Лабиринт Фобетора

Мысли, идеи, сны, мечты, помноженные на количество всех людей планеты и все время их существования. Если задуматься, то невольно представляешь себе весь этот фон, витающий всегда рядом, за каждым углом, от дома к дому. Яркие, игривые, страстные, жаркие, противоречивые, запутанные, усталые, горькие, причиняющие боль, сводящие с ума, опасные, убийственные, изощренные, извращенные. Каждый добавляет в общий несмолкаемый гул свой звук, свою песню, свой крик, свой рык. А есть ли он? Или это только желание во мне, навязчивая идея в общий информационный фон, который я выдумал, засыпая и проваливаясь к Морфею?  

Кофе и сигарета. Сколько можно себя мучить? Тело уже бастовало и ныло, к трем часам ночи отчетливо чувствовались пролежни. Ни сна, ни бодрствования. Пятую ночь подряд. В тусклом свете вытяжки на кухне я молол кофе вручную, зерна жестко и глухо хрустели в механизме. Этот звук эхом раздавался в моей голове без мыслей. Шестеренки внутри нее почти не вращались и мир вокруг не воспринимался.  

Кофе, турка, вода, плита. Я почти увидел движение звезд, в темном окне они незаметно медленно вращались вокруг оси Земли, повторяя один и тот же путь. Из состояния статуи меня вывел громкий «пшшш». Очевидно, напиток готов. Оттирать плиту буду позже, хотя...  

В открытое окно балкона улетали клубы густого дыма, растворяясь в безмолвии звездного неба. Темная пустота вверху полностью отражала мое внутреннее состояние. Казалось, что все мысли крепко спали и лишь слегка сопели. Нужно их будить, уж если я сам на ногах.  

Я успел наслушаться разных «невероятных» рассказов за период своей деятельности. Некоторые из них отдавали полным бредом психов, некоторые были похожи на детские сказки, несвязанные в повествовании. Но письмо на моем электронном ящике было откровением либо шизофреника, либо крайне неординарного человека. Жар подачи текста, приложенные видео и фото, все создавало впечатление реальности.  

Мое занятие, работа, увлечение и даже миссия жизни определилось в период обучения в институте. Разоблачение тайн, шарлатанов, магов, таинственных и магических мест. Я начал вести блог, он стал довольно популярен и приносил немало денег. Путешествия по стране, а позже и по миру, посещение мистических мест очень разнообразили мою жизнь. Началось все просто. Даже похоже на везение — я часто вызволял простодушных из лап цыганок и гадалок всех мастей. Наловчился даже незаметно умыкать уже украденные кошельки жертв. Ох, люди, как вы слабы! Готовы поверить во все, что угодно, и пойти на поводу у веры в легкодоступное светлое будущее. Как можно подумать, что обрюзгшая и раскрашенная под клоуна баба со стеклянным шаром и свечкой на столе сделает вас счастливее? Ну, она то точно будет рада вашим денежкам.  

Вот и Надю я увел из подобных лап. Колдунья сильно была недовольна моим появлением, даже шарик свой расколотила. Долго мы с Надей потом мели по полу комнаты осколки «волшебного» прибора. Боюсь представить, сколько сдуло денег благодаря этой шарлатанке, но видимо, она уяснила, что лучше работать на дому, а не на выезде, больше в общежитие института я ее не встречал.  

Разного рода мистификации в передачах по тв и жаркие обсуждения вечерами всего этого непознанного в компаниях друзей за алкоголем зажгло во мне желание разбивать эти пустые надежды аргументами. Раскрывать правду и глаза — вот чего мне захотелось. Да и чего греха таить, я любил выражения рож всех этих экстрасенсов, когда они понимали, что очередной клиент видит их никчемность.  

Сначала в виде хобби все это переросло во что-то большее. Но в глубине души я надеялся найти хоть раз случай близкий к реальности. Самому ощутить и, возможно, отчасти поверить, пусть и ненадолго. Но со временем становилось только скучнее. Даже жалко, все как один мистики были посредственностью. Таинственные захоронения — неряшливой подделкой. Летающие еле ходили, гуляющие по астралу — сплошь алкоголики.  

С Надей мы расстались так же сумбурно, как и пытались построить отношения. Но она мне до сих пор помогает с блогом, то есть, все так же ругаемся. Нашу маленькую группу дополнял оператор Михаил. Большой бородатый детина с внешностью Ильи-Муромца. Рядом с ним я чувствовал себя слабым недомерком.  

В шесть часов всей компанией мы должны были выезжать в дурдом. Всегда думал, что там закончу свои дни. Правда, сегодня мы направлялись в старый и заброшенный, а не в рабочий на отдых и лечение.  

Письмо с одноразового электронного ящика было полным информации об этом месте. Фантазии не хватало уже на блог, и текст меня зацепил. Видео заставило впервые не моргать при просмотре. Даже примерный сценарий был написан одним махом, само строение стоило того, чтобы его сняли на камеру. Нетерпение и медленная подготовка томила и не давала спать по ночам. Неужели скука ненадолго отойдет? Любимое дело уже не приносило радости, и вот мне показалось, что в куче мусора я нашел самородок. Или он нашел меня?  

– Эй! – окликнул бодрый женский голос.  

– Блин, Надь! Прямо в любимое левое ухо, – заныл я.  

Даже не слышал, как они вошли. Пять утра.  

– Привет, Михель, не стесняйся, будь как дома, не желаешь ли перекусить? – обратился я к оператору. Тот уже по пояс торчал в моем холодильнике, громко чавкал и довольно урчал. Его ответом был средний палец левой руки.  

– А он милый, не правда ли? – сказал я Наде.  

– Очень, а главное, говорит без остановки. Ты все собрал? Ничего не забыл? Или мы опять будем по три раза возвращаться, путь неблизкий.  

– Все в сумке, все готово.  

– А ты не спал.  

– Меня выдали мои красивые красные глаза?  

– И клочки бороды, синяки, мутный взгляд. Тебе нужен душ, бритва и завтрак.  

– Ну, ма-ам, – протянул я.  

– Вперед, я пока приготовлю что-нибудь, если отвоюю у Медведя часть продуктов.  

Оператор застыл с вопросом в глазах поверх бороды и сосиской во рту.  

Иногда, чтобы почувствовать себя человеком, нужно немного. Всего лишь бритое лицо, свежесть мытого тела и чищеные зубы. С кухни доносились манящие запахи, только сейчас обратил внимание, что желудок пуст и стрелка указывает на символ «Е» моего бака.  

– Ми-иша, – протянул я, – ты сел за стол?  

Он уплетал глазунью, жареные сосиски, закидывал в пасть тосты и заливал дымящийся кофе.  

– Торопись, – только сказала мне Надя, – тебе не угнаться…  

– Вижу, вижу, – запаниковал я и быстро присел на табурет.  

Минивэн неспешно нес нас по дороге. Меня укачивало спокойствие и однообразность пейзажа, однородное серое небо, которое затянулось в считанные минуты. Не в первый раз посетили мысли о смене работы. В последние годы приходило желание постоянства, графика в офисе, выходных, больничных, отпусков, флирта и даже корпоративов.  

– Ничего себе, ну, ты и спать! – Надя заметила, что я открыл глаза, – Двенадцать часов к ряду. Миша вымотан, или ты за руль, или мы все на ночлег.  

– Я за отель, – ответил я.  

– Хм, – усмехнулся водитель.  

– Нужно поработать над блогом, – деловито попытался ответить я, но получилось наигранно.  

Повезло найти довольно неплохую гостиницу и три небольших одноместных номера в ней. Мне захотелось пересмотреть видео от анонимного доброжелателя. Даже в пятидесятый раз становилось жутко. Я запустил первое. Темный коридор слабо освещался светодиодом вспышки мобильника. Судя по частым всхлипам, снимала девушка. Она прерывисто и испуганно дышала, изображение скакало в трясущихся руках. Отчетливо слышался чей-то тихий низкий рык. В какой-то момент картинка прекратила пляску и камера выхватила его владельца. Голова без носа, глаз, ушей и волос, лишь широкий рот с огромным количеством длинных зубов-иголок. Тело человека. Восемь рук с мощными когтями на них. Тварь легко цеплялась за стены и потолок. Медленно ползла в сторону экрана, обсыпая штукатурку. Мурашки предательски побежали от затылка по спине. Видео оборвалось истошным криком и падением телефона на пол.  

Второй ролик был сделан снаружи. Подростки на заднем фоне удивленно ругались матом. В свете Луны и одинокого фонаря окна здания больницы играли в пятнашки. То одно, то другое менялись местами, иногда просто росли в размере, сжимались или попросту пропадали.  

Еще многочисленные фото неестественных фигур и теней все в тех же декорациях, как днем, так и ночью.  

Времени на полную проверку подлинности файлов практически не было, но в любом случае начинать нужно было с самого дома для душевнобольных. Остальное разрушим скептицизмом, уже на месте. Первый ролик и короткий текст легли в основу анонса, нужно было подогреть подписчиков. Не прошло и трех минут, как появились первые комментарии, разгорелись жаркие баталии, предположения, ссоры. Люди без личной жизни.  

– Уже выложил и не посоветовался? – раздался Надин голос за моей спиной.  

Холодная волна прокатилась по телу, тут же ее сменили негодование и обида.  

– У меня немного нижнего белья с собой, а ты вечно ходишь на цыпочках, – ответил я и посмотрел на еще одного человека без личной жизни.  

– Мы же не хотели выдавать непроверенное, а набрать побольше информации и потом…  

– Не важно, мы же едем опровергать. Снято неплохо, но На-адь, – ехидно улыбнулся я.  

– Нашел работу в офисе? Секретаршу уже красивую дали? – перепрыгнула на другую тему девушка.  

– Угу, с окладом согласно штатного расписания, и грудь — во! Через месяц женюсь, – лениво отшутился я. Тихо хлопнула дверь моего номера.  

Зачем приходила? Нелепые танцы вокруг. Хотя, я всегда ей рад. Противоречиво рад, одновременно хочется уколоть словом и прижаться к ней. Не знаю до сих пор, то ли я ее вижу такой красивой, то ли на самом деле она прекрасна. Не только фигура, несомненно, изящная, не стандарт с экрана ТВ, а именно женственная, каждым изгибом. Но не это главное. Ее завораживающая улыбка, звонкий смех, играющий на струнах инструмента внутри меня, ее прекрасные морщинки в этот момент около век и глаза серо-зеленого цвета с огоньком внутри. Черт! Опять плыву, пора бы уже прекращать.  

В этот момент не появляется вопроса — как я здесь оказался? Я стоял в дверном проеме подъезда своего старого восьмиквартирного дома. Левой рукой я ощущал облупленную краску этой косой калитки, которую зимой продували все ветра, тепла она не сохраняла. Лицо чувствовало лучи весеннего солнца. По яркому синему небу пробегали редкие облака. С крыши и деревьев капала вода тающего снега. Передо мной стоял человек в бежевом плаще и черной водолазке. Холодный кружок дула его пистолета настойчиво упирался в мой лоб. Не было страха, лишь непонимание. Я силился разглядеть моего оппонента, но тщетно. Солнце ослепляло мои глаза и я видел только силуэт. Время замерло, я ощутил нарастающее давление своей головой, словно чей-то стальной палец. Пуля медленно входила в кость, не встретив сопротивления. Осколки полетели в мозг, я лишь чувствовал попадание, но не боль. Пуля прошла насквозь горячим железным прутом. Затвор пистолета глухо лязгнул и выплюнул пустую гильзу. Мое тело безвольно упало на пол и что-то горячее потекло по лицу, застилая глаза. Последнее, что уловил мой затухающий разум — звук удаляющихся шагов.  

Впервые в жизни я вскрикнул ото сна и подпрыгнул на кровати.  

– Людям эротику ночью показывают, а тебе что? – сказал я в никуда.  

– Тебе не угодишь, – недовольно проворчало ничто.  

Второе пробуждение было более реальным. Многослойный сон — забавно, я перевернулся на другой бок и в таком положении встретил утро.  

Ну, естественно! Миша уже жевал, если он пропал, то ищите его поближе к еде. В общей столовой было немноголюдно. Пара работников гостиницы окидывали ленивым взором посетителей и маленький шведский стол. Добрую половину последнего собрал вокруг себя наш оператор. Мне нужно было лишь одно. Одна? Нет, хватит, одно.  

Прохладное серое утро я встретил своим обычным завтраком холостяка на улице — кружкой кофе и сигаретой. Дурацкая меланхолия стала моим вечным спутником, что-то хотелось поменять в жизни, почувствовать ее краски. Как людям удается испытывать счастье от простых вещей? Походов в кинотеатры, бары, поездок на природу. У меня кризис среднего возраста?  

Запахло ванильными сигаретами.  

– Хотя бы предупредила на этот раз, что подкрадываешься.  

– Да нужен ты, чтобы тебя пугать, – ответила Надя, – Во сколько его величество соизволит выехать?  

– Как только лорд Медведь уничтожит весь местный провиант, – попытался я сбавить напряжение между нами. Сколько мы не пробовали, наше общение скатывалось в недовольство. Возможно, нужно было давно высказать друг другу все обиды и стало бы попроще находится рядом. Но мы старательно искали фразы с двойными смыслами.  

– Да уж подмел все, поехали, – затушила длинный окурок девушка и быстро скрылась за дверью.  

Теперь я был за рулем, выжимал из сарая на колесах всю возможную скорость. Жгло нетерпение, хотелось уже как можно быстрее прибыть на место и осмотреть все детально. За окном пейзаж поменялся с широкой трассы, состоящей из длинных грузовиков, и стал более русским. Пару часов назад я свернул по навигатору и нас встретила ухабистая дорога. Вдоль нее то и дело выскакивали деревни с трехоконными домами. Многие из них были давно заброшены, и лес давал там себе волю, сгребая постройки своими молодыми ручками. В какой-то момент даже показалось, что мы никуда не доедем и, несолоно хлебавши, вернемся домой. Да, вот тогда-то анонс мне аукнется.  

