Письмена Ува III

Расовая война с Южной Коалицией длилась, в общей сложности, более шести лет. Освещение этого жизнеопределяющего сражения сразу нескольких государств с «южанами» – дело отдельного эпоса. Начавшись для королевств со внезапной атаки сразу с трёх направлений, война 3734 года, можно считать, завершилась в 3741 году, хотя её отдельные «афтершоки» длились ещё лет десять после её официального, одностороннего завершения. Ни мирного договора ни, тем более, капитуляции главы Южной Коалиции, столицы которой спрятались вблизи Прогиба, не подписывали.  

Самыми крупными геополитическим достижениями государства под правлением королей- приятелей в этой войне было выживание и два приобретения. Единая держава выстояла и к конфедерации присоединились горные княжества, не способные бороться против агрессии самостоятельно. В дальнейшем эти горные протектораты стали называться горной Провинцией Цаса или просто Провинцией. Чтобы вам стал более понятен геополитический выигрыш королевств: облётная площадь этой высотной автономии, присоедившейся к ОК, примерно равна половине Тибетской провинции Китая. Хотя значительная часть верхней части Провинции и невозможна для постоянного проживания там людей, но это большой участок суши. Пусть и незаселяемой.  

Изрядно потрёпанные этой войной северные хуни, выступавшие сначала «на стороне» агрессора, откололись от Южной Коалиции и, необъяснимым сюрпризом для королей, перешли на сторону обороняющегося северного союза. Магические удары этого «партизанского объединения» очень помогли сбросить войска Коалиции «катаров» с южных предгорий Цаса в джунгли Сагне, где те оказались в тактической изоляции.  

После окончания «горячей фазы» этой войны отношения между королевствами и содружеством родов хуни Южных Оёлов вернулись к традиционно более прохладному канону, но опыт взаимодействия оказал свой психологический след.  

В ходе первого нападения с юга наболее пострадали, в границах тогдашнего распространения амбиций ОК, прибрежные районы Медового моря и степняки. Четверорукие монстры натурально не различали людей и их скот, пожирая всех. Панцири четвероруких пришельцев «с моря» были непробиваемы для большинства видов лёгкого холодного оружия, а безопасные для самих обороняющихся взрывчатые вещества в те годы только начинали быть доступны. Да и не было у степняков этих веществ...  

Для этого очерка истории письменности важно, что коалиция «агрессоров с Юга» быстро организовала на ряде захваченных ими территорий марионеточные «государства». В этих «комендантских государствах» все местные жители формально становились пленными рабами, но оккупационная администрация состояла, частично, из тех же людей или джизхуни, вперемешку с пришлыми хозяевами положения.  

Язык общения в этими администрациями оказался большой проблемой для захватчиков и ещё больший – для захваченных.  

Вопрос понимания прямой речи оккупантов был в том, люди по сложению своего артикуляционного аппарата не способны выговорить большую часть тех звуков, которые издавали, например, четверорукие. Основа коммуникации у четвероруких «среди своих» была, как мы бы сейчас выразились, «телепатической». Однако эта телепатия, по видимому, не имела отношения к гипнозу. Четверорукие «синеглазки» выступали только в роли ударных отрядов, с минимальными способностями к интеллектуальной деятельности. Управляла агрессией раса «маленьких», южных, так называемых «красных» хуни, стремившихся к поселенческой колонизации.  

Голосовая речь красных хуни не воспринимается на слух обычными людьми как нечто поддающееся чёткой расшифровке мозгом. До «набега на север» красные хуни «аннексировали» земли расселения урамба, получив в их лице союзников- переводчиков. Мозг урамба способен воспринять речь красных хуни, но «загнипнотизировать» новоявленных наместников, пришедшие вместе с захватчиками посредники- коллаборационисты из урамба не могли – урамбу плохие «внушатели». Сами красные хуни могли командовать «телепатически» только своими нечеловеческими войсками и, словесно, урамба.  

Получилось, что вооруженным колонистам требуется или самим откладывать в сторону оружие и пахать в непривычных для них условиях или везти какую-то рабсилу с уже захваченных территорий, выгнав или сожрав всех местных. Поначалу так оно и случалось – всё восточное побережье Медового моря обезлюдело. Однако в первый же год массового нападения на северо-запад, Южная Коалиция потерпела сокрушительное поражение от хонто.  

На Континент, почему-то неожиданно для агрессора, пришла зима. И если поражение немцев под Москвой в 1941 / 1942 гг. земной истории можно пытаться объяснить «русскими морозами», а можно и не привлекать этого погодного фактора, отдав роль победителя армии СССР, то поражение четвероруких на мысе Кей объяснялось тем, что они замёрзли. И их нервная система разрушилась, отказавшись служить своим телесным хозявеам. Продвижение Южной Коалиции на запад замерло на всё той же многострадальной Гореции – на побережье заливов- лиманов Южного океана.  

Коалиция, тем не менее, продвинулась на внутреннюю, Заиримскую степь, но тот же холод заставил войска непобедимой нечести, как многим казалось в первый год войны, затормозиться. Коалиция стала «окапываться» и создавать на захваченных землях подобия хозяйственных комендатур. Степнякам бежать было некуда, они оставались целыми кланами под оккупантом, составляя его кормовую базу. Хотя часть их и откочевала в лесостепь, под «плиту туч»...  

Красные хуни не скрывали того, что они «пришли сюда навеки поселиться», но к сожалению для них, выяснилось, что сами они работать в холодном климате не могут и вынужденны или строить себе «теплицы» или лезть обратно под землю.  

