, но она не пришла ко мне ни разу. Представляете, ни разу! А вам она приснилась сразу же после моего рассказа, хотя вы никогда ее не видели.  

Я пожал плечами.  

– Думаю, это все потому, что я человек впечатлительный. Образы легко обретают форму в моем воображении, я сразу же представляю человека, каков он, его манеры, движения, его голос – мне интересны любые детали. Ваша история затронула мою душу, и я хотел бы услышать продолжение, мсье Поль, к чему же все в итоге пришло.  

– Разумеется, Эжен. Я продолжу…  

После того, как я завязал с алкоголем, наступил новый этап. Если до этого я старался производить благоприятное впечатление на людей, стремился угодить, понравиться, заполучить добрую репутацию, то потом меня накрыла волна абсолютного безразличия к обществу и к тому, что оно обо мне думает. Я забился в угол. Стал проводить больше времени дома, читал книги, общался с детьми, старался восполнить упущенное, но как всегда – слишком поздно. Мое участие в воспитании сыновей практически равнялось нулю, ведь я все свое время уделял карьере. Я понял тогда, что совсем не наблюдал за тем, как мальчики росли, как взрослели. А ведь они нуждались в моем внимании, как никто другой, и не было ничего важнее этого.  

Другими глазами я взглянул тогда и на жену. По сути, мы жили каждый своей жизнью. Вечером собирались за ужином, говорили дежурные фразы, будто чужие люди. Удивительно, ведь мы жили вместе, но друг о друге так мало знали. Я не знал, что нравится Мари, чем она занимается в свободное время, я не знал об интересах детей. Все что я знал на тот момент – это финансовые вопросы фирмы, в которой я работал, графики, отчеты, планы и тому подобное.  

Мне захотелось все исправить. Говорят, что лучше поздно, чем никогда. Но порой, когда очень долго чего-то ждешь, наступает переломный момент, когда ожидание может перейти в безразличие. В случае с моей женой так и случилось. Она сказала мне, что всегда знала о моих чувствах к другой женщине. Как-то моя мать обмолвилась ей об этом. Мари понимала, что я не смог полюбить ее, да и сама она не испытывала ко мне особых чувств. Родители хотели объединить наши семьи родственными узами, это было удобно во всех отношениях. У нас было все, что нужно для счастливой семейной жизни. Кроме теплоты, понимания и любви. А какова ценность этого «всего», если нет самого главного и первостепенного?  

Я думал лишь о себе, о своих страданиях, о своих чувствах; жалел себя, винил себя, сожалел о том, что утеряно безвозвратно. И женщине, с которой я жил, пришлось обратить на себя внимание, пожалуй, самым действенным способом – она потребовала развода. Тогда я наконец-то заметил, что она живой человек, у которого также как и у меня есть свои чувства, эмоции, желания и стремления. Она так и сказала мне – Поль, я просто хочу любить и быть любимой. Я встретила человека, который может мне дать то, в чем я нуждаюсь. Дети уже большие. Наступит время, и они поймут меня.  

Мне ничего не оставалось делать, кроме как дать ей развод.  

Я с ужасом понимал, что в глубине души ждал наступления этого момента.  

Сыновья не захотели оставаться со мной и уехали вместе с матерью в дом к ее родителям. Это ранило меня больнее, но я прекрасно понимал, почему они сделали такой выбор. Любой поступок влечет за собой последствие. За все приходится платить. Это жизненные аксиомы, которым подчиняются все, и я не исключение.  

Я вернулся к исходной точке. Это не жизнь с чистого листа – это лист, покрытый многолетней пылью, измятый, изъеденный паразитами, и выброшенный в мусорное ведро.  

Где моя стабильность и уверенность в завтрашнем дне? Где статус, авторитет, уважение? Где друзья и родственники, которым я всю жизнь старался угодить?  

Никакой стабильности и уверенности нет, пока мы ходим под луной. То, чем гордимся сегодня, завтра может превратиться в пыль. Судьба застигает нас врасплох, когда мы начинаем принимать дарованные нам сокровища как нечто само собой разумеющееся.  

Людям достаточно одного повода для осуждения, чтобы забыть обо всех твоих достоинствах.  

Стоит однажды навешать ярлык – «лжец\предатель\наркоман и т. д», и он закроет собой все благое, что есть в тебе. Никому не нужны объяснения и уточнения, все это мелочи, главное – заклеймить человека. Пусть все знают. Пусть возрадуются, что они лучше, благороднее, правдивее, честнее, образованнее. Обо мне начали пускать сплетни, что я пьяница, что жена ушла из-за моего алкоголизма. Причем в этом заслуга моих коллег, которые сами неоднократно составляли мне компанию в баре.  

Умерла моя мать. Спустя три года умер отец. Всю жизнь они направляли меня, вели путем, который считали правильным и достойным. Они были уверены, что у меня все хорошо, потому как видели лишь то, что я позволял им увидеть. Когда рухнул занавес, и иллюзия растворилась, они все поняли.  

Мне жаль, что они покинули этот мир, оставив меня одиноким, неприкаянным стареющим ребенком. Жаль, что они ушли, видя меня таким.  