Солнце за серой пеленой туч решило пойти на боковую, неяркий свет приглашал самому закрыть глаза. Что Миша давно и сделал. От его храпа дрожали форточки минивэна. Предыдущие полночи он мне мешал, а сейчас звучал как громкое приглашение. Я решил открыть окно и покурить. Вращая ручкой на двери, я наклонился головой влево. Довольно вовремя, иначе я получил бы знатную оплеуху от пятой точки, которая настырно лезла в кабину из салона.  

– Метишь в правое теперь для симметрии? – спросил я у Нади.  

– А, ретроспективный юмор? Ты — злопамятный.  

– Да нет, что ты, я рубаха-парень, отходчивый.  

– Это точно, отходишь быстро, раз, и нет тебя.  

Я наконец смог прикурить, зажигалка тухла на ветру. Дымок унесся в щель окошка. Запахло ванилью, Надя последовала моему примеру.  

– Если Медведь проснется, я скажу, что это ты нарушаешь правила его машины, – игриво сказала девушка.  

– Эта телега общая. Слушай, мы точно не плутаем? Мне уже кажется, что даже порядок этих чертовых домов одинаковый. Серый, зеленый, голубой, кусты, знак «конец населенного пункта», знак «населенный пункт», конец цикла, повторить.  

– Сейчас проверю, – ответила Надя, открывая ноутбук.  

В сумерках свет экрана, подсвечивающий ее лицо снизу, дым и сигарета в уголке рта придавали девушке слегка демонический вид. «Нет, не суккуб точно», – подумалось мне.  

– Да все правильно едем, хотя... – протянула девушка, – мне теперь тоже кажется, что дома перебегают вперед, пока мы их не видим.  

В салоне зарычал Миша, видимо, учуял дым. Его волосатая рожа пролезла между нами, и он недовольно вскинул густые брови на меня и фыркнул.  

– Я его отговаривала.  

Оператор пару раз громко втянул носом воздух и посмотрел с укором на Надю.  

– Ну, извини, Цезарь, да, Брут тоже, – сдалась она.  

– Мы на месте! – крикнул я и притормозил, – вот наша деревенька.  

Все припали к окнам.  

– Не сказать бы, что оригинальная, – протянула Надя.  

– А чего ты ожидала? Каркающих ворон? Кривых густых деревьев, которые пытаются тебя схватить со спины? – спросил я.  

– Хотя бы зловещую атмосферу.  

– Прям как наши отношения, – весело начал я, но получил пальцем в глаз, – Ай!  

– Вон в том домике свет, спать в машине я не хочу, да еще с тобой, плутать в сумерках в поисках заброшенного дурдома тоже. Предлагаю попробовать зайти, пасть в ножки и просить ночлег на правах путников, – резво отчеканила Надя, – Миша?  

– Угу, – кивнул оператор.  

– Как у тебя все просто, – недовольно выдавил я в сторону девушки.  

Баба Нюра оказалась довольно приветливой старушкой, худой и полной энергии. Деревня почти вымерла, все соседи уехали искать новую жизнь в город, и она была несказанно счастлива принять у себя гостей, которых не видела вечность. Миша поедал стопками ее блины. Бабуля радостно подкидывала их, словно скатерть-самобранка. Я успел урвать пару, их вкус напомнил мне мое детство у печки холодными зимними каникулами. Потрескивающие дрова, абсолютную тишину за окном. Даже звезд здесь столько же, бесконечно больше, чем в городе.  

– Кушай, внучок, я тебе на утро пирожков испеку в дорогу, – заботливо лепетала хозяйка Мише, – Мы с тобой, Надюша, здесь поспим, ты – на кровати, я вон на сундуке, а мальчишек тама, за стенкой, уложим. Кресло разложим и диван.  

– Да как же, баба Нюр, на сундуке то? – запротестовала Надя.  

– Не волнуйся, дочка, – прервала ее хозяйка дома, – я на нем, почитай, полжизни спала, привыкла уж. А в кровати, отродясь, не разлеживалась.  

– А зачем же у вас она такая красивая стоит, вся в кружевах?  

– Дык, как же без нее то? Прямо срам какой, живем не богато, но как все, и святой уголок имеется, – кивнула бабуля на иконы с лампадкой, – Вам, сынки, по утру надо будет к Петру идти. Сторож он местный, дом милосердия охраняет. Ан не надо никому, но ему делать нечего, вот он и присматривает за ним.  

– То есть вас тут двое жителей? – спросил я.  

– Ага. Я, да он. Ну коза еще моя, куры, кошка и пес Кубик.  

– А продукты, откуда берете?  

– То лавка приедет, то с запасом в городе беру, у Петра машина есть, иногда ездим.  

– Ой! – всполошилась Надя, – а мы тут вас объедаем.  

– Не хлопочи, дочка, я гостям рада. Почитай год никого не видела тута. Заезжали тоже молодые, все в тот дом проклятущий рвались. Расспрашивали меня, а что я, старая, знаю. Брат у меня там младший лежал, помер лет сорок как. То лаял и бегал на четырех костях, как мой Кубик. А то неделю не двигался. Много там таких было. Одноклассник мой, Федя, туда же попал. Все бормотал что-то, в потолок глядел. А позже и сестренка его тоже.  

– Баба Нюра, – прервала старушку Надя, – а гости то, что там увидели, рассказали?  

– Шут его знает, я их больше не встречала, уехали, чай, и не попрощались.  

– Дела-а, – протянул я. Мы переглянулись втроем. Ничего в сети мы накопать не смогли. Даже деревня в навигаторе без названия. Одно из двух — или тут ничего интересного вообще, или второе. Так что, скорее первое.  

Наконец-то рекорд Миши по храпу был побит, баба Нюра давала жару в соседней комнате за стенкой из папье-маше. Михель ей вторил, Надя с кошкой в обнимку тихо посапывали. Все чем-то заняты, одному мне опять скучно. Репортаж будет проходным, скорее даже в ключе «забытая глубинка». Интересных вещей не найти, в дурдоме побывали уже все, кому не лень. Нас он встретит голыми стенами, полной разрухой и загаженными комнатами. Эх.  

Была ночь, я шел по большой открытой площади, к которой прилегали платформы автовокзала. Вокруг меня были люди, что-то празднующие. Женский смех, алкоголь, прогуливающиеся парочки, выясняющие отношения подростки. Я смотрел строго перед собой, голова не имела мыслей, лишь звериные инстинкты. Чувствовал запах, ощущал цель вдалеке, а еще злость. Абсолютную, животную, всепоглощающую. Я подался всем телом вперед и побежал. Кровь с адреналином в быстром ритме разгонялось сердечным молотком. В моих ногах нет необходимой силы, мне нужны мощнее. И я их отрастил. На всех четырех конечностях будет быстрее. Им нужна правильная форма, и я ее принял. Люди бросались врассыпную. Земля и асфальт летели клочками от новых когтей. Мои плечи стали шире, огромные мышцы перекатывались из стороны в сторону, шея втянулась — она больше не нужна, кожа стала серой броней, ее покрыла толстая чешуя панголина. Лицо вытянулось, зубы подросли и оголились. Из глотки вырывалось рычанием тяжелое дыхание. Слишком медленно. Руки сделали сильный взмах, ноги — толчок. Я летел на широких перепончатых крыльях над головами людей. В ужасе кричала девушка, что-то истошно орали пьяные мужики и неумело крестились. Я уже несся над деревьями в лес. Там моя цель, мои новые глаза отчетливо видели свечение на опушке. Я — зло! Я — тьма! Ощущение быстрого полета, мощи моего тела, крыльев, близости конца моего пути смешалось в волнении и предвкушении.  

Как же я затек на этом разложенном мне кресле. Когда-то оно было мягким, но тогда мои родители еще и не думали жениться. Даже матрас не помог. Хотя с чего вдруг? Он больше напоминал солдатскую галету. И подушка под стать, на пушечном ядре было бы удобнее. Вправив кости на места со звонким хрустом, я решил выползать из тепла влажного одеяла в колкий холод промерзшего за ночь дома.  

Баба Нюра уже разожгла печь и месила тесто для пирогов. Миша уже что-то уплетал и слушал с улыбкой рассказы о молодости старушки. Надя сидела на заправленной кровати в обнимку с кошкой, мурлыкали обе.  

– Внучок, проснулся?  

– Доброе утро, – сказал я.  

– Мы тут, с Наденькой тебе сделали, – старушка выудила из устья печи и протянула мне маленький сотейник.  

– Кофе? – я вскинул удивленно брови.  

– Угу, молоко вон на столе, я с утра свою Машку подоила. Как спалось?  

– Как младенец! – почти соврал я.  

Морозная погода поздней осени встретила замерзшей грязью и легким налетом снега вокруг. Дышалось свободно, воздух обжигал бронхи. Я решил немного прогуляться. В свете серой пелены облаков деревня уже не выглядела так жутко, как ночью. Дырявые окна, покосившиеся стены, облупившаяся краска, потрескавшийся шифер. Дома, лишенные душ своих хозяев, очень быстро теряли свой вид и умирали. Заборы лежали на земле целыми секциями.  

Ох, как же мне эта меланхолия осточертела. Нужно как можно скорее выдвигаться на место.  

Видимо, ребята были того же мнения. Когда я вернулся в дом после своего обычного завтрака, они уже вовсю собирались. Баба Нюра распихивала пироги по пакетам, то и дело обнимая Мишу. Тот в свою очередь оголял все тридцать два зуба из бороды и весело подхихикивал. Кошка терлась под ногами.  

– На обратном пути заезжайте, внучата. Я вас еще покормлю, а то худые все, бледные.  

– Обязательно! – пророкотал Миша.  

Путь до основной цели был недолгим, больше потратили времени на прощания и прогрев мотора нашего сундука со сказками. Проехав негустой лесок, мы увидели двухэтажный особняк с колоннами дореволюционной постройки. К подобной архитектуре хоть и привык, но каждый раз восхищаешься – «умели же делать! » Кованый забор окружал немалую площадь вокруг усадьбы. Замка на воротах не оказалось. Заходи, кто хочешь, бери, что пожелаешь. Сторожем и не пахнет.  

Дорожки для прогулок, фонтан с крылатым карапузом напротив основного входа. Чье-то имение в прошлом советская власть определила под лечебницу. Купидону досталось знатно, головы давно уже не было. А, нет, вот же она в чаше фонтана. Широкая полукруглая лестница вела к центральным двустворчатым дверям. Там, за ними, все тайны мира, призраки, ужас... нет, не работает.  

А вот тяжелые створки, украшенные резными маками, не поддавались в отличии от ворот.  

– Ломаем? – спросил я, – Или будем искать ключника?  

– Я вам поломаю! Ишь ты!  

– На ловца и зверь. – тихо произнесла только нам двоим Надя, – День добрый, Петр. А мы вот вас хотели найти. Мы тут кино решили снимать, если позволите.  

– Кино? – расплылся в редкой зубами улыбке дед.  

Дед, как дед. Ничего необычного. А хотелось до мурашек пробирающий типаж. Чтоб посмотрел на него и боялся повернуться спиной. Ох, что же за невезение то?  

– А это вы закрыли двери? – спросил я у подошедшего старика.  

– Ничего себе ты здоровенный! – поглядел тот на Мишу, нисколько не обращая внимания на мой вопрос, – Тебя, поди, не прокормишь?  

– В точку, – быстро выпалил я, – Ключи у вас с собой?  

– Да это я сейчас, сынки! Тут иной раз шантрапа лезет поживиться, я и прикрываю.  

Дед бодро сверлил замочную скважину огромным, как кочерга, ключом, а глазами Надю.  

– Готово! – крякнул он одновременно с замком.  

Я не ожидал, что так все могло сохраниться. Пыль, грязь — очевидно, от нее никуда не денешься. В остальном казалось, что кто-то ухаживал за особняком. Мраморная плитка центрального холла хоть и потускнела, но не потрескалась. Краска держалась стен, балясины огромной лестницы были все на месте.  

– У! – сказал Миша потолку, тот ему ответил.  

– Красиво, – протянула Надя.  

– Филипповых поместье, – заскрипел сторож, – Хорошая семья была. Бабка моя у них за скотиной смотрела. Николай Осипович, владелец, душевный был человек. Врачебной практикой занимался. Бабке моей копытом коровьим сильно досталось, выходил, неделю у нее провел. Отошла и еще почти полвека прожила. А вот дочь его плоха была, не поднималась, в сознание не приходила, сейчас это комой называют. При советской власти тут психбольницу сделали, Николая Осиповича оставили при ней, опытный мужик был.  

Мы ждали продолжения, Миша уже успел и камеру с первых слов взять наизготовку и писал. Но дед застыл, мечтательно ползая глазами по стенам с лепниной.  

– А странное, что-нибудь за годы тут видели? – решил вернуть я старика в наш бренный мир.  

– Что-нибудь? – усмехнулся дед, – Да тут и раньше-то даже собаки крестились, а в последние годы вообще ужасть, что творится. Иной раз глядишь, а дом этажей в двадцать, Луну закрывает. То запляшет весь, извиваясь. Иной раз духи ходят по парку.  

– Духи? – переспросил я.  

– Ну, да. То по одному, а то толпой целой. Раз полночи девушка стояла под фонарем, потом глядь, а тело у нее змеиное и на столб поползла. Страху я натерпелся! Глаза горят..  

– А что же не уехали отсюда?  

– Дык, а куда? Родни нет, в городе никому не нужен. А тут моя семья давно жила. Да и дальше имения никто из мертвых не ходит, привык я, что ли, к ним уже. Они мне сны хорошие показывают, про молодость мою..  

– Сны?  

– Да. Случалось, в городе ночевал, аж душа не на месте, чушь какую-то ночью вижу, а тут чувствую — дом. Прирос я к этому месту.  

– Петр, нам баба Нюра рассказывала про других ребят, которые здесь снимали, давно это было, нашли они что-то интересное?  

– А, стара совсем плоха стала. Да вы, вроде как, первые.  

– Никто сюда не приезжал?  

– Не-ет, что вы! Да кому надо?  

