На коричневых полях

Мои первые уроки вождения тяжёлой техники пришлись на торфопредприятия. Так в детстве получилось, что я провел на разных торфопредприятиях по нескольку летних месяцев. Там была разная одуряюще вонючая мазутная, пачкающая руки и одежду техника, включая оранжевые трактора ДТ-75, в просторечии именуемые «дэтэшками» и более серьёзные их собратья. Основной парк «тягловой» техники составляли трактора. Они тарахтели и, переваливаясь, мяли гусенницами коричневый торф, перечавкивая между отдельными полями и картами по корытистым просёлкам, обрамлённым ивняком, камышово- рогозными низинами «по колено в воде» и метелками ярко-розового кипрея на взгорках. Тракотора по полям таскали за собой широкие, похожие на грабли-переростки станки для обработки торфа: для рыхления, отваливания, валкования. Чтобы торфяная масса не просто возлежала на осушенном и оттого приподнявшемся поле, а чтобы сырец высыхал как положено, с соблюдением всех уборочных «гостов». Потом по этому полю, обработанному «срочниками-дэтэшками», пойдут грунтово крашенные бордовые «комбайны-офицеры», с прижимающимися к полю раструбами. Эти торфоуборочные комбайны напоминают гигантские угловатые сростки мамонтов. Комбайны бывают прицепные, «коробочки» и настоящие, которые совсем «инопланетные», как будто вышедшие из под рук инженеров Дарта Вайдера или разработчиков машин для сбора спайса в «Дюне».  

Торфоразработки похожи на обычные поля по выращиванию овощей или зелёнки – предварительная обработка торфа-сырца включает в себя многие операции. Поздней осенью, зимой и весной – в холодный период года, постоянная просушка и выемка торфа прекращается. Оседает дневная ржавая пыль, провисающая над сухими торфяными полями и долгими сборными караванами- горами, возвышающимися над этими равнинами. Рабочие посёлки, притулившиеся рядом с летними базами техники, обезлюдивают, поля отдыхают, покрываясь ровными одеялами снегов, перемежаемые «пеньками» сараюшек и огородок метеостанций.  

Осенью и ранней весной люди появляются на участках чтобы расчистить и углубить картовые, валовые и магистральные дренажные каналы, отягивающие с полей воду, Позже весной, в апреле- мае, работники возвращаются на поля, пригоняется отремонтированная техника с зимних стоянок. По молодым клейким утрам, пахнущим поднимающейся травой, просыпающимися болотами, распускающейся лесной листвой, начинается сгребание лишнего снега, над вагончиками поднимаются вечерние дымы, вокруг которых вьётся надоедливая мошкара.  

Чтобы завести утренний трактор-тягач надо снять боковую крышку радиатора его двигателя и подсоединить туда, внутрь этого кожуха, стартовый тросик. Тут требуется грубая мужская сила. По центру чрева мотора есть такой большой поперечный ролик, на который одной рукой этот тросик «заводится», наматывается и крепится за втулку спрятанную от взгляда. Вытянув тот тросик, надобно отойти на шаг от переднего фронта гусеницы, чтобы маслом не сильно забрызгало, и тросик со всех сил дёрнуть. Трактор, пару раз чихнув, заводится, выпуская клуб дыма из высокой трубы, торчащей не по центру, а чуть сбоку от верхней крышки мотора. Если всё в порядке и двигатель завёлся, тракторист забирается в кабину.  

На «дэтэшках» гусеница невысокая и «мягкая», можно закинуть ногу на подножку- ступеньку кабины, нависающую над траком сбоку от кабины. Гусеницами ДТ-75 снабжался «колючего» типа, танкового. Эта гусеница прогибается и выглядит довольно узкой. У старых тракторов типа ДТ-54 или более ранних она была такая же, шпорная. «Подошвы» гусеничного трактора – опорные гусеничные цепи это довольно сложная конструкция из литых планок и штырей и поэтому само производство любой гусеничной техники сложнее и дороже колёсной – на гусеницы уходит много легированной стали. В странах, где сталь экономили, давно изыскивали способы разработать такую вездеходную технику, для которой не нужны эти утяжелители, стараясь увеличить проходимость обыкновенных колёс. Кроме того, что гусеница «жрёт» металл, она ещё и почву рыхлит и трамбует безвозвратно, выкорчёвывая травяные корни и иссушая почву.  

Для техники более тяжёлой, чем трактора в 75 «лошадиных сил» – отсюда и индекс в названии – применялись и применяются «плоскостопные» гусеницы. Они шире и не настолько убийственны для почвенного покрова. Такие гусеницы были у тракторов «соток» – Т-100.  

