Как Андрей Сдобин с Елисеем Хабаровым поссорился. Часть 1

Они не должны были этого делать, но сделали. Рафинированный москвич пятого поколения подружился с потомком новгородских староверов. Утонченный эстет, пьющий шампанское по утрам, и резкий на ум и еще более на язык Сдобин. Причины приключившейся дружбы никому не известны, но, скорее всего, сближение произошло благодаря полнейшему отрицанию царящей в «Роспиле» атмосферы всеобщего лакейства и признанию паба как единственно возможной геолокации в пятницу вечером. А познакомились они так: Сдобин с упоением рассказывал о недавнем посещении Брюгге, точнее, о продегустированных там сортах пива, а Хабаров внимательно слушал и задавал вопросы, выдающие настоящего профи. Андрей понял, что собеседник, понимающий, в чем отличие ламбика от крика, плохим человеком быть просто не может... Так началось их знакомство, которое продолжилось в «Каске»*, затем – в «Колковне», потом... Да разве можно уследить за всеми перепитиями (только сейчас, работая над рассказом, автор понял значение этого слова, имеющего вовсе не греческий, как думают многие, а старославянский генезис) настоящей дружбы?  

Темы застольных бесед 6ыли весьма разнообразны: от наличия или отсутствия в гардеробе Леди Кей стрингов до способа сбора кедровых орехов, от ареала обитания опоссумов до цвета ореолов все той же Леди Кей...  

Но, кроме президентства Вальдемара, всё когда-нибудь кончается. Заканчивается пиво в кружке, закончилось и приятельство Сдобина с Хабаровым. А начался конец их дружбы... Нет, не с делёжки бюджетного бабла (друзья всегда пили на свои), не с притязаний на образовавшуюся руководящую должность и даже не с появления молодой длинноногой блондинки. И даже не блондин стал причиной взаимного охлаждения друзей. Все было гораздо серьёзнее: их дружбу, словно петербургские мосты, развели молодой щуплый брюнет с пожилым кряжистым шатеном...  

Впрочем, обо все по порядку. Несмотря на обилие шипов, в юридическом департаменте не имелось ни алой, ни белой розы, однако, в какой-то момент появилась роза цвета футбольного клуба "Зенит". Принадлежала она тщедушному брюнету, назначенному на должность директора департамента. Брюнет, одеваясь исключительно в ультрамодные вещи, исповедовал такую же сексуальную ориентацию. Именовали его Розарием Аполлинарьевичем Субтильевым, но, в силу обожания им всяческих аббревиатур, его ФИО сократилось до РАСа. Субитильев был бессмысленно гламурен до стрижки лобка и беспощадно куртуазен: он разгуливал по коридорам «Роспила» в белой маечке, а по пятницам позволял себе приходить в джинсах, задние карманы которых украшали яркие цветы, казавшиеся вытатуированными на ягодицах. Впрочем, цвет розы** Розария был вполне объясним: директор департамента родом был с брегов Невы...  

Являющийся полной противоположностью принца Голубой розы заместитель департамента был пожилым шатеном-отставником. Не в смысле волос, нет, с волосами-то, в отличие от мозгов, у него всё было все в порядке. Выслужив военную пенсию, он был в прямом смысле слова отставником. В переносном тоже: в любви шатену не везло напрочь... Звали его Пимом Унтовичем Калошиным или попросту ПУКом. Все мы родом из детства, и Пим не был исключением. Он мечтал поступить в цирковое училище и стать клоуном, но родители распорядились иначе, и Пиму пришлось учиться в другом училище, военном. В армии таланты ПУКа так и остались неоцененными нереализованными, зато в «Роспиле» Пим проявил себя во всей красе. Возомнив себя русским Галустяном, Калошин постоянно пытался острить. Увы, шутки удавались ему с тем же успехом, с каким Волочковой получается изображать невинную нимфетку. Да и могло ли быть по-другому, если Пим путал адюльтер с пеньюаром, а эпидерсию с эпилепсией?  