Поднебесная поверхность вне немногочисленных городов и военных лагерей оставалась фактически «в безвластии», чем незамедлила воспользоваться обороняющиеся сторона. Любопытно, что в ходе войны с Южной Коалицией людьми была впервые применена, тогда ещё примитивная, но бомбардировочная авиация. Такой подлости от бледного противника владеющие, как им казалось, единолично повелителями воздуха – драконами, агрессоры не ожидали...  

Ко второй зиме войны «красные» хуни попрятались по теплицам и штольням, отдав большую часть наземной фортификации союзным им хуни более «мягкого цветового спектра» и техникам- урамбу.  

Вся эта компания друг дружку прекрасно понимала, общаясь на нядьенго – языке межплемененного (купеческого) общения южных хуни. Письменность этого языка уже к тому времени была силлабилическая, раздельно- слоговая. Заглавную роль в колонизации и контактах с местным населением, не уготованным (временно) для подачи на стол, играли эти жёлтые и «светлые» хуни вперемешку с урамбу.  

Выучить язык нядьенго людям, даже степнякам, можно, но письмо этого языка, каким его применяют сами хуни Дента ставит человеческий глаз в тупик. Учить местные языки навсегда порабощённых народов южные хуни считали ниже своего достоинства. А документы как-то составлять надо! И жёлтые хуни, вынужденные общаться с бригадирами «из рабов», нашли выход, удобный для них и годный для тупых местных.  

Обычная строчка слов надьянго, выглядит как набор «кирпичей» разной дырявости, выставленных на стол. В базовом нядьенго, которым пользуются только хуни, есть тоновые различия гласных, длинные согласные, щёлкающие звуки – в общем, расовый язык, со своей специфической письменностью. Но в том «диалекте» надьянго, которым пользовались по берегам западной части Южного океана в качестве «лингва франка» и который был освоен, в том числе, урамбу, многих звуков хунейского нядьенго не осталось. Взамен них появились фонетические «стяжки».  

Писали урамбу на нядьенго крупными, растянутыми по вертикали «блоками», не вмещающимися в стандартную высоту строки ветхого хунейского документа – это «телеграфная» полоса исторически выверенных размеров (противоразрушительных). Урамбу поворачивали эти «телеграфные ленты» сначала косо, а потом и вовсе уложили их горизонтально, графики хунейских силлабилических знаков не изменив. Текст письма на нядьенго, написанный представителем народа урамба, больше всего напоминает куски штакетника с выломанными кусками и положенными поперёк веточками, камушками и какими-то зверьками. Такое «забористое» письмо. Направление строчного письма на нядьенго в качестве берегового «лингва франко» было разным, но преимущественно – слева-на-право.  

Фраза на общем нядьенго в «классической» хунейской графике.  

Та же фраза, на том же нядьенго, написанная западным купцом  

Вот эти крестики- веточки побережного нядьенго «теплые» хуни и приспособили под «колониальную» письменность, состоявшую всего-то из полсотни лигатур. Все время оккупации документация, вывески, приговоры и оповещения составлялись в этой письменности – на нядьенго в каллиграфическом исполнении урамбу.  

Зимой 3737-го, «неудобного» года между четырьмя государствами севера Континента был подписан Маас-Дакейский военный пакт, иначе называемый пактом Сопротивления, через который было узаконено «убойное» взаимное перемирие и международное военно-техническое сотрудничество ради победы над южным агрессором, задевшим всех. Через три года такого рода контактов «красные» хуни вместе с их союзниками были вытесненны в джунгли южнее Цаса и на Полуостров. В завершение этого вытеснения, тогдашние «камикадзе» из хонто взорвали и сожгли Тоогон – маточный дворец «четвероруких», расположенный на Полуострове. В ходе этой операции погибло около двух сотен человек, но четверорукие были, если можно так выразиться, деморализованы. Ячейки на недавно оккупированных территориях не приобрели для них статуса святынь – там не успело народиться и десятка «авторитетов». Ещё более деморализованы сожжённым Тоогоном оказались урамбу, уже привыкшие к тому, что их Полуостров доступен только по берегам, а на внутренних землях – великая магия, уютно и безопасно.  

После «показательного» сожжения Тоогона многие рода урамба стали если не мешать «красным» хуни жить, то относиться к ним без должного пиитета. Драконов, валящихся ордами через перевалы Цаса, научились сбивать целыми стаями. В течении длительного «военного положения» в Королевствах промышленники приобрёли такое государственное влияние, что стали вторым, если не первым по значимости «сословием», изрядно потеснив аграрно- боевитое дворянство.  

На освобождённых от захватчиков, опустошённых войной землях западнее Цаса и Ирима оставшееся население, выучившееся «грамоте выживания», пользовались показанной «вышивкой крестиками». Оставлять это дело «так как есть», для Объединённых Королевств, вернувших себе контроль за большей частью Степи и даже «раздвинувших» федерацию до Южного океана, было бы культурно- магически неверно. В 3745 году вопрос о реформе всеимперской письменности опять был поднят на уровень государственной задачи.  

Надо сказать, что за время «горячей фазы» войны с Южной Коалицией «пёсья грамота» уже была немного реформирована и стандартизирована. Под угрозой военного трибунала было запрещено применять в документах любой важности вставные хунейские «пометки». Воевали-то с расовыми хуни, как ни крути. Несколько таких казней состоялось, причём трибуналы на положение каллиграфа не взирали, бессердечно лишив проспиртованной тыквы даже одного престарелого министра.