Не знаю с какими лошадками сравнивали мощность этого трактора, но выглядел он куда внушительнее ДТ-75. Таких тракторов было везде немного, но они мне нравились больше. ДТ это что? Лошадка-срочник. И вид у него неказистый, зализанный. При езде по даже незначительным кочкам он «клюёт» носом, заваливается и ведёт себя прямо как щенок – рыскает, фыркает, дрожит трубой как хвостиком. «Сотка» по сравнению с ДТ – это буйвол. И походка у него степеннее и рычание взрослое. И труба у него не трясётся, и кабина в полтора раза шире, с боковинами как на маневровом тепловозе, сам он весь широкий и угловатый, и гусеницы у него широченные.  

Зачем-то дизайнеры сделали у «сотки» слегка наклонные стекла переднего обзора. В детстве меня этот наклон не удивлял, но уже потом я впал относительно этого дела в задумчивость. Из аэродинамических соображений «сотке» обтекаемость не нужна – этот трактор при всём желании не набирает такой скорости. Да и угловатая, даже «курносая» компрессорная коробка двигателя «фронтальной» обтекаемости Т-100 не преполагает. Подозреваю, что дизайнеры «сотки» ностальгировали по победносным танкам. Или заказчик ностальгировал... «Когда нажмут водители-старпёры... »  

К «соткам» отношение было бережнее, их использовали для того чтобы таскать тяжёлые орудия, полные загрузочные контейнеры и для авариных целей – вытаскивать те же ДТ, если о ни застревали или сползали в магистральные каналы, из которых сами выбраться не могли. У магистрального канала кроме того, что он глубокий – метра три только наклонной осыпи, так внизу ещё «засасывающая» торфяная пульпа под поверхностью медленно текущей кофейной воды шириной с небольшую речку. Ухнет в такой канал трактор, так зови на помощь «сотку».  

Кататься на ДТ я научился быстро. Мне приходилось наступать сначала на шипастую гусеницу, высоко задирая ногу в шортах, потом, схватившись за боковую вертикальную скобу – на приступок, и вот я уже в кабине с двумя сидениями. В кабинах тракторов всегда было грязно. Кроме того, что торфяная пыль проникает повсюду самостоятельно, трактористы часто ездили с раскрытыми и с неплотно прикрытыми дверцами. Причина такой небрежности была не такой пугающей как на ледовой «Дороге жизни» : трактористу по ходу «вспашки» приходилось спускаться и чистить прицепое орудие от мелких пней, от плотных комков, а иногда и пропущенных камней, которые там застревали и мешали работе. Не могу сказать, что прицепные орудия были плохими конструкциями – не настолько разбираюсь в этой отрасли, чтобы мочь судить, но «перемалывали» они не всё. Часто бывало так, что один бок широченного навесного устройства перекашивало и надо было его поправить вручную или присобаченной там же лопатой. Опытные водители даже машину не останавливали, спрыгивая справа от машины на первой, «пешеходной» скорости.  

Конечно официально такое «спрыгивание» было запрещено по технике безопасности, но пока тот трактор остановишь, пока опять поедешь... Тратится время, соляр, да техника может и вообще заглохнуть. И ещё при медленном движении легче вынимать всякие «запоры» – чуть комок толкнёшь, он сам и «уходит» назад.  

Добровольному помощнику в кабине водители были рады. Вести трактор по полосе – занятие скучное, во время «починки на ходу» желательно чтобы в машине кто-то оставался и держал рычаги, потому что поле не везде одинаково горизонтальное – без управления трактор может подумать, что его личное дело в какую канаву ехать. Особенно такое норвоистое поведение было свойственно «дэтэшкам» со щеньячьим характером. С «соток» или с комбайнов так никто и не выпрыгивал, хотя из комбайна и можно «выйти на ходу»...  

Щенячьи рыскания ДТ объясняются, в основном, тем, что сам он не очень тяжёлый, торф или песок – рыхлей и бывают мокрыми. А когда торф мокрый, то он для почти полированного металла скользкий и сцепление с грунтом у гусеницы, даже шиповатой, становится не полным.  

Удерживать трактор на прямой легко. Да и управлять им не сложно. Поворотное управление интуитивно- рычажное, с двумя дополнительными педалями, передачи минимальны: вперёд так и есть – оба вперёд, назад оба назад. Левая гусенница под левым рычагом, правая под правым. Как на весельной лодке. Скорости вперёд у ДТ, как я помню, три, может быть четыре. Один холостой ход, один задний, для цепляния кольца. Может там ещё чего в управлении было, но я уже не помню. Наверное, рычажные тяги шли на маслянные усилители, потому что ходили они легко даже для 8-10 летнего пацана. Копаться в справочниках мне лень – как помню, так и сказываю.  

