Выбор

Морозный вечер спустился на землю, сковав её ледяным дыханием. Где-то далеко слышался лай собак, а в холодном воздухе едва улавливался запах дыма. Под покровом тёмного леса было тихо и спокойно. Лишь иногда потрескивали сучья, да сонная ворона перелетела с ветки на ветку. Неподвижные звёзды сквозь верхушки деревьев заливали всё молочным светом.  

Лёгкая тень незаметно скользила по сугробам, вслушиваясь в ночные звуки. Успокаивающие, наполняющее сердце сладко-горькой истомой.  

Из-за кустов, как два прожектора, показались зелёные глаза. Тощий, усталый волк, принюхиваясь, брёл по снегу. Его серая шерсть обвисала клочьями. Тень не убавила шаг, не поменяла направление, а вплотную приблизилась к зверю. Волк настороженно остановился, оскалил свои белые клыки, потом испуганно взвизгнув, поджал хвост и скрылся за деревьями.  

Шедший не обратил на него внимание, направляясь, туда где виднелась деревушка. Вернее, то что от неё осталось. Большинство низких домиков были пусты. Их чёрные стены свидетельствовали об ужасном пожаре. Только кое-где горел свет, слабая лучина освещала помещения.  

Бесшумно тень направился к светящемуся окошку.  

Маленькая девочка лежала на кровати, укрытая десятком одеял и шуб. Её тяжёлое дыхание время от времени прерывалось сдавленным кашлем. Мать, с тревогой гладила влажные, мягкие волосики.  

— Постарайся уснуть, поспи хоть чуточку.  

— А папа... когда он вернётся? — ребёнок захлебнулся кашлем.  

— Скоро, скоро, моя хорошая, — прошептала женщина, украдкой вытирая слёзы. — Вот наступит весна, ты выздоровеешь, и мы как в прошлом году втроём, пойдём собирать землянику. А потом испечём пироги большие -большие.  

Девочка улыбаясь зажмурилась:  

— И я смогу их есть сколько захочу?  

— Конечно, солнышко, надо только немного потерпеть.  

Глаза матери наполнились болью.  

— Я согрею тебе попить, — прошептала она вставая.  

Подойдя к темному окну, не в силах сдерживать рыдания, женщина закрыла рот ладошкой.  

— Ненавижу! — сдавленно вырвалось из её губ.  

Тень отшатнулась в сторону. Холодный ветер пронизывал.  

Следующий дом был более тих, здесь не горела даже свеча. Старушка, лет семидесяти, пыталась растопить непослушную печь. Её пальцы дрожали от холода, мокрые, большие коряги не хотели гореть. Бабушка обессиленно присела на пол, понимая тщетность своих усилий.  

Метель протяжно завывала, обдавая снегом стоящего у окна.  

— Если бы жив был сынок, — прошептала посеревшими губами старушка. — Нелюди, варвары!  

Слабый огонёк в печи едва слышно затрещал. По щеке бабушки покатилась слеза, и её морщинистые руки потянулись к благодатному теплу.  

Ветер, злобно завывал, заставляя двигаться дальше.  

Третьи окна были также темны. За столом сидел мужчина лет сорока, его взгляд неподвижно застыл. Тяжёлое, сдавленное дыхание, единственное, что выдавало жизнь. Он даже не пытался растопить печь. Губы беззвучно шевелились.  

Открытая дверь скрипела, снег проникал в помещение. Мужчина повернул голову, что-то зловеще в проёме заставило вздрогнуть. Поднявшись, он нашёл костыли, поковыляв к двери...  

Больше идти было некуда. Остальная часть деревни тонула в холодном, нежилом мраке. Чёрные, обгорелые глыбы, виднелись из под снега. Голодные псы рыскали в поисках пищи, но они поспешно удалялись завидя расплывчатый силуэт. А потом протяжно, высоко подняв головы выли...