Школьный эксперимент

Тоскливое ноябрьское утро отдавало зимним дыханием. В глаза летели маленькие снежинки, и грустно было у него на душе. Молчаливый мужчина шёл в сторону своей работы, но совершенно не хотел быть там. Думалось о чём-то прошедшем, обидном, и жизни, которая потрачена зря. Всё вышло не так, как хотелось, но ничего не изменишь – такой у нас мир, везёт только избранным, а он – другой.  

Неожиданно на горизонте появился какой-то силуэт. Человек. Если ошибки нет, то знакомый. Эта походка и плащ… Он определённо видел подобный на фотографиях своего друга! Поравнявшись с высокой фигурой, мужчина понял, сомнений нет!  

– Оми, ты ли это?! – красные от недосыпания глаза не хотели верить в реальность.  

Высокая фигура покачнулась. Из-под капюшона на него смотрел его старый друг.  

– Лука? – спросил он, изумившись не меньше него.  

Фигура вытянулась и протянула руку для рукопожатия.  

– Сколько же лет… Я, кажется, ещё учился в школе, когда видел тебя в последний раз! Должно быть, ты уже давно работаешь? А я… я только недавно начал. – сказал Лука и внимательно оглядел своего товарища. Тот выглядел довольным и счастливым, и даже в глазах его читалась какая-то свежесть.  

– Чему ты так рад?  

Оми задумчиво усмехнулся. Он проигнорировал первый вопрос и ответил лишь на последующий:  

– Чему я… Себе и своей жизни, конечно! Не хочу показаться хвастливым, но после всего того, что дала мне школа…  

Лука застыл в замешательстве и сделал пару шагов в сторону. То ли холод пронзил его, то ли вспыхнули так эмоции. Его школьный друг уловил это, покачнулся, и вместе они направились к ближайшей скамейке, точнее сказать, остановке, которая была в двух шагах и на которую рано или поздно пошёл бы Лука, чтобы сесть на автобус.  

Это было довольно уютное место, надёжно закрывающее крышей от дождя, слякоти и вьюжного снега. Раскрашенные разными красками нетолстые кирпичные стены внезапно переносили тебя в маленький и счастливый мир. И нарисованная на камне радуга точно оживала в реальности…  

В этом уютном уголке и приключилась наша история. Сопровождаемая завываниями ледяного ветра, она однако окрасила душу Луки теми красками, которые он меньше всего ожидал услышать в мороз – подарила тепло и растерянность.  

– Почему ты сказал о школе? – вежливо спросил Лука, стараясь не выдавать своего отвращения к этому много лет мучавшему его заведению и в тоже время показывая наигранный интерес.  

– А тут чрезвычайно всё просто. Если вдуматься… она ведь дала мне всё.  

– Школа? Ты шутишь? – Лука едва не подавился от смеха. – Я тоже учился там! И… и что? Посмотри, кто я? Молодой, но уже несчастный. Ни денег, ни места в жизни. Так, никому ненужный человек, у которого даже друзей нет. А ты выглядишь, позволь сказать, довольным, счастливым и даже успешным…  

– Это да. – Оми ничуть не обиделся. Он прервал волнительную речь и продолжил спокойно и рассудительно: – Лук, я прекрасно всё знаю, но позволь мне рассказать и не перебивай меня, я прошу. Ты говорил когда-то, что учёба давалась с трудом. Это так?  

– Верно.  

– А мне она приносила радость.  

– Но… каким образом? Ведь школа ужасно скучная…  

– Это у вас! А у нас – нет. У нас другая, новая школа, новая экспериментальная методика.  

– Как будто бы это… – Лука снова начал хихикать.  

– Молчи!  

Когда я писал тебе, что нахожусь в школе и поэтому не могу быстро отвечать на письма, я имел ввиду только то, что интерес учёбы занимал всё свободное время и даже избавил от потребности в элементарном общении. Нет, ты был так же интересен мне, но поверь… Наша школа была такой, что с ней забывалось иное!  