– Э-э, понятно. Петр, а в интернет выходите?  

– А? В интернат не хожу? – косо посмотрел на меня дед.  

– Ясненько.  

– Вы, сынки, не тушуйтесь, снимайте тут сколько душе угодно. А мне лед надо проверить, вроде, встал хорошо, люблю я знаете ли на мормышку половить. Заходите ко мне вечерком, моя изба одинокая там, – старик неопределенно махнул рукой, – Может, повезет, рыбки вам нажарю.  

– Хорошо, спасибо.  

С тем деда и отпустили. Чье было письмо неясно, что-то эти двое темнят, больше похоже на замануху туристов. Страха нагоняют, истории нелепые выдумывают. Я перестал чувствовать даже призрак вдохновения. Получится скучный шлак, а не видео-история.  

– Фигня какая-то, – лениво протянула Надя после того, как створки главного входа закрылись за стариком.  

– Согласен, – вздохнул я, – лучше ничего все равно нет. Перебирать мне бумажки, работать над повышением активных продаж. Надежда окончательно и бесповоротно мертва.  

– Типун тебе!  

– Да я не в том…  

– Ну что, расставим камеры, поснимаем с плеча, зажжем свечки, нарисуем пентаграмму? – перебила Надя.  

– Я видел фильм, который начинался так же, – пророкотал Миша.  

– Меня бы призрак из стены сейчас бы так не напугал, как ты! – заверещал я, – Правда, мужик, ты предупреждай что ли, сигнал сначала подавай, мне иной раз кажется, что ты забыл, как говорить. Привыкаешь, знаешь ли.  

– Что за кинцо? – игриво, поднимая брови, выдохнула Надя, – Это то, что я думаю?  

– Да нет же. Был проходной фильм, парни развенчивали истории про призраков. Им пришло письмо на мыло про психушку. Они остались на ночь, дальше – набор клише.  

– Миш, серьезно, ты же не думаешь… – начал, было, я.  

– Я думаю, что у кого-то фантазия отсутствует напрочь. Можно было бы и поизящней. Ладно, сделаем, как в кино. Наставим статичных камер, поснимаем, походим, побродим, может до ночи. Пирогов у меня запас большой. Продержимся до утра — отлично. А там видно будет. Захотят попугать — поймаем, не люблю, когда из меня дурака делать пытаются!  

– Михаил, мое вам с кисточкой, – иронично одобрил я его простой план поднятием невидимой шляпы, – На всякий случай, я никогда не пытался делать из тебя дурака. Да и не рискнул бы здоровьем.  

Дольше таскали оборудование из машины, чем осуществляли задуманное. Здание казалось снаружи больше, чем являлось на деле внутри. Даже камеры лишние остались. Попутно побродили по дому и осмотрели комнаты. В каких-то нашли старые кровати, в других — старые медицинские шкафы, и даже операционный стол. Вот тот был пугающий — массивная ножка, металлические колеса регулировки угла и высоты, ремни и застежки. Конечно, я прилег, протерев сначала его старой тряпкой. Находясь на нем, я почувствовал, как стены с плиткой начали на меня давить и уменьшать комнату в размере. Холодный металл стола, отнимал тепло даже через куртку. Хотя было немного приятно ощутить его гладкие части рукой, время его отполировало знатно.  

– Переезжай сюда, домик тебе под стать, – фыркнула Надя, глядя на мою улыбающуюся физию, – И на кровать тратиться не придется.  

– Только если с тобой, чтобы дополнить местную картину, одного психа будет маловато.  

– Нет уж, в тебе и так много психопатов, я буду лишней.  

– Это просто у тебя мужика нормального не было.  

– Хватит, девочки, – устало повернулся к нам Миша, – Если серьезно, я тут подумал.  

– Ой, это ты зря, – перебил я, спрыгивая с кровати.  

– На миг мне показалось, что коридор крыла стал длиннее метров на сто, и я почти не видел камеры в конце.  

– Креститься надо.  

– А не могут они нас одурманить веществами? – вопросительно посмотрел на нас оператор.  

Вообще, здравая мысль. Михаил выстроил хорошую цепочку. Два старичка заманивают зевак городских, рассказывают им сказки, показывают страшилки, опаивают. А потом те летят восвояси, изрядно испачкав штаны, и зовут новых туристов. Сарафанное радио разнесет быстро, особенно, если имеет довольно популярный канал в интернете. Хм, а неплохо. В любом случае, сюда точно уже приедут подписчики. Обыграли меня лихо. Ну, я вам устрою вальпургиеву ночь! Век меня помнить будете! А-ха-ха!  

– Что предлагаешь, не есть пирожочки?  

– Ну, я не заметил, чтобы баба Нюра туда сюрприз положила, – ответил Миша, уминая сразу два гостинца.  

– К тебе хоть зараза то липнет? – покачал я только головой.  

На этот раз мы решили не глупить, а подготовиться в нашей засаде. Камеры были спрятаны, датчики движения расставлены, все углы на предмет не нашей аппаратуры осмотрены. Со спокойной душой мы выбрали подсобку для игр в прятки. Притащили пару старых столов, стульев, шезлонг, настроили ноутбуки на сигнал камер, залегли на дно с пирогами и термосом чая.  

– Благода-ать! – протянула Надя, поплотнее зарываясь в плед с кружкой горячего напитка в руках, – еще бы печку сюда и туалет с подогревом.  

– Ага, точку вай-фай, сериальчики, душ. Ничего не забыл? – ответил я.  

– Кошку еще можно в ноги, – улыбнулась девушка.  

– Миша, как твои глазки? – перевел я тему на оператора, – а то ты пялишься уже часа три и не моргаешь.  

– Сойдет.  

– Ладно, а мне надо припудрить носик. Не скучайте без меня.  

– Уверяю, человечество без тебя проживет легко, мы – не исключение, – ласково пролепетала Надя.  

– Как мило, до сих пор меня любишь.  

– Безумно! – саркастично воскликнула девушка.  

Стараясь двигаться бесшумно, я прошел на первый этаж, к входу, и толкнул створку. Та заупрямилась. Я налег посильнее — ни в какую. Пнул, толкнул, пожалел, что я не Миша, он бы ей показал. Решетки на окнах сказали, ходи по малой в угол.  

– Поздравляю, нас заперли! – продекламировал я своим друзьям.  

– Ты где пропал?! – почти набросилась на меня Надя, – почти полтора часа не было. Уж стемнело.  

– В смысле?  

В маленьком окошке нашего убежища было черным-черно. Я, конечно, часто прикидываюсь психом, но я отчетливо помню свет дня на первом этаже. Окна коридора так же транслировали ночь. Неплохо тут старички подготовились.  

– Миш, пойдем, кое-что сломаем? – многозначительно поглядел я на огромного детину. Тот даже приободрился.  

– Фиг я тут одна останусь!  

Быстрой поступью мы направились вниз. Однако шли как-то долго. Крыло здания вдруг повернуло на девяносто градусов и стало бесконечно длинным. Карманный фонарь не добил лучом до конца, выхватывая стены с дверьми и темными окнами. Мы стали осторожно двигаться вперед, холодок прокатился по всему телу. Надя посматривала на меня с ужасным удивлением на лице. Только Михаил был непроницаем.  

– Не может быть, – прошептали мы с девушкой одновременно.  

– Не верю, мы же видели дом снаружи. Откуда такие расстояния? – просипел я.  

– Идем, – грянул Миша.  

Мы уже почти бежали, петляя по коридорам и ответвлениям. Минуты через три мы вышли к лестнице, ведущей на первый этаж, и подошли к дверям. По пути оператор прихватил кувалду, которая удачно подвернулась под руку. У меня только мелькнула пара мыслей: почему я ее не видел и откуда она тут взялась? С огромного и мощного размаха Миша одарил створки добротным ударом. Я ожидал звонкий хруст дерева, но услышал лишь гулкое эхо неудачи. Медведь удивленно посмотрел на свои руки, затем обиженно на дверь. С громким рыком он повторил попытку, и еще одну, потом еще. Надя стояла поодаль со странным отсутствующим взглядом и вздрагивала от каждого удара. Затем подошла и нежно положила свои руки на ладони Михаила, сжимающего деревянную ручку.  

– Не выйдет, – спокойно произнесла она, – А что было дальше в том фильме?  

– Они все умерли, – извиняясь, ответил бородач, – Пытались не разделяться, убежать, но их всех поодиночке переловили призраки психов и убили. Это ж ужастик, там все предсказуемо.  

– Надь, ты серьезно? – спросил я.  

– Вполне. Я не вижу язычка замка между створок.  

– Снаружи навесной, – парировал я.  

– Ага, и кувалда резиновая, потемнело вдруг, коридоров добавили.  

– Закрыли окна ставнями, зеркал по стенам распихали, которые оголяются в нужный момент, – не сдавался я.  

– Ты на часы свои посмотри.  

– Встали, допустим.  

– Допустим, мои идут обратно, – девушка протянула левую руку мне навстречу.  

Ее часы не просто шли, они бежали назад. Минутная стрелка неслась со скоростью секундной. Михаил показал свои, электронные. Вместо цифр там были сбоящие символы.  

– То есть, ты хочешь меня убедить, что все правда? Мы попали в пристанище призраков и вокруг сплошь мистика? – усмехнулся я.  

– Знаешь, ты всегда ощущаешь, когда просыпаешься. Нормальный человек без намека на шизофрению отчетливо чувствует грань между сном и реальностью. И когда происходит что-то из ряда вон, ты тоже это чувствуешь. Сейчас такой момент. Подделать все это довольно сложно.  

– Надь, может, доберемся до каморки, посмотрим запись с камер? Хлебнем чайку, успокоимся. Может Миша прав, и нас тут окуривают? Мозги плывут и все такое.  

Не сговариваясь, мы двинулись по лестнице вверх.  

– А дойдем? – спросил Миша. Я лишь покрутил пальцем у виска, показывая глазами на девушку.  

Как ни странно дошли мы быстро. Захлопнули дверь и расползлись по промерзшим стульям. Ноутбуки отключились. Миша некоторое время пытался их оживить, но, похоже, не было заряда. Дополнительные аккумуляторы помогли прояснить произошедшее с нами в коридоре. Судя по видео, мы ходили то в одну сторону, то в другую.  

– Невозможно, – выдохнул бородач, – дул я траву раньше, ну не те ощущения.  

– Может не трава? – спросил я.  

– Да все равно. Сам посмотри, нас накрыло одинаково и всех троих сразу? Глюки были бы разные, ими управлять не получится. А мы как пионеры вышагиваем туда-сюда.  

– А сейчас что на камерах?  

– Молчат. Тоже заряд, скорее всего.  

– Ребят, – протянула Надя, – Чай в термосе застыл.  

– Как?  

– Лед, – протянула девушка мне горлышком вперед сосуд. Она не выдумывала.  

Я закрыл ладонями лицо. Нужно было подумать, но каша в голове на мысли не смахивала.  

– Так! – хлопнул я себя по коленям, – Выставляем окно, лезем вниз, даем прикурить местным реквизиторам.  

– Хочешь спор? – язвительно произнесла Надя.  

– Да ну тебя, – отмахнулся я, подыскивая предмет поувесистей. Как раз подвернулся графин в углу комнаты. Добротная вещь, советский, толстостенный. Взмах, звон стекла, но не окна. Я стоял и удивленно смотрел на оставшееся горлышко.  

– Проспорил, – заключила девушка.  

– А ты что такая спокойная?  

– Да нет, я в бешенстве. Ты полжизни меня таскал по таким местам, мистику ему реальную подавай. На! Получи! Наслаждайся! А еще мне страшно и я хочу домой!  

Миша обнял кричащую Надю и погладил по голове.  

– Не бойся, я их в бараний рог всех сверну.  

– Спасибо, Медведь, – уткнулась она в его грудь.  

– Ну, и что делать будем? – растеряно спросил я, – Окна бронированы, дверь заперта, первый этаж в решетках. Может, черный ход поищем?  

– Предлагаю попутно взять некоторые вещички и проверить камеры, – ответил Михаил.  

Аккумуляторы были на нуле. Ни одна не работала. Миша закидывал их одну за другой в увесистый рюкзак. Надя судорожно освещала все углы фонарем. Мне тоже вспомнился ролик с восьмируким. Видимо, нас хотят напугать очень сильно, чтобы мы вылетели из этого домика на всех парах и раструбили на весь мир, какой здесь ужас. Глядя на Надю, я придумал, что всех участников этого заговора запрягу в сани, и они меня повезут сами до дома, а девушка будет кучером с хлыстом.  

– Так, я надену налобную камеру и буду все снимать, чтоб потом не отвертелись, – вытолкнул меня Миша из мыслей о скорой расправе.  

– У тебя еще есть?  

– Держи, там фонарь есть.  

– Надь, ты как? – обратился я к девушке.  

– Пойдемте уже на выход, тут холодно и я очень устала, – тихо и медленно проговорила девушка.  

Комнаты, двери, крепкие окна и непроглядная тьма за ними. На первом этаже выхода так и не нашли. Второй — тоже ничем новым не обрадовал. В конце коридора мы нашли лестницу, ведущую как вниз, так и вверх.  

– Ага, это на крышу что ли? – спросил я, – проверим?  

– Ребят, – жалобно позвала нас Надя, когда мы уже были на половине пролета, – Может, не пойдем?  

Миша просто аккуратно взял ее за руку и повел за собой, обнимая за талию. Не крыша – третий этаж и лестница не кончалась.  

– Этажей, значит, двадцать. Угу, – пробубнил я, – Поднимаемся?  

На девятом мы решили больше не испытывать судьбу.  

– Вот как это можно сделать? – раздосадовано спросил я, – Ну с коридорами ладно, зеркала, но черт побери?..  

Ребята не ответили и пошли на этаж. Окончательно запутавшись в поворотах, дверях и окнах, мы присели отдохнуть. Я закурил, Миша протянул термос с горячим кофе.  

– Как? Чай-то замерз?  

– Рюкзак со мной был.  

Я закурил, налил напиток в крышку.  