Я остался один, Эжен. Перестань напоминать этому миру о себе, и мир забудет тебя. Ни общество, ни природа не нуждается в одном единственном жалком существе. Но существо нуждается.  

Моя жизнь стала «жизнью одного дня». Ничего не планировал, ни о чем не думал.  

Сыновья выросли, один из них женился, другой уехал заграницу волонтером. Они звонили мне изредка. Виделись мы очень редко.  

Я вспоминал, как мечтал о домике на берегу моря, о деревьях в саду и розовых кустах.  

Там могла быть лишь она. Женщина с букетом фиалок.  

И я решил найти ее, чего бы мне это не стоило. Я был почти уверен, что она давно забыла меня, но какое это имеет значение. Я должен сказать ей то, чего не сказал в свое время – «прости…». Пусть без надежды на прощение. Без надежды на понимание…  

Мсье Поль замолчал, глубоко вздохнул несколько раз, и пристально посмотрел мне в глаза.  

Я начал догадываться, что он произнесет далее.  

–Ты спрашивал, зачем я еду в Италию… Эжен, я еду в Италию к своей Роззи.  

Здесь уж слез не смогли сдержать мы оба. Да и к чему их сдерживать. Никогда не понимал, почему люди хотят казаться бесчувственными. Показатель слабости отнюдь не слезы, и о мужестве говорит не их отсутствие.  

– Я узнал, где она живет, нашел ее адрес. Она работала долгие годы преподавателем в одном университете, там сохранились ее данные, в том числе и адрес. После многочисленных просьб, мне сообщили его, и я сразу же купил билеты, Эжен.  

Моя история не закончится, пока я не увижу Роззи. Пока не попрошу у нее прощения. Пока не скажу, что любил ее всю свою жизнь.  

– Мсье Поль, позвольте мне поехать с вами. Я еду в Италию в гости к друзьям, у меня не было важных дел, но теперь я не смогу спать спокойно, пока не узнаю, что вы встретились с Роззи.  

– Буду только рад, мой юный друг. У тебя есть великий дар, которым очень любят пользоваться другие – доброе сердце. Храни этот дар, несмотря на всё зло и несправедливость, что происходит в мире; несмотря на множество разочарований, на гибель надежд и ожиданий – не дай угаснуть свету в твоем сердце. Мы умираем гораздо раньше физической смерти, если сердце наше становится черным, как камень, холодным и пустым.  

Нам оставалось ехать еще сутки. Пожалуй, это мое самое необычное путешествие. Мне встречались и ранее интересные люди, которые рассказывали разные истории из своей жизни, или жизни своих знакомых, но рассказ мсье Поля превзошел все, что я когда-либо слышал. Он на самом деле тронул меня до глубины души, и очень хотелось поскорее добраться до Генуи, отыскать дом Розы и стать свидетелей их встречи с Полем. Я представлял, как мы втроем сидим за столом, покрытым кружевной скатертью, в центре которого стоит хрустальная ваза с букетом фиалок. Роззи рассказывает нам о своей жизни, и в ее рассказе много светлого и приятного – интересная работа, студенты и коллеги, которые любят и уважают ее, многочисленные друзья, которые не забывают о ней…  

Этот день проходил слишком медленно и беспокойно. Так бывает всегда перед важными для тебя событиями. Я видел, как переживает мсье Поль и старался отвлечь его всеми возможными способами – мы играли в карты, читали газеты, пили чай. Спать легли очень рано, и, разумеется, долго не могли уснуть. Я слышал, как ворочается и вздыхает мой попутчик.  

– Мсье Поль? Вы не спите?  

– Заснешь тут, как же… Я боюсь, Эжен. Будто мальчишка. Боюсь, что она забыла меня. Я не видел эту женщину почти полвека и ничего не знаю о ее жизни. Почему я не пытался найти ее раньше?  

А теперь что… Выживший из ума старик. … Боюсь, что она скажет мне – слишком поздно, Поль. Как всегда. Слишком поздно.  

– Может быть, я и фаталист, но мне кажется, что всему в этой жизни отведено свое время. Мы думаем, что опоздали, или наоборот, поспешили с чем-то, но спустя некоторое время, понимаем – это должно было случиться именно тогда. Во всем есть связь, во всем есть смысл. Каждое событие имеет скрытый подтекст, и мы расшифровываем его согласно ключу, которым являются события грядущие. То, что некоторые называют случайностью, я считаю закономерностью.  

Да, жизненные уроки суровы. Но только с их помощью мы закаляем свой дух, получаем возможность извлечь бесценные крупицы мудрости и передать их будущим поколениям.  

Мсье Поль усмехнулся.  

– Передать будущим поколениям… Эжен, ты думаешь, они нуждаются в наших бесценных крупицах? Молодежь страдает максимализмом, им нужны не крупицы, а целиком весь пирог – причем чтоб сладкий был, с начинкой. А заполучив его, съедают кусочек, и остальное уже не нужно, можно выбросить в мусорное ведро.  

Жизнь дает частные уроки, мой юный друг, она не читает лекции всей аудитории.  