Мужики спрыгивали, перекатывающейся вперёд гусенницы не касаясь, уходили в сторону и ждали пока к ним подъедет то, что требовалось исправить. Возвращались, забрасывая себя в кабину одним движением с земли. Подошел сбоку, поле, скоба впереди дверцы, толчёк, здрастье – спихивайся в сторону.  

Я слышал, что кого-то гусеницей так переехало. Позже. У одного из моих очередных «напарников» однажды ступня так «въехала» под гусенницу. Никаких кошмаров не случилось – торф рыхлый. Тракторист только нехорошо помянул родительницу этого трактора и ногу вытащил. Давление на почву-то у трака и у сапога разное...  

Но лучше так не экспериментировать. Ещё важно – в какой вы обуви. У мужиков на ногах были старые кирзачи или резиновые сопоги. Они сами по себе жёсткие. А вот у меня так на ногах были кеды... Головкой болта так надавит, внизу окажется какой-нибудь сучёк и – капец ступне. Если не всему «йогу» последовательно...  

Трактористов я заменял частенько, быстро насобачился мотать рычаги. В одиночку на тракторе кататься это было бы хулиганство, за которое и прилететь может, но была там пара молодых- весёлых на одном поле да другом. Научился на всех скоростях этих «щенков» ДТ-75 гонять. Даже заводить под прицеп и запускать двигатель. Как-то умудрялся, деталей сейчас уже не помню. Надо там как-то рвать этот тросик «с вывертом» и всё получится.  

Несколько раз было, чуть мы не «уехали». Когда разворачиваться в конце поля, то впереди – часто дренажная канава, чуть поменьше магистрального канала. Или какой другой водоём. Воды там кругом много, бывшие болота. Разворачиваться надо по самой кромке поля. Если трактор «ведёт» вниз бортом, то первое, что надо делать, это не вертеть гусенницами как ошалелый, а сдавать назад. И тут на этих моментах начинаешь чувствовать, что ДТ натурально – щенок. Глупыш, но послушный.  

Так крутились, с ДТ-75 я освоился. Но хочется-то большего! Хотелось на «сотку».  

И попал – повезло. Не помню для какой надобности затребовалась «сотка» да без прицепа. До того «плавания» я на ней уже так вприглядку катался, усвоил, что рычаги у неё потуже, но осиливаемые. Управление очень похоже на пройденное ранее на ДТ.  

Обзор из «сотки» не поверху кожуха «носа» с трубой и чуть сбоку – над гусеницей, а как из кабины маневрового тепловоза. Попросту говоря прямо по ходу движения и «с той сороны носа» у «сотки» не видно ничего. Слепое пятно полосой метров в двадцать, которую сам «сотка» замечает только когда его поворчиваешь, открывая обзор. Что это там виднеется сбоку? Поворачиваем рычагами... Какой-то пень. Вон под гусенницей в тонкую щепу перемалывается, вминаясь в землю любой плотности.  

«Сотка» такой ерунды как доски, корни, кирпичи и трухлявые пни не замечает. Даром у него, что ли, «лобовая броня» наклонена? Только что броня та не в пять сантиметров. Случился в восьмидесятых, кажется, один маньяк-революционер от секты «Виски-Бар» в США, так он свой американский аналог «сотки» обшил бронелистами и его из гранатомёта было не остановить – ползал на своём «шахидотракторе» по американскому Мухосранску и всё крушил. Палили по нему из всех стволов кроме танковых, так он этого шума даже не замечал. Остановился только когда соляра закончилась. Т-100 это уже взрослый и самодостаточный зверь. Влезать и вылезать из него можно только встав на упорную штангу – если это бульдозер – или на гусеницу. Не с разбега. Вылезать – при полной остановке. Или уж прыгать как с моста.  

Поехали через лес на какое-то дальнее поле – сначала по полю, потом, через дамбу канала и потом ещё километров пять – молоть грунтовку по лесу. Двери закрыли, внутри трактора хоть и шумновато, но просторно – кабина у него в ширину да в высоту что у тягача. Видно из окошечек небо, верхнюю часть полотен металла над налигшим уголками торфом и немного дрожащего леса по бокам. Спереди капота того стола компрессора не видно ни шиша. Эдакий «коридор неведения». Направление держится только по тому, что видно за «ступицами» гусениц. Танки грязи не боятся, а Т-100 всё перемелет и даже не качнётся.  