– Держи, Надь.  

Девушка глотнула и отдала обратно.  

– Так! Значит, выйти проблематично. Света тут маловато, одно хорошо, вроде, стало теплее.  

Будем петлять дальше по коридорам или поднимемся по лестнице до самого верха?  

– А, по-моему, разницы нет, – тихо сказала девушка.  

– Думаешь равноценно?  

– Думаю, нас не выпустят.  

– Я бы продолжил путь по этажу. Смотри, уже и стены веселой расцветки стали, с обойчиками. Проходы шире. У нас есть кофе, фонари и, возможно, пирожки, если Миша хоть что-нибудь оставит! Хорош уже!  

– Я волнуюсь! – заныл оператор.  

– Сколько их там у тебя вообще? Ты их жуешь ли, четвертый пошел?  

– Не знаю, на ощупь много еще.  

– Надь?  

– Да пошли уже, – ответила девушка.  

Затушив окурок ботинком, я вернул крышку на термос и пихнул его в Мишин рюкзак. Мы двинулись вперед по длинному коридору. В редких окнах все также была полная тьма. Вскоре и они закончились. На глухих стенах то и дело начали появляться одиноко висящие бра. Свет от них исходил тусклый, но уже можно было выключить фонари.  

– Атас и немцы! Далеко ли идти? Смотрите-ка, ответвления пошли, – постарался я сказать бодро, – Свернем?  

И не раз. Петляли мы еще минут пятнадцать. Создавалось впечатление, что мы гуляем по большой гостинице и не можем найти свой номер. Правда дверей то и не было, до следующего поворота.  

– О! Ну хоть что-то. Постучим?  

– А вдруг ответят? – испуганно промямлила Надя.  

– Мы убежим, как в детстве. – а было некуда. За нами возникла стена и перекрыла обратный путь к отходу, – Ой. Ладно, пройдемся пока что.  

Ответвления и коридоры появлялись все чаще. Голова шла кругом. Даже если бы мы хотели зарисовать карту, то сбились бы почти сразу. Я распихал из карманов куртки свои пожитки в джинсы и повесил ее на бра.  

– Что-то мне даже жарко стало. Будет маркером, увидим ее и поймем, что ходим кругами.  

– Ага, вот тебе еще один. Твой окурок? – спросила Надя.  

– Похож, – протянул я, – только мой там был.  

Я ткнул пальцем назад, потом понял, что не знаю, где этот «назад».  

– Миша, можно кофейку? И прекрати жрать провиант! По тебе можно время измерять, пирог в минуту. Кстати, что-то подозрительно у тебя их много.  

– Еще пока есть, – ответил, жуя, оператор и протянул мне термос.  

Несколько минут мы сидели на полу, ребята сняли свои куртки и использовали в качестве подстилки под пятые точки. Я курил, они ели гостинцы бабы Нюры.  

– Слышите? – тихо спросил я.  

Все посмотрели в дальний конец коридора. В тусклом свете было не разобрать источник непонятных шуршащих звуков. Что-то мне самому стало тоскливо и захотелось домой. Ну, что там еще за сюрприз? Неужели? Оно подползло поближе, и уже можно было рассмотреть. Восьмилапая тварь медленно двигалась в нашу сторону, пригнувшись к полу, и негромко рычала. Напомнило собаку, которая подкрадывается к нарушителю границ хозяйского дома. По ощущениям, мои волосы седели на глазах. Я медленно поднялся по стенке, стараясь не делать резких движений. Ребята уже встали и пятились назад. Миша прикрыл собой Надю.  

– Главное не бегите, – сказал я сквозь зубы, – Отходим до поворота коридора и там даем по газам.  

Благо, оставалось полтора метра. Тварь уже подобралась поближе и оголила клыки. Рык стал намного громче. Свернув за угол, мы помчались во все лопатки. За нашими спинами раздавались лающие звуки и скрежет огромных когтей по полу. Мысленно я попрощался с миром. Животный страх гнал меня, Миша перекинул Надю через плечо, бежать она не могла, паника сковала ее мышцы, на лице застыл сильный испуг. Впереди нас из стены начал надуваться пузырь под обоями, потом еще один и еще. На первом стали проявляться черты лица. Это была чья-то голова. Она тянулась из плена вязкой стенки, словно она превратилась в смолу. Показался рот и подбородок. Оно оглушающе кричало, рвалось наружу. От второго пузыря отделились руки. Существо уперлось в потолок и пол, чтобы вытянуть свое тело. Даже восьмилапый застыл, не то, что мы. Он продолжал рычать, но уже не так уверенно. Появился четвертый пузырь, за ним пятый, показывая свои конечности. Это были сегменты огромной многоножки, которая рождалась прямо из стены, оставляя в ней пустоты. Она ползла и кричала то ли от боли, то ли… да, черт его поймешь! Руки, ноги, огромные жучьи лапки, ее лепили из того, что попалось на глаза в детском ящике разломанных игрушек.  

Полностью освободившись, она с грохотом упала на пол и затихла. Восьмилапый пополз в обратную сторону.  

– Ми-иш? – не глядя, протянул я.  

– Тикаем, хлопцы!  

Словно во сне я почувствовал, как время почти остановилось. Все еще глядя на уродливое создание цвета обоев, мы начали удирать в обратную от него сторону. К тому моменту многоножка уже свернулась в плотное кольцо, ее лицо покоилось наверху калачика и смотрело на нас пустыми впалыми глазницами. В один миг ее тело пружиной распрямилось, и она рванула в нашу сторону со скоростью пули. Мы еле успели упасть на пол и прижаться к стене, я всем телом накрыл Надю. Восьмилапый замешкался. Многоножка молниеносно схватила его и обвила несколькими сегментами. Не сбавляя скорости, нырнула в одну из стен, будто в озеро. Несколько мгновений мы смотрели на «брызги» обоев и концентрические кольца, которые потом так и застыли, когда стена снова стала твердой.  

Миша безэмоционально сидел, Надя лежала, прикрыв голову на моих коленях, я был в шоке. В полном, вряд ли бы вспомнил даже свое имя в этот момент.  

– Нам сильно повезло, – попытался я продрать горло.  

Миша повернулся и посмотрел на меня немигающим взглядом и бровями, которые устремились в стратосферу.  

– Повезло? – вдруг крикнула, поднимаясь, Надя, – Это, мать твою, повезло?! Да ты хоть понимаешь, что мы здесь умрем? Либо от голода, либо от обезвоживания. Но скорее всего еще раньше нас утащит какая-нибудь тварь из снов.  

– Мы будем аккуратнее и постараемся найти выход… постой, почему из снов?  

– Я эту дрянь полгода по ночам видела, в поту вскакивала. Она гналась за мной по коридору, и мне ни разу не удалось от нее убежать, – девушка дрожала всем телом, в ее взгляде читалась приближение истерики.  

– Надь...  

– Именно все так и происходило, лезла из стены, кричала. Иногда даже смеялась, когда гналась за мной, громко так, до мурашек пугало.  

– Надь? – попытался я спокойно ее вернуть из плохих воспоминаний.  

– Блин, ты хоть, вообще, видел, что сейчас было?  

– Нам нужно отдохнуть. Здесь мне очень не хочется оставаться, предлагаю, все-таки войти хоть в одну из дверей.  

Сил препираться не было ни у кого. Мы прошли по коридорам еще с полкилометра и выломали первую же попавшуюся. Не сказать, что она не сопротивлялась, но мы были вознаграждены. И сильно удивлены. Мы попали в обычную комнату с двумя кроватями и тумбочкой. Окон не было, хотя, если судить по прошлому опыту, там бы мы ничего и не увидели. Осмотрев всю мебель на наличие монстров, мы пихнули Надю спать. Она отказывалась и говорила, что вряд ли уже когда-нибудь сможет уснуть, но выключилась через минуту.  

– Миш, нам нужно посмотреть видео с камер на наших головах. И я ее хочу снять, лоб натерла уже.  

Мы включили ноутбук и воткнули маленькие наушники, чтобы не шуметь. Большую часть можно было промотать. Длинный поход, стены, двери, окна, наши препирательства, диалоги полные недовольства незавидным положением. Тварь номер один, номер два. Боже, как же я кричал, оказывается! Моя часть видео — сплошь встряска головой, а вот у Миши почти профессиональный ролик. Все отлично снято, в красках, ну, и опять же мои истошные крики, даже Надя спокойней выглядела.  

Оператор захлопнул крышку с монитором и растянулся на кровати. Я сполз на пол, выудил кофе и пачку сигарет. Мысли забились в угол и дрожали, я их понимал. Такое в голове не укладывается. Не завидую тем, кто попал сюда поодиночке. Хотя, я бы предпочел, чтобы друзья оказались дома, если уж выбирать. Бедная Надя, за что тебе это все? Девушка спала и легонько дергалась во сне. Я лег рядом и обнял ее со спины, голова трещала, как с похмелья, Но ждать долго не пришлось, я провалился.  

Спокойная широкая река с пологими поворотами. Вокруг песчаные берега с редкими деревьями. Я плыл на красной байдарке, размеренно ковыряя водную гладь веслом. Солнце еще не успело слишком высоко подняться над горизонтом, даря прекрасное чистое утреннее небо. Свою цель я уже видел. Высокий яр, усеянный черными отверстиями ласточкиных гнезд и кочками травы. Мне нужно было забраться на самый его верх к густым соснам. Они обвивали край берега своими извилистыми корнями и не давали тем самым обсыпаться песчанику, сохраняя его форму. Отвесная стена высотой метров пятнадцать казалась неприступной, но это единственный путь. Пройди по берегу и не попадешь туда по-настоящему. Не увидишь, что скрывают деревья. Только этот путь правильный, только вверх.  

Лодка неспешно поплыла боком в сторону от моего толчка ногой. Руки хватались за растения, коряги, кочки. Ноги вслепую искали уступы. Только бы не навредить птенцам, они так истошно верещали, когда я приближался к их домикам. Мамаши всполошились и гурьбой летали вокруг, чирикая почти над ухом. Песок сыпался мне за носки, в обувь, под футболку и на голову. Хотелось встать, раздеться и отряхнуться хорошенько.  

Самому не верилось, но рука нащупала из последних сил толстый сосновый корень. Я смог! Сидя на высоте, я смотрел на играющую солнечными зайчиками воду, на юрко пролетающих внизу ласточек. А еще ощущал гнетущую темноту своей спиной. Пройди по берегу, и увидишь несколько деревьев-мачт. Заберись на яр и попадешь сюда.  

Плотный темный лес словно и не хотел, чтобы в него заходили, встретил меня густыми кустами, переплетающимися ветками и тягучей паутиной. Я пробирался вперед, выставив руки и прикрыв глаза. Лес то и дело хлестал меня по лицу розгами, тормозил прутьями, цепляясь за ноги. После долгой нашей борьбы я выпал из его плена на небольшую опушку с редким орешником. Даже здесь света было мало, почти сумерки. Словно деревья хотели сохранить тайну даже от птиц. Я чуть не свалился в глубокий колодец. Он больше походил на дыру в земле, чем что-то привычное с деревянным оголовком и воротом на свайках. В нескольких метрах от меня я увидел землянку. Из нее поднимался ленивый дымок. Кто-то здесь определенно живет.  

Сначала я почувствовал мурашки, а потом понял, почему тут так мало света. Всю прогалину верхушек деревьев занимал большой купол черного храма. Он полностью был сплетен из сучьев без листьев. Основанием были корни, словно он именно рос. Его формы были знакомы. Каждый помнил их с детства. Черные вороны облюбовали места на закомаре, ревностно каркая под моим взглядом. Будто кричали: «Уходи! Пошел отсюда! » Парочка таких сидела и на хозяйке. Она подошла тихо. Девочка лет семи. Испачканное не раз зашитое платье из грубой ткани. Не по годам старые руки от тяжелого быта. На ножках поршни поверх войлока. Изможденное худое личико блестело чистотой, волосы цвета пепла заплетены в длинную косу. Глаза! Нет там наивности, нет озорства. Лишь годы, усталость, старость. Этим она словно оголила меня, отсекла весь мусор моего жизненного опыта, веселья, беспечности, несбыточных надежд. Никогда я не жил тяжело, даже не знаю насколько это возможно.  

– Не считай нас злом, – произнес мелодичный голосок, – По-другому мы не умеем.  

– Кто мы? – продрал я пересохшее горло, – О чем ты?  

– Тебе пора! Торопись.  

Меня словно схватили за шиворот и швырнули с нечеловеческой силой через острые ветки леса.  

Миша настойчиво толкал меня, мне показалось, что от тряски некоторые мои внутренние органы поменялись местами. Надя, конечно же, тоже проснулась.  

– Что?.. – только она и успела начать.  

Миша прикрыл ей рот своей пятерней и поднес палец к своим губам. Потом указал на открытую дверь. За ней не было коридора, мы уже даже устали удивляться. Там была еще одна комната с больничной койкой. Мы осторожно всматривались в полумрак помещения, освещенного через проем, некоторые углы могли что-нибудь прятать. Я медленно пошел вперед, и ведь знал, что действовал по клише фильмов ужасов, но не смог остановиться. Подойдя к кровати, я взглянул в дальний верхний угол, даже почувствовал, что оттуда на меня кто-то пялится. Два горящих уголька глаз висели под потолком. За спиной щелкнул выключатель. Видимо, Миша его нащупал. Она висела на стыке стен, расставив руки и ноги в стороны. Короткие спутанные волосы, грязное лицо с безумной улыбкой гнилых зубов. Изорванная и некогда белая сорочка.  

Одновременно с ее прыжком меня что-то потянуло с силой назад. Михаил встретил сумасшедшую ударом ноги в челюсть, меня же откинул назад к стене. Нападавшая взвыла от боли лишь на секунду, в следующую бородач размозжил ей череп кувалдой с громким рыком викинга-берсерка. Этот хруст сжал все мои мышцы, я судорожно хватал воздух и барахтал ногами, чтобы отползти подальше, но не позволяла стена за лопатками. Мои глаза вылезали из орбит, пирожки захотели наружу, но я сдержался. Надя нет. Согнувшись в проеме ее тошнило от души. Миша накрыл труп одеялом с кровати.  