Некоторые люди раскидывают свои крупицы направо и налево, наивно полагая, что на них кто-нибудь набросится с жадностью. В итоге осознают, что эти крохи никому не нужны. Все вокруг сыты по горло. Тогда они задумываются, а так ли это важно?  

Чему мне поучать других, сынок, если я сам ничему не научился за свои шестьдесят семь лет?  

– Из вашей истории можно извлечь немало, мсье Поль. Береги то, что имеешь. Цени сокровище свое, ведь никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Мне кажется, это главное.  

– Люди испокон веков твердят об этом, и продолжают совершать одни и те же ошибки. Ученые мужи говорят – береги то, что имеешь, а сами избивают своих жен. Мы поучаем других тому, чему не научились сами.  

– Знаете, я могу говорить лишь за себя, и вот что я скажу. Выслушав вас, мне захотелось сразу же позвонить любимой девушке, и сказать, как я счастлив, что она у меня есть, как я люблю ее, и что хочу провести с ней всю свою оставшуюся жизнь.  

– Ну, так что же, Эжен, ты позвонил ей?  

Неловкое молчание.  

– Нет.  

– И в этом вся суть.  

Мы вышли на вокзале Пьяцца Принчипе. Италия встретила нас палящим полуденным солнцем.  

Мсье Поль был молчалив, да и мне не хотелось разговаривать. Какое-то гнетущее чувство засело в груди и мешало сделать глубокий вдох. Воздух слишком горячий, наверное, дело в нем.  

Мы поймали такси, и мсье Поль показал водителю адрес, куда нужно было добраться. Тот кивнул, и сказал что-то на итальянском. Я не знал языка, но мой попутчик, судя по всему, немного разбирался.  

Через двадцать минут мы были на месте.  

Выйдя из автомобиля, я увидел, что мсье Поль весь дрожит. Я достал бутылку с водой и дал ему сделать пару глотков.  

– Спасибо, Эжен. … Все хорошо.  

Вот и близится конец моей истории…  

А я не готов к нему. Совсем не готов…  

Он взялся за сердце.  

– Вы уверены, что все хорошо? Может быть, вызвать скорую??  

– Нет, нет, что ты. Просто…. Будто бы я опять опоздал. Уже в последний раз…. Да не важно. Хватит, пора взять себя в руки. Пойдем, Эжен!  

Я постучал в дверь. Вышла черноволосая женщина средних лет, явно не Роззи.  

– Buongiorno! Роза Верди здесь проживает?  

Женщина начала говорить что-то на итальянском. Я ничего не понял, кроме, пожалуй, одного слова «ospedale», которое было созвучно с французским «больница».  

– In ospedale? – переспросил мсье Поль, изменившись в лице.  

– Si –ответила женщина.  

Я достал блокнот, и женщина написала в нем адрес больницы, где лежала Роза.  

Мы решили не медлить, а сразу же поехать к ней.  

Мсье Поль не показывал больше своего волнения, а наоборот, выглядел решительно настроенным. Остановив такси у цветочной лавки, он вышел и купил там большой букет фиалок.  

Как ни странно, его лицо излучало спокойствие и умиротворение.  

Я решил не задавать ему никаких вопросов, избрав роль наблюдателя.  

Следующие события я перескажу вкратце, так как мне до сих пор тяжело вспоминать об этом.  

Мы вдвоем зашли в палату Розы и увидели лежащую на кушетке старушку – ее худенькое морщинистое лицо обрамляли тонкие седые волосы; темные глаза ввалились, а руки, словно ссохшиеся веточки, были сложены на животе. С ней в палате находилась медсестра, которая сразу же подошла к нам. Узнав, что мы приехали навестить Розу издалека, девушка объяснила, что у нее поздняя стадия болезни Альцгеймера, и вряд ли она узнает мсье Поля.  

– Смотрите, Роза, какие красивые цветы вам принес этот сеньор! – девушка взяла букет из рук мсье Поля и поставила их в вазу, которая стояла на тумбочке возле кушетки.  

Старушка посмотрела на фиалки, а потом перевела взгляд на Поля.  

Он медленно подошел к той, кого любил всю свою жизнь, присел рядом с ней на больничную койку, и осторожно коснулся ее руки. А потом плечи его задрожали, и я понял, что мсье Поль  

плачет.  

– Прости меня, любовь моя… Прости меня…  

Роза все так же смотрела то на него, то на цветы. Ее потухший взгляд ничего не выражал. Поль склонился над старушкой, пряча лицо в ее руках и судорожно вздрагивая.  

Потом он обратился ко мне:  

– Эжен, выйди, прошу тебя.  

– Мсье Поль, вы уверены…  

– Да, Эжен, пожалуйста…  

Он повернулся и посмотрел мне в глаза.  

И тогда я увидел того самого Поля, который наконец-то был вместе со своей Роззи – женщиной с букетом фиалок.  

Я вышел.  

Эпилог.  

Через полчаса мсье Поля нашли мертвым в палате Розы Верди.  

Он лежал рядом с ней на кушетке, а Роза рассеянно гладила его по голове и что-то бормотала.  

Позже медсестра рассказала мне, что это было имя «Поль».