Людей на тех дорогах встретить не боялись, да и слышно нас за километр.  

Вел тракторист, мужик не средних лет, не особо разговорчивый. Торф по дороге влажный, на гусеницы кусками лепёшки «навинчиваются» – дни были не самые сухие. Вьехали мы на шпало-глинистую дамбу к ивняково-березистому леску за увалами в малиннике со скоростью километров так 15 в час. Там то ли стволы пилённые клали для плотности, то ли деревянные шпалы от узкоколейки. Фыркнули, курносая морда приподнялась, закрывая лесок. И тут нашего могучего зверя с легким скрежетом «повело» вбок. Ни с того ни с сего. То очаровательное чувство, когда понимаешь, что земля под ногами проваливается. Пол кабины трактора накренился под таким нелепым углом – по гипотенузе, назад и вправо. Тракторист этот, даже без комментариев, сразу посмотрел туда – вправо, вдоль канала, который оказался отлично просматриваем с такого наклона. Такой широкий канал, оплывыший немного, обрывистыми дернистыми краями. И вода тёмная, чифирная. Глянул этот мужик на меня. А я вижу, что левая сторона трака движется, но что она там внизу цеплляет – не понятно, вхолостую. И трактор так потряхивет. Это я уже знаю что такое – он вниз едет, вместе с пластом грунта. Или что там такое под нами? Что тут делать мне известно на ДТ-75. Но мы не на «дэтэшке»...  

– Ну что, Киря, искупаться хочешь? – спрашивает меня мужик так буднично.  

– Не-а! – говорю. Погода неподходящая, да и наши перспективы я просёк.  

– Тогда. – приказывает. – Держи левый рычаг так вот. Тащи его! Я гляну.  

Беру я тот левый рычаг, высокий, тугой и – обеими горизонтальным хватами – тащу на себя. Поднялся с сидения, в переднюю стенку ногой упираюсь, это же «сотка», он сопротивляется, «себе на мощности».  

На что глядеть, спросите? На землю – что такое под нами и что делать дальше. Из трактора почвы, котороя «прямо под ногами» так просто не увидишь – надо или в окно перегибаться или дверцу открывать. Левый рычаг зачем «на себя» тоже понятно. Это – первое при таком «завале». Чтобы встать носом, в данном наклоне, к верхней части склона.  

Мужик открыл дверь со своей стороны кабины, «акробатом» распёрся, ногой в штангу своего, правого рычага, «от себя». Вытянулся наружу и вгляделся вниз, туда, под ленту. Вот если бы мы всё таки в тот момент стали переворачиваться, то от мужика этого остались бы помятые косточки, немного перемолотые широким траком и вдавленные в подножие дамбы. Тарахтенья – на весь участок... Он ревел. Он свистел. Но траки уже разворачивали нас скошенной мордой стекол прямо в низкое серое небо. Ещё мне помогало, что я отклонялся фактически вниз, висел на этой штанге. Уверен, что тракторист и без меня бы справился – и не из таких передряг выдергивали технику.  

Тракторист захлопнул дверь, убрал ногу со штанги, что-то переключил и взял управление на себя, вежливо «отложив» меня чуть ли не на заднее стекло. Мы «выпорхнули» на крутик дамбы, тракторист развернул машину и преодолел этот покатый горб, по инерции замяв капотом ближаший холм с малинником. Заглушил двигатель и спустился глянуть на дамбу, наказав мне из машины не влезать. Разворотили мы склон немножко, но там в «слепом коридоре» был вымоина, которую он почему-то не заметил – один из стволов «уехал» вниз, склон ослаб. «Дэтэшки» налегке этого ослабления склона не замечали, а как нас понесло... Мы вылезли из малинника, наклонившись на холме, и продолжили маршрут. На ровном участке я взялся за два рычага, под руководством сзади этого опытного тракториста. Держишь эту машину, рыкающую, слепую, сливаешся с ней... Тоже вроде как слепнешь, тупеешь на «коридор перед капотом», уголки траков перебирают обочины боками. Начинаешь ощущать её пол как подошвами. Своими стальными подошвами. Я тебя поверну, орудие. Я могу открыть дверь, увидеть то, чего ты не замечаешь, трактор. Ты вон откоса не заметил. Не такой уж ты и серьёзный. Или ты меня хочешь задавить? Пытайся. Мы на равных. И не спрашивайте меня почему я не отхожу в сторону от нескладного, лупоглазого колесного грейдера. Я его вообще не уважаю.