– Какого черта? – просипел я, – Откуда у тебя опять эта кувалда? Нельзя ли было как-то помягче?  

– Под рукой оказалась, – пожал плечами бородач, – Помягче? Мне нужно было дать ей утащить тебя в стенку или еще что?  

– Н-нет, конечно. С-спасибо. Надь?  

В бездонном операторском рюкзаке я нашел небольшую бутылку воды, умыл и напоил обессилившую девушку. Пока я вытирал своим носовым платком ее растекшуюся по щекам тушь, меня посетила лишь одна мысль: «только бы он был чистым».  

– Как меня все это задолбало, – прошептала она.  

Я молча поднял ее и отнес к нам в «номер» на кровать и крепко обнял. Миша хлопнул дверью и опять открыл ее. Обстановка сменилась на более знакомую. Перед нами были те же обои и лампы на стенах.  

Опять лабиринт из коридоров. Усадьба заманивала нас вновь в свои глубины. Ни одна из комнат, которые мы все-таки решили взломать, нас ни чем не удивила. Либо пусто, либо минимум мебели, без окон или проходов.  

Я пытался расшевелить мозг. Что-то витало рядом, но никак не приобретало форму. От пережитого собраться не получалось. Хотя, способ достаточно прост, нужно отпустить мысли, отдохнуть и оно само найдет тебя.  

Сидя у стенки в очередной раз с сигаретой в зубах и термосом Миши, меня просквозило. Ну, да!  

– Медведь, а сколько у тебя их? – спросил я.  

– Чего?  

– Термосов.  

– Один. Думаешь, у меня тут их залежи? – похлопал он по рюкзаку.  

Так. Один, который я бросил, убегая от восьмилапого. А этот тогда, какой? Еще один, тот же, второй, но неучтенный? Кувалда! Откуда он ее постоянно берет? Прям в руки к нему просится в нужный момент. Многоножка — сон Нади. Та комната с кроватями, где мы спали… я в ней уже был. Номер гостиницы, в которой был года три назад. Сразу я ее не узнал, какая-то она неполная показалась. Как будто она появилась такой, как я ее запомнил. Не во всех деталях. Свою квартиру каждый может представить в деталях. Ночью в порыве страсти мочевого пузыря ты всегда находишь выключатель вслепую, точным вымеренным уколом пальца. Знаешь, сколько шагов до предметов, каждый скрип напольного покрытия. Но не номер в отеле, они почти все типовые, хотя может это только мне все кажется. Нужно еще понаблюдать и собрать детали, чтобы выдвигать предположения. Если, конечно, мне позволят это сделать. Нет уверенности, что следующий поворот коридора не станет последним.  

Стены давно стали обшарпанными и грязными. Пол не лучше. Словно мы шли по недостроенному зданию. Непонятно, откуда, но здесь был свет. То и дело попадались огромные дыры, раз через одну такую мы спрыгнули на этаж ниже. Не сказать, что стало лучше, но мы попробовали. Обои и бра мне нравились больше, а тут как-то даже неуютно. Камни мелкие и крупные хрустели под ногами и отлетали в стороны от ботинок при ходьбе. Поворот коридора.  

Мы разом остановились. Далеко впереди нас, метрах в трехстах на полу сидела голая девушка. Присмотревшись, мне показалось, что она держит руки у лица и плачет, согнувшись к коленям.  

– Блин, – посмотрел я на друзей.  

– Вот уж нет, – ответила Надя.  

– Ревность?  

– Мне не до шуток.  

– Она, вроде, ничего, подойдем, познакомимся?  

– Ты – псих? Хотя, зачем я все еще спрашиваю, ответ то и так знаю.  

– Надь, а вдруг она тут уже целую вечность? Вдруг она сюда попала так же, как и мы? Представь, что ты тут осталась одна. Ты бы тоже, наверно, плакала.  

– А если она в нас вцепится, отрастит в момент пару десятков клешней, порвет нас пополам? Над таким не задумался, угодник фигов?  

– У нас есть Миша, – улыбнулся я.  

– Медведь? – попыталась найти поддержку девушка у бородача.  

– Около нее, есть разветвление в обе стороны, можем постараться быстро убежать в экстренном случае, – заключил оператор. Посмотрев на меня, добавил, – Ну, а ты будешь истошно верещать.  

– Шутник. Пошли, будем аккуратны.  

Вообще, Надя права, я сам думал о подобном раскладе. После всего дерьма (не скажешь по-другому) я бы уже и себе не поверил, не то, что случайной красивой девушке. Подходя ближе, она мне все больше нравилась. Фигура будоражила либидо. Идеальные формы, грязь на них даже придавала некоего шарма, хотелось умыть ее, поводить намыленной мочалкой… что за? Я тряхнул головой и взглянул на Мишу. Тот разве, что слюни не пускал. Уставился на незнакомку, словно на полный мяса мангал. Хотя в бороде не разглядишь, трогать и проверять я не был намерен. Надя же была образцом собранности.  

Девушка и правда плакала, тихо и отчаянно. Создавалось впечатление, что у нее уже нет сил даже хорошенько пустить слезу. Она сидела на краю очередной дыры в полу спиной к нам. Странно, я думал, она обернется на шум наших шагов, все-таки мы не экранные ниндзя и пару раз были похожи на слонов в посудной лавке. Что-то тут не так все же. Но, черт, до чего же она хороша. Я чувствовал запах ее тела. Он сводил меня с ума, я даже начал обдумывать, как мне проскочить вперед Миши, чтобы успокоить красавицу и предстать перед ней рыцарем в сияющих доспехах.  

Сухой лязгающий звук вывел меня и бородача из ступора. Да что же со мной такое? А с ним? Мы посмотрели друг на друга и поняли, что испытывали одинаковые чувства, казавшиеся навязанными против воли. Между нами медленно вышла Надя. Она уверенно держала американскую штурмовую винтовку AR-15, ее укороченную модификацию… какого рожна? Откуда она ее взяла? Противное шипение снизу отложила мой поиск ответа на этот вопрос.  

На лицо девушка оказалась не так привлекательна. Ну, да, ничего нового. Змеиные раскосые глаза с плоским зрачком, две щелки носа, широкая длинная пасть с кучей мелких зубов и большими клыками. Ядовитыми, скорее всего, по канону. Красивое тело переходило в хвост питона. Черт, когда она закончит свой подъем над нами? Она почти уже у потолка и явно готовится к прыжку.  

Надя все это время силилась выстрелить, ругалась и паниковала. Что бы мы делали без Миши? Он взял винтовку в свои руки, отодвинул неудачного стрелка себе за спину, прозвучал щелчок, а затем несколько коротких очередей по нашей новой знакомой. От такого приветствия та решила скрыться в дыре и свернуться на куче… куче чего? Снова очередь на посошок. Я смог рассмотреть, на что она все-таки упала, и не был рад этому. Наде даже не стали давать подходить близко, она и не рвалась. Это была не куча, а кладка. Центром которой был человек. Американский автомат не просто так попался под ноги. Солдат, неведомо как сюда попавший, был усеян яйцами, которые пустили в него свои корни и сосали в прямом смысле слова из него кровь, соки и жизнь. Белый, как пелена в его глазах, устремленных к нам в мольбе, он шевелил губами, но сил на слова уже не было. Уродливых детенышей было видно сквозь прозрачную скорлупу, все в маму зубастые и шустрые.  

– Потерпи, братуха, сейчас, – произнес Михаил и дал последнюю очередь по солдату, задев несколько яиц.  

Мелкая дрянь стала еще шустрее шевелиться, а мама злее. Все же не оставила свое потомство и выскочила на нас, как черт из табакерки. Не знаю, кто больше не ожидал следующего, чудовище или я, но Михаил рубанул по ней неизвестно откуда взявшимся мечом со всего размаха. Хвост отдельно, тело отдельно. Граната на закуску. Граната?  

Я и Надя болтались, как куклы без ниточек в руках бородатого викинга. Грохота взрыва не было, лишь появился сильный писк в ушах, который стал сверлить мозг. Задницу и ноги я отколотил до синяков об пол и стенки.  

– Так! Чертова кувалда, гребаный второй термос из рюкзака, Надина многоножка, гранаты, мечи… – ходил я по коридору и рассуждал вслух, – Что там еще, а, комната из отеля.  

– Какого? – спросила девушка.  

– Да этого, я уж не помню его названия, пару лет назад в нем останавливались. Не столь важно, не сбивай, я и сам собьюсь. Вы не думаете, что мы находим вещи, когда они нам нужны. Просто, без задней мысли. Миша захотел и получил инструмент для расправы. Палач ты наш, пирожки то еще не кончились? А почему, радость моя? – поглядел я на бородача, – Потому что ты даже не задумываешься. Желание, бум, исполнение. Наколдуй нам выход.  

– А многоножка тут моя причем?  

– Он не знал? – ткнул я пальцем в Мишу.  

– Нет. Я никогда и никому не рассказывала. Не подходит твоя теория.  

– Хм, может не совсем я ее расширил. Надь, напрягись и пожелай что-нибудь, выход например, или окорока килограмма на два.  

– Ну уж нет, если ты прав, то мне лучше вообще не думать.  

– Ладно. Миш, вопрос. С чем пирожки?  

– С фаршем, – с набитым ртом произнес бородач.  

– Ага, а мне все с картошкой попадались. А тебе? – повернулся я к девушке.  

– С яйцами и зеленым луком, – медленно произнесла она.  

– Во-от. Улавливаешь?  

– Такие, как нам нравятся?  

– В точку. Мне нужны еще ответы. А еще, я перестал бояться. Мне бы только.. – не то, чтобы захотел, а представил ее пластиковую ручку с резиновыми вставками, ее вес и даже звук ее движения по бетонному полу. Этой штукой я намахался летом у матери на даче пока забивал столбы для забора в землю, – Кувалду для полной смелости.  

О, какие круглые у них были глаза, я сам почти себе не верил. Но ощущения на пальцах не врали. Она была у меня в правой руке. И я почувствовал абсолют. Это словно полет во сне, ты знаешь, как это делать и просто поднимаешься ввысь. Страха нет, полная уверенность, никаких сомнений, что ты можешь упасть. Только ты и воздух. Я зажмурился, толкнул обшарпанную дверь в стене перед собой и вошел.  

Сначала была тьма моих закрытых глаз и холодный воздух, вдыхаемый моими легкими. Шаг, скрип деревянной половицы, еще несколько шагов, ступенька, хруст снега под моими ногами. Я поднял лицо и на него упали первые снежинки. Выдох. Глубокий вдох через ноздри. Капли текли по щекам, на них таял снег. Я бросил огромный молот с длинной ручкой на землю и открыл глаза. Сосновый лес был полностью укутан белым покрывалом. Вдалеке спала гора. Солнце куталось под светло-серыми облаками. Озеро накрылось плотным льдом. Покой и тишина этого места всегда меня манила. Это лишь мечта, но иногда мне так хотелось туда сбежать от всего мира. В деревянный домик у озера, к треску камина, к безмолвию природы. Здесь нет проблем, здесь нет вездесущих людей, которым всегда от тебя нужно что-то, но не ты сам, нет злости, нет боли, лишь безмятежность. Из избушки вышли мои друзья. Поторопился я по поводу, отсутствия представителей человечества.  

– Знакомьтесь, секретный угол в моей голове. Иногда сюда сбегаю.  

– А тут классно, – прошептала Надя, – а почему ты сюда меня не возил?  

– Не, ты не поняла, я его полностью выдумал. Конечно, подобных мест куча по миру, но именно такое есть только в моей голове. Реальность порой настолько надоедает, что невозможно жить только в ней. Тем более моя одна из самых безжалостных. В ней нет места магии, мистике, астрологии, планетам Нибиру и прочей требухи. В ней почти нет красок, нет радости, лишь скука и сухие цифры. Нельзя жить на автомате. Ведь я, к сожалению, человек.  

– Но твой мир должен был пошатнуться после пережитого там, – Надя указала на открытую дверь. Там еще было видно грязный коридор.  

– Черта с два! Я хочу ответы! И я их вырву из этих уродцев. У них есть кровь, правда, иногда. Хм.  

– Что?  

– Ребят, здесь нельзя оставаться. Нам нужно идти. Надь, Миш?  

– Я боюсь.  

– Уделаем тварей! – прорычал бородач.  

– Солнышко мое, – обратился я к девушке, – Держи уверенность, погляди на небо.  

Светло-серая пелена облаков стала всех цветов радуги, словно внутренняя перламутровая часть ракушки.  

– Красиво, – протянула Надя, – Это ты?  

– А кто же? – подошел я к ней и поцеловал в щеку.  

Мы стояли под переливающимся красками небом и падающим снегом. Она вжалась в меня, я обвил ее руками. Отпускать не хотелось, да и ей вырваться. Мы стояли так целую вечность, которая пролетела минутой. Запах, какой приятный запах! И это не Надя. Мы одновременно обернулись к двери домика. Там, на деревянном помосте, под навесом, сидел Миша за тяжелым деревянным столом полным снеди и уплетал нечеловечески огромный стейк.  

– Интересно, а нас он подпустит? – спросил я.  

– Там еще два стула, видимо, лучшего приглашения не будет, – ответила она.  

Бородач жадно, но не торопясь уминал толстый кусок сочного мяса с исполинской тарелки. Из-под ворота торчала большая белая салфетка. Каждый раз, отправляя очередную порцию в рот, он разводил руки с вилкой и ножом по углам стола, поднимал лицо и закрывал глаза. Смаковал все движения зубами. От такой картины, полного наслаждения чревоугодием, у меня потекла слюна, как у бешеной собаки. Желудок предательски заурчал и забулькал. На одних пирогах далеко не уедешь. Вопросов, откуда и как я сейчас даже не думал задавать. Сколько же тут всего, с чего начать? Небольшой по меркам оператора кусок мяса полетел в мою тарелку. Так, помидорки, нарезанный сыр, колбаса копченая, вареная, буженина. Ух, ты, картошка! Последняя тут представлена и в виде пюре, и вареная с маслом и укропом, и даже фри. На любой вкус. Разносолы, жареные лисички, свежие овощи. После первого ломтика стейка, я уже не мог держаться и просто закидывал в себя пищу. Кому, как не Мише хорошо «готовить»? Ну, если так можно сказать. Хотя, в этом месте можно все.  