– И что же в ней было… особенного? Наивные любвеобильные школьницы, молоденькие неопытные учительницы, которым лишь бы поставить два?.. Я, признаться, считаю те годы самими напрасными и никчемными, ведь чего я добился? Ну, выучился, корочка лежит на полке. Там нет ни одной пятерки, но оценки, они ведь не главное? А знания многих предметов в моей сфере мне не пригодились никак. Вот сам посуди… У нас усиленно учили биологию, мне даже «повезло» попасть в такой класс, а зачем она мне, гуманитарию?  

В школе надо мной издевались, детям не нравилось почти все… Они сгоняли своё зло.  

– На тебе?  

Лука не ответил, он молча смотрел на дорогу.  

– Школа не дала ничего. Профессия моя мне тоже не особенно нравится. Каждое утро пересиливаю себя, чтобы одеться, встать и написать пару- тройку статей.  

– Так ты журналист?  

– Да. – обреченный тон показался для Оми странным.  

Он подумал что-то, а после принялся опять вспоминать.  

– Так – у вас. Мы никогда не испытывали подобного отвращения. Ни грусти. Ни обид. Ничего такого. Школа наоборот дала нам веру в себя и радость. И друзей, само собой их было много.  

– Каким образом?  

– Должно быть, всё дело в методике. А ещё у нас 15 лет обучения…  

– Сколько? Нет, не может так быть!.. – Лука в ужасе уставился на своего товарища. Какая-то странная тень пролегла через его лицо. – А где ты потом учился? Кто по профессии? Должно быть, ушёл в механику? Помню, ты говорил, что очень увлекся…  

– Я главный конструктор роботоотдела нашей республики. И, да, всё началось с увлечения. Ты не смотри на меня так, будто не веришь ни единому слову, дай рассказать, а потом делай свои субъективные выводы!  

Когда мне было шесть лет, мы переехали в другой город, ты помнишь, я пошёл в первый класс и без конца удивлялся тому, какой огромной была наша школа. Всё потому, что она – главный обучающий корпус. Все школы города были совмещены в этом огромном здании, по истине огромном, как в городе.  

Нас учили многим предметам, в основном таким же, как вас, но после каждого учебного года подсчитывали специальные баллы. Они давались каждому школьнику и в расшифровке рассказывали о нашей успеваемости, об интересах, умениях и способностях. Эти списки составляли специальные люди, которые практически жили в Сети, работали на сбор данных.  

По итогам списков создавался новый реестр. Там писали о наших умениях и достижениях, полученных за этот год. А потом началось самое интересное. Я, помнишь, мы ещё часто созванивались, я рассказывал тебе? Нет, не помнишь? Что ж, это было и правду давно. Я тоже не помню, что ты рассказывал. Кажется, только про грусть.  

Так вот, я учился поначалу слабо. Не было заинтересованности, хотелось только гулять и играть на природе. С третьего класса увлекла математика, я начал решать задачи и едва ли не стал отличником в этом предмете. По итогам третьего года меня отправили в математический класс. Там мы усиленно изучали предмет, а остальных становилось всё меньше и меньше.  

Каждый год из класса выбывали неуспевающие и прибавлялись новенькие. И я не сразу узнал, почему так. Выяснил позже, что была в школе такая система: не умения, а именно интересы двигают нашими достижениями. Если нет стимула, нет мотива, человек, даже который может, не будет выполнять то или иное действие, ему просто будет не интересно. И школа учитывала интерес каждого. За тягу к математике попадали в математический класс, за биологию – в биологический, те, кто начинали писать стихи или прозу, попадали в разряд гуманитарных наук и языковых направлений.  

В пятом классе я увлёкся механикой, стал собирать небольших роботов, разумеется, я играл. Учителя вняли этому, снова перевели меня. И так переводили многих. За годы обучения мы пробовали себя в разных направлениях, пробовали и выбирали, а что нравилось больше всего и что получалось, на том ставили финальный акцент. Ты, должно быть, спросишь, как учащиеся поспевали за программой, если с одного профиля попадали на другой, ещё и с таким глубоким наклоном? Всё просто – у них был интерес, они хотели учить и учили, и в большинстве случаев у них всегда получалось.  

Я даже знаю девочку, которая в тайне от всех увлекалась скрипкой и, что ты думаешь? Составители списков узнали это и на следующий год к её предметам добавили изучение музыки. Таким образом, почти у всех была индивидуальная программа. То, что у вас называют кружками или пренебрежительным «это лишь хобби», у нас вводится в обучение и преподаётся наравне с другими науками. А ещё учили практическим знаниям, садоводству, кулинарии и даже основам семьи.  

