Яркий свет фонаря светит мне в глаза. В глаза, привыкшие к темноте. Боль.
Сколько дней была темнота? Я не смогу сказать.
И как я оказалась в этой темноте, тоже не скажу. Не помню.
Иногда открывалась дверь и заходил он. Протягивал мне чашу с едой и бутылку воды.
Молчал. За эти дни я ни разу не слышала человеческой речи. Только вдалеке лай собак.
Свет фонаря. Боль.
Он протягивает руку и говорит: “Ешь! ”
Но в руке нет чаши.
Ем с его руки. Она пахнет табаком. Но я очень хочу есть, ведь он не заходил уже давно.
Я даже подумала, что он забыл про меня и я тут умру.
Ем жадно. Прошу воды.
Молча протягивает бутылку.
Глаза немного привыкли к свету и я вижу его очертания.
Знаю, что спрашивать кто он – нельзя.
В первые дни я спрашивала – он наказывал меня. Нет не бил. Не кричал.
Молча уходил. А когда возвращался, ставил в полный рост и раздевал. Связывал запястья за спиной. Мне стыдно было стоять перед ним голой даже в полной темноте.
Так продолжалось несколько минут, которые мне казались вечностью.
Развязывал и уходил.
Я долго ползала по полу в поисках одежды.
Закончила есть.
Он приказал встать. Именно приказал. Голос был груб и требователен.
Я встала. Он раздел меня. Связал руки за спиной. Я не сопротивлялась, боясь что он уйдет и я останусь одна. Боялась что он никогда не придет.
Приблизился и я смогла разглядеть лицо.
Обычный мужчина, непугающей внешности. Средних лет. Небрит.
Он положил руку на грудь. Я вздрогнула от прикосновения.
И тут же ощутила боль. Второй рукой, сжал сосок и ловко прицепил обычную бельевую прищепку.
– Что ты делаешь? Мне больно!
Молчит. Крутит прищепку. Резко сдергивает и уходит.
Я одна в темноте. Голая, со связанными руками.
Они затекают.
Хочется в туалет.
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.
Ты против?