Изрядно набив пузо, суть курильщика потребовала полного расслабления. За соседним небольшим столиком меня ждали чашка ароматного дымящегося кофе, массивная хрустальная пепельница, и толстая сигара с зажигалкой. Хм, нет, пусть будут спички. Негоже такое добро поджигать газом. Развалившись..в кресле-качалке, да, неплохо. Плед бы еще. Ага. Замечательно, идеально. Привет буддистам! Ребята, вы все делаете неверно, хоть, отчасти и правы.  

– Салага! – кинула мне Надя и плюхнулась рядом в разложенное кресло-кровать, – О-о! Шикарно!  

– Мое почтение шеф-повару, – крикнул я Мише.  

– Нам скоро нужно идти? – спросила девушка, зарываясь в клетчатое покрывало, – Можно хоть немного отдохнуть?  

– Обязательно, даже поспать не возбраняется, после такого то обеда.  

– Мне страшно. Вдруг?  

– Ничего не бойся, я тут, рядом, – я погладил Надю по голове свободной рукой, – Да и времени у нас вагон. Когда он скажет «хватит»?  

Мы оба посмотрели на оператора. Тот был неутомим. Его челюсть не знала усталости.  

– А дед был прав, этого накормить, проще пристрелить и не мучиться, – усмехнулся я.  

Снег падал, холодный воздух уносил плотные клубы дыма моей сигары, кофе не остывал. Надя крепко спала и размеренно сопела с выражением полного покоя на лице. Как ни странно, Михаил решил прогуляться по моему лесу, а потом и к озеру. Весь сырой и довольный он вернулся назад и сел на тяжелый резной деревянный стул. Пол настила напряженно заскрипел и заныл под их весом. Бородач походил на вождя викингов. Поверх свитера на нем была медвежья шкура с лапами и когтями. Миша улыбнулся, когда я ее заметил.  

– Так лучше? – спросил он, и в его руке появился инкрустированный золотой кубок с вином, – А, погоди. Не так! Сейчас. Вот!  

Чаша из черепа поверженного врага. В книжках это звучало сильно, ты ощущал мощь человека, который обладал подобным. На деле, даже Миша скривился.  

– Фу! – кинул он на снег посудину.  

– Да уж, Бьёрн, – засмеялся я, – Мне было интересно, смог бы ты отхлебнуть.  

– Еда наружу просится, перестань, – передернул бородач плечами и поморщился.  

– Ну, извините, князь! – не мог я сдержаться.  

Наконец-то нормальный смех, как я по нему скучал. Даже Надя проснулась с улыбкой.  

– Что у вас тут? Ого, Миш! Тебе бы еще шлем с рогами или корону.  

– Его величество не вынес вида своего кубка, – кивнул я в сторону опрокинутого поодаль бокала.  

– Бе! – выдавила через гримасу девушка.  

– Видимо, он представил, как будет облизывать неровные края черепной коробки, пропитанные вином...  

– Да прекрати! – взвыл детина в шлеме с рогами и огромной секирой в руках.  

– Нижайше прошу прощения, о, великий Бьёрн! – пошутил я.  

Под наш смех, Надя потянулась и раскинула руки из-под покрывала, сладко зевнув.  

– Ребят, – начал я, – Вы же понимаете, что здесь оставаться нельзя. Это не выход. Нужно жить реально, а не мечтами. Временное пристанище не может заменить весь мир, а дать только время для передышки. А еще, мне нужна правда.  

– Ничего не меняется. Люди живут с надеждой, а ты, за другой гоняешься, – усмехнулась девушка.  

– Ну, такой вот я. Неисправимый. Кстати, неплохой каламбур.  

– Спасибо.  

– Будь я другим, ты бы меня не полюбила.  

– О, да! Обожаю твою скромность.  

– Одна из сильных моих черт.  

– Я бы сказала, фундаментальная.  

– Достали уже, – вставил Миша.  

– Действительно, – перепрыгнул я, – К сути. Идем туда и разносим там все к чертям. Как вам план?  

– Пойдет, – осклабился Бьёрн, играя секирой в руках.  

Высокий еле воспринимаемый ухом писк. Его иногда слышишь в абсолютной тишине. Вдруг возникая, он переходит в шум в голове и умолкает. Сейчас он меня вел по бесконечным коридорам. Я почувствовал страх. Не свой, во мне его уже не было. А чей-то еще. Я тебя найду! Во мне кипела злость и ненависть. Я никогда так не боялся за Надю. Как она сможет жить после всего произошедшего. За Михаила можно было не беспокоиться, похоже, ему даже тут нравится. Он даже не скрывал оскал нетерпения предстоящей битвы вручную.  

Уже близко. На очередном перекрестке мы услышали шипение. Их было много. Красивые телом, но далеко не лицом, девушки-змеи ползли в нашу сторону. Они усыпали все стены, падали с потолка, живым потоком устремились за нашими костями. Зрелище было завораживающее, пугало и заставляло смотреть открытыми вовсю глазами и ртом.  

– Не дождетесь! – крикнула Надя. Точнее она крикнула по-другому, но язык не повернется, повторить ее слова.  

В ее руках моментально возникло футуристическое оружие. Огромное квадратное дуло изрыгнуло шустрые синие шары в сторону плотного гадюшника, а Надя – отборные сальные словечки. В отличие от нее, я мало играл в компьютерные игры, но энергетическую пушку распознал. Тела кусками разлетались в стороны, их владелицы не имели инстинкта самосохранения.  

И я еще боялся за эту девушку! Медленно двигаясь по коридору, она щедро поливала зарядом по всему ползучему объему. Миша смотрел на нее с растерянным недовольством. Когда Надя выдохлась, а змеи усеяли пол, тот вскинул секиру и крикнул:  

– Эта моя!  

Метрах в пятидесяти стояла безобразно толстая женщина с непонятным выражением лица. Редкая волосами, почти лысая, голова. Под ней не было шеи, одни подбородки. Плотная сорочка еле натягивалась на тело и напоминала автомобильный чехол по размерам.  

– Подожди, – постарался успокоить я бородатого воина, – Это – носитель. Скорее всего.  

Мы посмотрели на женщину. Та стояла и удивленно глядела на нас, приложив руки к щекам и оттягивая их вниз.  

Я сомкнул стены, между которых она стояла. Словно и не было коридора в эту сторону. Будто и не было ее. Резко, пока еще не открылись сомкнутые глаза.  

– Что? Как? – только и выпалила Надя, – Она убежала?  

– Можно и так сказать, – ответил я, – Пошли обратно в больницу. Блин, а там холодно ведь.  

– Исполняю, – сказал викинг, и на нас появились женские шубы.  

– Миш? – с укором посмотрел я. Надя улыбнулась.  

– Ладно, – протянул бородач.  

– Ну, хоть так, – на мне появилась моя зимняя куртка.  

Да, в больнице было холодно. Она – грань реальности и лабиринта. Здесь действуют законы обоих миров. Но как выйти? Как все прекратить? Как не дать попасться другим в эту ловушку, а они были?  

– Что дальше? Кстати, ты пожелал, чтобы мы вышли или как это все работает? – поинтересовалась Надя.  

– Ничего себе вопрос! – улыбнулся я, – Пойми, у меня нет точных ответов. Что-то летает вокруг, как не пойманные мысли. Но всей картины не вижу. Для начала, этот лабиринт из коридоров мне снился. Давно в детстве, я уже успел все забыть. Он мне приходил в кошмарах. Порой сон нельзя вспомнить полностью после пробуждения, ты силишься, он ускользает сквозь пальцы. Чем больше стараешься, тем быстрее утекает. А тут, столько лет прошло. Но все такое знакомое!  

– Ну, поделись хотя бы частью.  

– Хорошо. Почему коридоры? Я думаю, потому что они, кроме этого и не видели здесь больше ничего.  

– Они? – вставил Михаил.  

– Пациенты. Здесь они провели свою жизнь. Двери, комнаты, крылья здания. Их галлюцинации, страхи, демоны, окончательная потеря собственного разума, больного, но все же.  

– Да тут всего два, ладно четыре, с первым этажом, коридора, а мы уже ходим… сколько, кстати? – не унимался бородач.  

– Да шут его знает, со временем тут вообще шиза какая-то. Слушай, я не психолог, не психиатр и даже не психотерапевт. Я не знаю, почему именно лабиринт. Кто же их там разберет, что у них в голове. Тут люди с высшим образованием пытались их вылечить, и ничего не вышло. Мне то, куда лезть, я читаю с трудом? Но я уверен, что парочку местных мы видели. Одну ты огрел кувалдой, – тут вспомнили все, легкая пауза на восстановление дыхания, – Мда, неловко вышло. Вторая на нас пустила змей.  

– Кстати, а куда она делась? – резко спросила Надя.  

– Вот надо тебе обязательно правду знать! – попытался шутливо сказать я и посмотрел на девушку. Нет, не уймется, ладно, – Я сомкнул стены, нет ее больше.  

– Господи!  

– Не поминай… хотя, слышит ли он тут, если есть вообще. Надь, а что я должен был делать? Из плазма-гана ты, конечно, лихо поливала. Но она провела здесь кучу времени, представляя, фантазируя, мы ей в этом не ровня. Лишь замешкалась на миг, не хочу и знать, что могло быть дальше. Представь, даже у тебя, уравновешенной, здоровой, иногда возникают мысли, которые ты не можешь контролировать. Ты их гонишь, задвигаешь обратно, но попробуй «не думать о слоне». Он же все равно в голове появится.  

– Кто?  

– Слон, – где-то очень далеко мы услышали его рев через хобот, – Соберись, не хватало еще!  

– Ой!  

– Ай! Так, сосредоточься на моих словах. Да, мне пришлось убить ту толстую женщину. Да, она больна и не контролирует полностью свой разум, могла нас хоть огнем обдать со всех сторон. Гадать не хочу, какие у нее представления о добре и зле, морали, сострадании. Ей интересней было нас мучить вечно, нас с Мишей. Ты ей была не нужна.  

– Это откуда такая шальная мысль? – попыталась изобразить обиду девушка.  

– А ты его видела, когда мы подходили к голой змее? – ткнул пальцем я в бородача, тот вскинул брови в удивлении, – Он же слюни начал пускать при виде такой красотки.  

– Сам то? – обиделся оператор.  

– Не отрицаю, у меня словно мозг отключился, работало только либидо. Мое предположение: эта упитанная баба полжизни хотела быть красивой. Не знаю, на чем она поехала, но ее лютое желание мстить мужскому полу ощущалось явно. Сильно настолько, что хоть ножом режь и на хлеб намазывай.  

– А тот парень, солдат? – грустно спросил Миша.  

– Бьёрн, ты молодец, – я положил ему руку на плечо, – Ты сделал все правильно, прекратил его боль. Но сразу начинаешь думать, а откуда он здесь? Значит, есть еще ходы? Значит, сюда может кто-то еще попасть или уже попал? Видео девушки с восьмилапым. Я обязан все выяснить, закупорить это место, чтобы никто никогда не вошел.  

– «Носители» – ты придумываешь терминологию? – тихо сказала Надя.  

– Как-то нужно отделить пациентов, которые застряли в лабиринте и до сих пор оживляют свои галлюцинации. И что-то мне подсказывает, есть главный. По канону, обязан быть. Кто написал письмо на электронку? Какую роль играют Петр и баба Нюра? Замешаны ли они?  

– Не хотелось бы, – насупился Миша, – Классная бабуля.  

– Вот кто про что, а наш все про пироги с блинами, – весело произнес я, – Вряд ли, не беспокойся, не вяжется история с ними.  

– Как найти главного? – наконец спросила Надя.  

– Хороший вопрос! Замечательный! Я тут кабинетик приметил на втором этаже, обычный такой с массивным столом. Мягким местом чую, нам туда. Наверх и вперед, воины мои! Кстати, Миша, не мог себе что-то представить эффективней, чем боевой топор? Да и зачем его таскать с собой постоянно, тяжелый же на вид? Надя свою пукалку уже давно бросила.  

– Увесистая была, – подтвердила девушка.  

– Это ты ее такой сделала сама.  

– Его зовут Эгиль, «лезвие», – пробурчал бородач, – Он мой!  

– Аргумент, – откликнулся я, пока мы шли к лестнице, ведущий на второй этаж, – Он какой-то особенный?  

– Я занимаюсь ковкой, его давно придумал, нарисовал. Все никак не соберусь его воплотить в жизнь, сложновато для меня. Посмотри, как он прекрасен! – остановился на ступеньках Миша и протянул мне топор.  

Вряд ли бы я удержал, но мне и не доверили. Мощная рукоять из черного, словно обожженного, дерева. Через каждые десять сантиметров она была поделена стальным кольцом. Внутри каждого сегмента были руны, выгравированные тонкими металлическими нитями. Ручка заканчивалась массивным шаром, больше похожим на чищеный апельсин с шипом на конце. На вид лезвие казалось острым, но сам стиль заточки отдавал каменным веком. Будто не хватало кусочков, чешуек, одни раковинки. Обух заканчивался увесистым шипом. Как для равновесия, так и для удара.  

– Красивый, – только и выдавил я. Викинг оголил зубы.  

Не знаю, оказывается, про тебя ничего. Про кузнечное дело, про увлечение скандинавскими мифами. Я не интересовался даже, плохой из меня друг.  

– Пошли дальше. Кстати, спасибо, Надя, за многоножку, вовремя ее наколдовала. Всегда ты неожиданно все делаешь.  

– Стоп! Ты думаешь, это я?  