С каждым годом индивидуальных предметов было всё меньше, школьная физика (у меня) начала заменяться робототехникой и кибернетикой. Предметы для развития общего кругозора оставались, если того хотел сам ученик; с каждым годом мы углублялся в свою индивидуальную программу и, чем дальше учились, тем больше углублялись в профессию, были почти, как студенты. Наша школа не просто дала нам знания, но и выучила, приобщила к своему делу. По истечению лет мы готовы идти на производство и знаем, что именно будем там делать. И не просто знаем, умеем. Рядом с школой были специальные заведения, где нередко организовывалась практика, например, пишущие пробовали себя издавать.  

Наша школа слилась с университетом и явилась чем-то глобально новым. Здесь всё интересно и очень ответственно: каждый год подсчет баллов и составление новых списков учеников. Различные психофизические тесты мозговой активности, которые учитывали не только знания и желания, но и давали определённые предпосылки к той или иной профессии. Помню, девочка одна, будучи уже на восьмом году обучения, она начала рисовать, у неё хорошо получалось, но ввиду своего темперамента никак не могла усидеть на одном месте, ей всё горело, было необходимо общение. И что ты думаешь? Смогла ли она стать художницей? Буквально через полгода загорелась новой мечтой. И так же вскоре забросила. Но не все так, случалось наоборот. А были и те, что мешкали, которым нравилось несколько видов деятельности, психофизический тест убирал последние колебания и расставлял всё на свои места. Благодаря нему обучающиеся знали, смогут ли они, например, рисовать, или под их характер и темперамент подходит другое занятие. Не пойдет же меланхолик на сцену, даже если будет стараться, вряд ли он пересилит себя и станет в последствии экстраверсом.  

По этой самой причине буквально все, кто доучился до последнего года, находил своё истинное предназначение, ведь школа учла интерес, способности и особенности каждого. Она сделала нас людьми, а ты, Лука, смеешься и называешь школу напрасной! Нет, всё не так, совершенно не так, но, к сожалению, наша методика ещё нова, и такая школа пока что одна, единственная. Если бы их было много! Если бы люди услышали и принялись за осуществление подобных проектов! Это совсем не сложно, нужны только спонсоры и заинтересованная сторона… А ещё… тогда… – он говорил ещё и ещё, обильно жестикулировал, после рассказывал про работу.  

Лука слушал своего друга и невольно испытывал за себя сильную грусть.  

– Как жаль, что мы вместе не переехали к тебе… Я бы тоже нашёл себя и скорее всего стал писателем, а не каким-то там журналистом. Понимаешь, мне вроде бы нравится это, но что-то… мешает… какой-то непонятный нюанс. Скорее всего ваш тест решил бы его в два счёта, и меня научили сочинять стихи и рассказы! Но время упущено, моя школа была не такой. В ней все учили одно и тоже, а после не знали, куда поступить… Это всё рейтинг школы! Он был не очень высоким, нам даже никогда не устраивали никаких праздников.  

– А у нас – часто. И вечера, и игры, и даже спектакли… Верно, рейтинга не было. Все любили нас и хотели сделать счастливыми. В специальном законе, который зачитывают в начале каждого нового учебного года, не раз говорилось о том, что мы, в первую очередь, должны быть благодарны методике. Точнее будем. Школа давала все основания любить себя и отзываться хорошим словом. Я считаю, так должно быть. И люди станут довольны, и работниками они вырастут грамотными.  

Так ты теперь журналист? – неожиданно сказал Оми, точно прослушал слова своего товарища, увлекшись собственными воспоминаниями.  

– Да. Я же сказал.  

У создателя роботов промелькнула одна дерзкая мысль.  

– Я могу попросить тебя об одной услуге? Если ты можешь писать… если хочешь… расскажи, донеси до других мой рассказ! Что школу должны любить, что она должна располагать к этому, учитывая детали и не считая нас всех просто какими-то школьниками. Пусть люди услышат, пусть поймут и задумаются… Как много значит правильное преподавание, оно способно изменить всю нашу жизнь!..  

Симферополь, ноябрь 2018, 329