– А кто еще? Только сейчас доходит? – внимательно посмотрел я на выражение лица девушки, готовое вот-вот озариться пониманием, – Восьмилапый не твой, а та зараза, бр-р-р, из твоей головы. На нас не напала, в везение не верится.  

– Мать моя!  

– Ага. Пришли, постучим?  

Что я и сделал. Ребята нахмурили брови с явным вопросом, читаемом на лицах: «Сбрендил, тут же не было никого? » Но на всякий случай Миша поудобней схватил топор.  

– Да-да, войдите, – глухо ответил голос из кабинета.  

Я толкнул дверь. Пришлось немного прикрыть глаза. В высокие окна пробивался яркий дневной свет. По углам небольшого помещения стояли книжные шкафы. На них была забавная подборка. Конечно же, Ковалевский, Бутковский, Рихард фон Крафт-Эбинг. Про последнего даже не слышал, хотя, откуда бы. Маркс, Ленин — без этих никуда. Посередине комнаты стоял массивный стол с зеленым сукном на рабочей поверхности. За ним сидел человек в твидовом сером пиджаке, жилете в тон, белой рубашке, стянутой тонким черным галстуком под воротничком. Коротко подстриженные и аккуратно уложенные волосы пепельного цвета. Жаль, что без бороды и очков. Как-то я себе его по-другому представлял.  

– Добрый, э-э, день, Николай Осипович! – поприветствовал я доктора.  

– Здрасьте, – негромко последовали примеру мои соратники.  

– Здравствуйте, молодые люди. Проходите, я давно вас ждал. Даже начал боятся, что не дойдете.  

– Проблематично, знаете ли добираться было, – ответил я.  

– Ну, в вас то я верил.  

– Хм, и на том спасибо. Но вы же понимаете, что мы пришли к вам за ответами.  

– Конечно, больше я ничем помочь не смогу, – ответил доктор.  

– Какого черта тут происходит?! – громко задал я первый вопрос.  

– Довольно обширно вы начали, хотя, и правда, давайте изложу все, что знаю или думаю сам. Затем вы уточните подробности, если останутся.  

Вы уже знаете, что эта больница – некогда дом моей семьи. Здесь я вырос, жил с женой, и тут родилась моя дочь. Советская власть решила, что одной семье такого богатого имения слишком много. Правда, я успел зарекомендовать себя в психиатрии. Конечно же, за предложение остаться здесь на правах доктора я ухватился обеими руками. К тому моменту моя дочь уже была больна. Когда Анне было почти шесть лет с ней произошел несчастный случай. Лишь на минуту ее оставили без присмотра на качелях. Она упала на камень. Как следствие — черепно-мозговая травма и церебральная кома.  

Потому я и ухватился за то предложение. Единственной целью для меня стала она, ее здоровье. Я надеюсь, вы хотя бы немного можете представить горе отца и мужа, у которого не осталось никого. Время шло, мои старания не приносили плодов. Исследования, которые давала мне практика здесь, все меньше подпитывали надежду. Но я стал замечать странности в поведении некоторых пациентов.  

Еще в раннем детстве, Аня сторонилась некоторых людей, а к кому-то тянулась сама. Независимо от статуса или внешнего вида. Кто, правда, обращает на такое внимание. Но со временем, я стал. Глаза, их выражение, с которым она всматривалась в людей порой даже по мне пускало мурашки. Не детский взгляд.  

Мою бедную жену отравил один помещик. Он увивался за Лизонькой в мои отъезды. Она же всячески пыталась деликатно отстраниться. Так вот Аня в первое же знакомство посмотрела на него с такой ненавистью, и это в три с небольшим года! Отказа тот гад не принял...  

Моя дочь слишком долго пребывала в состоянии комы. Я не мог дать ей нормального воспитания, не мог дать ей радостей жизни. Ее друзьями стали пациенты, которые смогли найти в контакт с ней. Звучит ненаучно, но это так. Некогда агрессивные и буйные, вдруг изменили свое поведение. Общение, связь с моей Аней как-то успокаивали их. Для нее же они стали плохим примером в развитии разума и социальном импринтинге. Нормы, мораль, основы поведения в обществе для нее были искажены.  

– Простите, что перебиваю, но можно вопрос? – не выдержал я.  

– Конечно-конечно, – нисколько не обиделся Филиппов.  

– Это место создано больным разумом вашей дочери?  

– Точно не могу сказать, существовало ли оно или было создано. Она не знает, значит и я тоже.  

– Поясните? – вскинул я бровь и начал медленно двигаться вокруг стола. Ребята молча наблюдали на своих местах у проема двери. Мы же не видели его со всех сторон. Что-то меня начала глодать последняя фраза доктора и решил проверить свою догадку. Почти столкнувшись с книжным шкафом, я увидел, что он растет из стола, как и деревянная спинка кресла.  

– Да, она всегда меня видела от двери. Я мало уделял Ане времени. Лишь изредка она прибегала меня навестить сюда, в мой кабинет. И запомнила сидящим за столом.  

– То есть, вы ее воспоминание?  

– В каком-то смысле. У меня есть моя память. И ее. Простите, молодой человек, крайне сложно разобраться, я долгое время был словно в бреду, оказался здесь в один миг, включился и целую вечность вспоминал себя по новой. Будто учился ходить после травмы, было похоже, что меня переработали и пропустили сквозь фильтр, а потом собрали обратно без инструкции.  

– Хм, как пытаться воссоздать в памяти сон?  

– Тоже рядом. Грани между грезами и реальностью тут невидимы. Здесь возможно все. Но чем больше вы тут находитесь, тем больше сливаетесь с этим миром. Рискуете сами стать чьим-то сном.  

– Как-то чересчур мудрено, доктор, – что-то голова моя заныла.  

– Хм, разве? Представьтесь, пожалуйста. Вы помните свое имя?  

– Конечно… – на чердаке моем пусто.  

– И?  

– Сейчас, – зажмурился в голове нарастал гул, – Ребят?  

Я подошел к ним. Они растерянно смотрели то на меня, то друг на друга, но не произнесли ни слова.  

– Вы с самого своего детства, Фобетор, открывали сюда двери. Вы создавали тут уголки. Гуляли по коридорам. Но не сдерживали свои страхи. Ваш разум рождал монстров, которые вас же и пугали. Но вы стали моей надеждой. С такой легкостью проникали сюда и рвали в клочья все, созданное бредом пациентов, чего ни я, ни некоторые люди, попавшие сюда по ошибке, не могли. Время тут идет иначе, чем в реальности. Не знаю точно, сколько прошло, но по ощущению вечность. Прошла вечность до вашего возвращения. Бессмертие — не есть благо, это каторга, проклятие. Мое сознание, бесконечно запертое тут, еле выдержало это испытание. Но мне удалось вам послать весточку.  

– Письмо… – выдохнул я.  

– Написали вы сами себе, но с моей подсказки.  

– А видео, фото? Откуда они у меня?  

– Собрали здесь, лично накопили целую библиотеку. – ответил доктор.  

– Но почему я не помню? – моя головная боль усилилась.  

– Порой тяжело вспомнить сон. Он будто ускользает, чем больше стараешься, тем быстрее это происходит.  

– Кто же я? Это все мой сон или я снюсь? – голова трещала по швам.  

– Ответ внутри вас.  

Как же тяжело вспоминать. У меня же должно было быть детство? Юность?  

У меня должны были быть родители. Я не могу вспомнить их лица.  

Ее первый поцелуй. За булку из студенческой столовой. Намеков я не понимал, а Надя не придумала лучше предлога. Самый странный, самый лучший поцелуй в моей жизни.  

В старших классах я признался однокласснице в чувствах, с тех пор я ненавижу фразу: «ты такой хороший! » Она ничего не значит. Точнее — ты в пролете.  

Не умел писать сочинения в средней школе. Я так и не понял, за что учитель русского языка решила прочесть мою эпистолярную неудачу при всех, отпуская шуточки. Смех всего класса иногда звучит у меня в голове. Тогда мне хотелось забиться в самый дальний угол.  

В садике я описался и спрятал трусы за шкафчик, меня не ругали. Но мне было так стыдно, что я не сдержался и заплакал. Нянечка меня обняла и сказала, что все хорошо.  

Мы с мамой гостили зимой у бабушки в деревне. Стемнело рано, единственным фонарем оказалась Луна. В темноте я не рассмотрел глубокую яму с водой под тонким льдом. Мама вовремя вышла, мои ноги отказали от резкого укола тысячи игл холода. Она звала меня в ночи по имени. Имя. Какое? Как же тяжело…  

– Кирилл! – почти крикнул я, – Меня зовут Кирилл Васнецов. С Надей мы учились на факультете иностранных языков, отделение английского и немецкого. Ах, да! Вам же это неважно.  

– У вас было интересное выражение лица, – улыбнулся доктор, – И да, эти воспоминания важны только вам, чтобы не терять себя, не утонуть тут совсем. Не стать воином-викингом или героем фантастических баталий. Не оставить реальность.  

– Значит, нам нужно убить всех обладателей разума, включая вашу дочь? В вас нет больше жалости? – спросил я.  

– Иначе нельзя. И то, что осталось от Ани, я не могу назвать своей дочерью. Не считайте ее злом, по-другому она не умеет.  

Я повернулся к друзьям. Их лица были полны испуга и растерянного страха. Черт! Они точно так же растворяются.  

– Надь? – окликнул я девушку и потрепал по щеке.  

Она хмурилась, что-то несвязно лепетала. Решение напрашивалось само собой. Наш поцелуй был долгим.  

– Проснулась, красавица? – спросил я, оторвавшись от ее губ.  

– Это было отвратительно, – скривилась девушка.  

– Что, настолько? – усмехнулся я.  

– Да я не об этом. Ты же понял.  

– Не волнуйся. А с Мишей, что будем делать?  

– Покормить? – пошутила Надя.  

– Боюсь, не прокатит.  

– Я, кажется, знаю, – девушка покопалась у бородача в карманах брюк и выудила портмоне. Открыла, достала свернутую бумажку и показала ее Мише. Это было старое фото маленького карапуза и улыбающейся старушки на фоне яблони.  

– Это его бабуля. Она его вырастила, родители умерли в результате аварии, когда ему было три года, – тихо произнесла Надя.  

Еще пару минут мы приходили в норму. В головах еще кипела каша из путанных мыслей и стертых границ между реальностью и этим миром.  

– Даже интересно, скольких психов надо устранить, чтобы уже попасть домой, принять душ и развалиться в своей кровати? – произнес я.  

– Спроси у доктора, – ответила Надя.  

– Не получится.  

– Поче… – девушка выглянула из-за моего плеча и посмотрела в сторону стола. За ним восседала деревянная статуя Николая Осиповича Филиппова, – Ты?  

– Он ее часть. И, да.  

Это была настоящая погоня. Старый деревянный пол скрипел гвоздями и ныл под нашими ногами, особенно Мишиными. Парень бежал впереди нас на добрых пятьдесят метров. В набедренной тряпке, наспех повязанной на голое тело, он летел пулей по коридорам. Обшарпаные стены с налетом побелки. Редкие лампочки Ильича на потолке с абажурами из старых газет. Двери, обитые рваным заменителем кожи с торчащей наружу ватой. Вся обстановка напоминала послевоенный барак, повидал я таких за свою жизнь. Псих несся, петляя, со знанием дороги.  

– Так! К черту его! – крикнул я друзьям впереди. Они замедлили свой бег, встали и взглянули на меня. Дыхания не хватало. Хотелось перекурить. Спорт и сигареты — так себе сочетание, – Не, ну, правда. Этот гад тут строил столетиями. В гробу я видел, за ним гоняться.  

– Я тоже столетиями не собираюсь за ним охотиться, – сказала мне тяжело дышащая Надя, – Надо было шмальнуть по этому жилистому шизофренику разок. Да что-то растерялась я! А ты, Фобетор, какого ляда не додумался?  

– Я ж мужик, два дела не умею сразу делать. Все побежали, и я побежал.  

– Отлично! И что теперь?  

– А, найдем. Пошли напрямую, – я все-таки достал сигареты и закурил.  

Местные привыкли и научились, а мне придется вспоминать, как это делать. Закрыть глаза. Вдох. Нужно почувствовать этого легкоатлета. Ощутить цель. Увидеть ее. Построить свой ход к ней. Выдох.  

– Пошли, – весело крикнул я. Перед нами распрямлялись коридоры и ломались стены, – Да чтобы я бегал тут до прихода китайской пасхи? Вот уж нет!  

Я вижу цель, она светится сквозь стены. Чувствую предвкушение и нетерпение. А еще – злость. Мне уже даже не хотелось сохранять целостность этого места, я просто крушил все вокруг. Летели щепки, пыль побелки, дверные ручки, драпировка, клочки ваты. Как же он был недоволен, я нутром ощущал его бессильный гнев. Перед нами открылся широкий полутемный длинный коридор, который вел в огромный зал.  

– На ловушку смахивает, – пророкотал Михаил.  

– Ага, – согласился я, – Посмотри на пол, потолок и стены. Все в дырках. Или там будут копья, или что-то поинтересней.  

Оказалось второе. Из некоторых отверстий появились серого цвета черви, усыпанные человеческими глазами. Они уставились на нас, моргая пушистыми ресницами и рассматривая зрачками с разноцветными радужками.  

– Ну, за просмотр денег не берут, – серьезно выдавила Надя, – В остальных что?  

– Сейчас узнаем, – ответил бородач, кидая гранату.  

От такого неожиданного и поспешного решения я еле успел возвести стенку перед нами и прикрыть уши. Удар взрыва я ощутил всем телом. Моя металлическая преграда еще долго звенела, или это у меня в голове.  

– Миша! Едрить, ты нехристь! – закричал я, потому что плохо себя слышал.  

– Не бойся, она ручная! – ответил громко мне бородач.  

– Несите орден Петросяна – у нас победитель, – сказал я, убирая стенку перед нами.  

Остальные дыры таили в себе другой вид червей. Крайне зубастых, похожих больше на паразитов. Первый ряд острых клыков был расположен по кругу на морде. Во рту была вторая челюсть на щупальце. Видимо, первым кругом он крепился к телу жертвы, вторым вгрызался внутрь.  

От такой красоты поморщились все, Надя передернула плечами.  

– Бе, ну и пакость, – скривившись, произнесла она.  

– Да тут мало красивого встречали, не находишь? – улыбнулся я.  

– Ну, у домика твоего было замечательно.  

– Сходим еще, а пока нам этого придурка надо поймать, – напомнил о себе Миша.  

Весь огромный зал был усеян большими грибоподобными отростками. Их тонкие ножки заканчивались сферическими шляпками. Они висели с потолка, росли на стенах, стояли на полу. Поодиночке и гроздями, пускали дымок из пор. Трипофобия?  

– Ох, чую, сейчас оттуда полезут, – брезгливо проскрипела Надя.  

– Да уж ладн… Че-ерт! Накаркала!  

Грибы начали двигаться и качаться, будто кто-то хотел наружу и шевелил плоды изнутри. Полчища причудливых насекомых поползли из пор. Покрытые слизью они трещали, стрекотали и жужжали. Их лапки семенили в нашу сторону. Некоторые шары на потолке лопались и оттуда влетали целые рои.  

– Кирюха, пора эту гадость устранять! – закричал Миша с лицом полным страха.  

– Их слишком много, я не волшебник, только учусь! – с еще большим испугом прокричал я.  

– Все за вас делай! – Надя заполнила все огнем. Только вокруг нас оставалась сфера прохлады. Красивое зрелище. Будто наблюдать пожар из круглого аквариума, он обтекал невидимые стенки, стелился всполохами, кружился, – Учитесь, а то все с топорами кидаетесь.  

Все было в пепле. Его кучка вскочила и засеменила к выходу у противоположного конца зала.  

– Стой, псих! Ты куда? – крикнул я ему вслед и возвел клетку от пола до потолка. Тот полез по ней, – Вот, неугомонный!  

– Ты посмотри наверх, – ударил меня по плечу бородач и показал на появившуюся дверь в потолке, – Сейчас уйдет ведь.  

– Достал, – резко выдвинулась вторая решетка, уже наверху.  

Убегающий не ожидал такого поворота и сорвался на пол. Мы подошли поближе. Весь черный от пепла и гари, тот пытался уползти от нас спиной вперед, придерживая сломанную руку. Замученный вид уже полностью голого парня и угол, под которым изогнулась его конечность, говорили лишь о боли. Мне стало жаль его, искренне жаль. В погоне хотелось его покромсать на мелкие кусочки, загрызть зубами, разорвать когтями, слышать его крики, но сейчас — нет. В его глазах был страх, паника, боль, непонимание, словно передо мной был ребенок. Больной ребенок. Я коснулся его головы своей рукой и погладил. Давно ли он ощущал человека? Друга? Боли нет. Забудь о ней. Ты металл. Холодный, крепкий, звонкий, сияющий, безжизненный.  

Так мы его и оставили. Сидящего в позе лотоса бронзового человека.  

– Странно. Мне вдруг вспомнился сон из моей юности, – произнес я.  

Мы втроем сейчас сидели на теплом пляже. Миша угощал нас мороженым. Не только мясо он умеет представлять хорошо. Шарики холодного лакомства мы поедали с превеликим удовольствием из металлических розеток, как в детстве. Солнце находилось в зените и приятно ласкало голову. Надя забралась под зонтик и урчала над своей порцией, закидывая длинной ложкой крем-брюле. Чайки прогуливались вокруг нас и высматривали, что можно стащить. Легкая волна шумела и успокаивала. Первым делом я искупался. Моя одежда и тело пропитались потом и запачкались пеплом, мне даже начали чудиться блохи. Пришлось их представлять обратно, а то ведь, и, правда, могли появиться.  

– Года полтора подряд, – продолжил я, – Не каждую ночь, но часто. Я видел квартиру, в которой жил. За окном непроглядная ночь, или сумерки, темень в комнатах. Я пытался включить люстру, бра, хоть что-то. Но тщетно. Либо вообще не работал свет, либо очень тускло разгорался, еле-еле, вполнакала, нехотя. И я чувствовал чье-то присутствие, какого-то зла. Он хотел, чтобы я именно боялся. Невидимка словно был самими стенами, потолком, полом. Он вокруг, в воздухе. Я как на ладони, и скрыться нельзя. Выйти из квартиры у меня не получалось. Да и смысл – в этом мире, кроме нас никого не было, ни одной живой души. Просыпался я в поту, сердце билось, разрывая грудь. Даже боялся ложиться обратно. Целый год. А он даже начал смеяться надо мной и моим страхом. Сначала я ощущал его веселье, затем он хохотал. Заливался – жуткий смех.  

Потом я научился понимать, что сплю и вижу сон. Именно по отсутствию света. Позже я смог заставлять лампочки гореть во всю силу. Он был так всегда недоволен моими успехами, и что мой страх уходил! А затем одним днем мне просто надоело. Я зажег все лампы и начал крушить всю свою квартиру, ломал стены, пол, мебель. Ему было не до смеха, он кричал от бессилия. Сон оборвался резко, и меня словно выкинуло обратно в кровать. Проснувшись посреди ночи, смеялся уже я, а потом продолжил спать с улыбкой. Больше он не приходил.  

– Думаешь, это был тот голый парень? – спросила Надя.  

– Возможно. Вряд ли я узнаю точно, – улыбнулся я ей, – Мне хватит и такого ответа. Нужно найти Анну, а не гоняться за ее отростками. Психи — лишь часть ее. Они все стали кусочками одного целого. Змее нужно рубить голову, а не шинковать с хвоста.  

– Ну, пошли, – ответил Миша, отряхивая руки.  

– Нет. Я пойду один на этот раз.  

Похожее чувство. Кошмар постепенно становился управляем. Порой страх во сне непонятен, и, проснувшись, мы даже задаем себе вопрос: «да чего я боялся то? » Но иррациональный испуг приходит вновь. Однако управлять даже самыми надоедливыми плохими снами возможно. У меня получилось. Осознанное сновидение — не пустой звук, оно даже придает уверенность в реальности, ты властен над своими страхами, они — лишь иллюзия.  

Четкое понимание этого помогало мне сейчас. Я строил прямой ход к сердцу больницы. К той, что грезила и подпитывала этот затянувшийся кошмар. Никакого сопротивления я больше не чувствовал. Мой путь, словно раскаленный железный прут в масло, проходил сквозь лабиринт единого больного сознания.  

В конце моего кротового лаза был большой полусферический зал, словно вырыт внутри пещеры. Присмотревшись к стенам, можно было заметить неровные края светло-серого камня с разноцветными слоями горных пород. Ровно из центра купола на пол падал широкий луч света. В нем стояла она. На плечах не было птиц. Одежда — подходящая девочке ее возраста. Опрятное платье, туфельки, кофточка. Хотя, сколько ей? На вид, около шести-семи, но глаза. Неприятное чувство, будто ты луковица, и с тебя снимают слой за слоем. Да так быстро, что не успеваешь за них ухватиться и остановить процесс.  

Периферическим зрением я уловил движение в полумраке зала, с противоположной стороны. Там ютились кучкой оставшиеся пациенты, человек пять. Да, я и забыл, зачем я здесь. Злость. Они стали прахом в один момент, развеянным на призрачном ветре. Ну, да, откуда ему тут взяться? Но мне так захотелось. Она даже не обернулась на них.  

– Ты что-то долго, Фобетор, – пропел тонкий голосок.  

– Так вышло, – без эмоций ответил я.  

– Я очень скучала без тебя, по твоим историям: веселым и грустным. Хотя, ты не помнишь. Один пришел? Что-то начинаешь подозревать, что-то всплывает в памяти?  

– Ты не сильно переживаешь за своих слуг, – сказал спокойно я.  

– Они мне не слуги. Я за ними присматривала.  

– Что за странное имя ты мне выбрала?  

– Твое имя – лишь шутка, но с долей правды. Сын Гипноса, приносящий ужасные сны людям.  

– Хочешь сказать, что это моих рук дело? Ловушки, чудовища, лабиринт?  

– Нет. Сначала ты даже принес сюда спокойствие. Создавал нам целые миры с красивыми животными, деревьями, водопадами, горными речками. Чего только не было! Ты всегда рассказывал мне сказки, полностью строя их, до каждой мелочи. Ты стал мне другом, которого никогда не было. Пациенты, которых я коснулась разумом, не могли мне дать подобного. Они – дети, хоть некоторые и злые. Радовались тебе не меньше меня.  

– Но твой отец сказал…  

– А, – она звонко рассмеялась, – Отец? Позволь спросить, что с ним стало?  

– Я превратил его в деревянную статую, – Аня чуть бока не надорвала, – Что?  

– Он тебе такого наплел, скорее всего. Этого доктора создал ты, он здесь надсмотрщик, с частью памяти об этом месте. Боже! У тебя в голове, наверно, кавардак.  

– И не говори, – «неужели я монстр? »  

– С рождения я умела рассматривать людей изнутри, какими они были, или их намерения. Несчастный случай закрыл меня в тюрьме, я искала выход и создала это место. Мир моих снов и воспоминаний. Отчаяние некоторых пациентов сподвигло меня на единственно возможное решение – я взяла их с собой. После вечности, в которой ничего не происходило, появился ты. Словно радуга в небе. Ты оживил тут каждый уголок, веселил и радовал нас своей фантазией. Но что-то произошло в твоей жизни, ты перестал быть счастливым. И это место превратилось в кошмар. Злые детишки почувствовали твое настроение и скатились в свою норму – психоз. Чем дальше, тем все больше выходило из-под контроля. Ты приходил все реже, потом и вовсе исчез. В какой-то момент, сюда начали попадать люди извне. Пациенты искали тебя, или замену тебе. А позже уже и жертв, потому как отчаялись найти избавление от собственных чудовищ. По местным меркам времени, появление людей здесь происходило нечасто. Вечность. Столько пациенты варились без моего и твоего присмотра.  

Моя голова опять трещала. Я точно монстр!  

– Не волнуйся, Фобетор, – криво усмехнулась она, – Ты – не зло, по-другому люди просто не умеют. Когда им больно, они причиняют страдания всем вокруг. Когда им радостно, они дарят счастье каждому встречному. Ты – всего лишь человек. Но можешь быть чем-то большим, запомни это. Потом поверишь.  

– Но, по сути, я убил больных людей!  

– Они давно мертвы. Жестоко было их заключать сюда – это сделала я. Хотела, как лучше, думала, что помогаю. Но лишь продолжила их агонию. Дала им тысячелетия для развития в уродцев. Ты помог им остановиться. Помоги теперь и мне.  

«Как мне это сделать? Она же ребенок! »  

– Мне тоже тяжело. Я очень устала. Хочешь, я облегчу тебе задачу? – она подошла ко мне и положила на плечо руку. Всю в морщинах, с обвисшей кожей, желтыми ногтями. Передо мной стояла горбатая старуха. Седые как пепел и редкие волосы, длинный крючковатый нос, мохнатая бородавка на подборке, сухая, как плеть, фигура.  

– Теперь этот мир твой, сам решай, что делать, – проскрипела она, – Выбраться мне отсюда, было не суждено. Ты помог мне понять, что значит, быть нормальной. Прикосновение твоего разума к моему изменило меня. Мне давно уже пора.  

Я высвободил плечо из под черной со светлыми прожилками обсидиановой статуи. И нам пора. Не хочется попасть в двадцать третий век, время тут ведет себя странно.  

– Ребятки! А вы как закрыть замок то смо… – начал было Петр, отворив створку двери с резными маками.  

– Этот? – спросил Миша и протянул мне большой ключ. Старика он держал словно пушинку за шиворот.  

– Ага, он, – кивнул я.  

– Да что произошло то? – высоким тонким голоском удивился дед. Он не сопротивлялся, но был в замешательстве и напуган нашим поведением и даже прикрыл ладонями рот, когда Надя на него посмотрела.  

– Да не пугайте вы его, – попытался я смягчить пыл своих друзей, – Миш, поставь, где взял.  

Бородач аккуратно водрузил старика на лестницу рядом с собой. Я хлопнул дверью и повернул в скважине ключ. Теперь без меня сюда никто не попадет. Мне и самому пора пожить в реальности, а не в мечтах. Кстати, о мечте…  

– На-адь? – обернулся я.  

– Что? – с удивленной растерянностью спросила она.  

– Господи, как это носят вообще? И что, прямо не снимают? – спросил я шепотом у Нади, которая стояла рядом со мной в белом платье с фатой.  

– Ага, – зловеще и так же тихо ответила мне она и взглянула на золотое кольцо, которое я теребил, – Веки вечные, пока смерть… му-ха-ха!  

– Мне кажется, что оно медленно сжимается и жжет.  

– Объявляю вас мужем и женой! – торжественно объявила тетка с безумной прической на заднем фоне, – Можете поздравить друг друга поцелуем.  

– В дурдоме чувствовал себя более нормальным, чем тут. Как тебя из этого балдахина вообще освободить? – я боялся нарушить замысловатую укладку Нади, поднимая прозрачную ткань.  

– Придумай уже сам что-нибудь, Фобетор, – устало сквозь улыбку ответила она.  

Вышло криво, но все хлопали, поздравляли, кричали, обнимали, пихали букеты цветов. Миша утирал слезы, баба Нюра тоже, прижавшись к нему.  

– А давай свалим отсюда? – взмолился я ей в толпе родни и друзей, – Я тебе обещаю кучу романтики! Правда-правда!  

– Знаю я твою романтику! – вырвалась она из лап брюхатого дядьки, – Опять шланговать будешь, в лабиринт поведешь, там все просто, раз, и представил! Нет уж — ручками, свечки там, вино, лепестки роз. Беготня по магазинам за всем этим. А мне еще и не понравится, придется переделывать. Ха! А сейчас страдай по полной. У нас тамада заказан с баянистом.  

– Ты бессердечна!  

– И еще целый парк аттракционов в виде конкурсов! – ее улыбка заставила меня внутренне сжаться, – А потом будет быт! А-ха-ха!