После его анекдотов всегда вспоминался другой анекдот, армейский.  

«Прапорщику рассказали каламбур: Плывет по реке клипер,  

На клипере шкипер,  

У шкипера триппер.  

Прапорщик подходит к майору:  

Товарищ майор, мне тут недавно один  

смешной каламбур рассказали.  

Плывет по реке баржа, народу на ней тыща, и у всех сифилис! »  

ПУК разговаривал, четко артикулируя каждое слово, и жутко завидовал куртуазности РАСа. Нужно ли говорить, что между Розарием и Пимом сразу же возник холодок отчуждения? Да и может ли иметь место симпатия между индивидами, из которых первый дефилировал вдоль Фонтанки, а второй прогуливался по набережной Яузы? Между выросшим на Васильевском острове и тем, кто по выходным посещал Лосиный остров? Даже спортивные увлечения Субтильева и Калошина были диаметрально несхожими. Розарий увлекался альпинизмом, правда, Сдобин небезосновательно уточнял, что взбирался он, главным образом, на кожаные пики. Пим же был перворазрядником по литрболу...  

Постепенно холодок превратился в лёд: они стали относиться друг к другу так же, как игрок в бенди относится к хоккеисту на траве. Шло время, льдины превратились в торосы, и взаимная нелюбовь достигла силы, с которой производители детского питания ненавидят производителей презервативов.  

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте! » – утверждал классик и был неправ. Спермотоксикоз проходит быстро, и пылкий веронец забыл бы о возлюбленной уже через полгода, пропиши ему доктор коктейли из брома. Самое печальное на свете – это родственные распри. Если вы скажете, что сюжет банален, тема избита, а по этому поводу все давным-давно сказано в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» или в завязке романа «Дубровский», то автор возразит: "Да, помилуйте, разве может быть избита тема гражданской войны, когда брат идет на брата во имя каких-то там идеологических убеждений? ». Легкая неприязнь, возникшая поначалу между РАСом и ПУКом, быстро переросла в острое неприятие друг друга, подобно тому, как легкая форма триппера, ежели ее не лечить, приобретает форму хронической импотенции. Юридический департамент поделился на сторонников Голубой розы, и, поскольку других роз в нем так не выросло, партию тупоконечников, хотя их фронтмен Пим никогда не читал Джонатана Свифта...  

Шнур знал, о чем поет, утверждая «Главное в жизни определиться, где твоё место и что ты за птица... ». В свое время перед народом братской Украины встала дилемма: за кого голосовать, если за Януковича – стыдно, а за Тимошенко – страшно? Да-да, именно братской: тому, кто думает, что братской теперь стала Турция, Данила Багров давным-давно ответил: "Не брат ты мне, гнида черножопая! " Подобный выбор пришлось делать и нашим героям: примыкать к Субтильеву было стрёмно, а к Калошину – опасно...  

Хабаров в силу своего социального происхождения начал симпатизировать галантному Розарию, прозвищем которого была «Вежливая Жопа». РАС приветствовал по имени-отчеству даже писсуар и стучался в двери, прежде туда войти, включая дверку туалетной кабинки.  

Из всех существующих в настоящее время наук автор признает лишь две: геральдику и генетику. Последняя вообще – страшная сила, ведь ничем, кроме генов предков-староверов, нельзя объяснить острое неприятие содомии Сдобиным. Потому Андрей, стиснув зубы, был вынужден терпеть шутки Пима. Однажды ПУК пригласил Сдобина выпить с ним грузинского коньяку. От Субтильева такой заманчивой оферты он не получал ни разу: директор департамента употреблял неплохой брют исключительно в компании тех, кого он считал принадлежащими к той же социальной группе, к которой относил и себя... С хорошей анестезией репризы Пима казалась почти безболезненными, и Сдобин примкнул к группе тупоконечников. Стоит добавить, что Калошин был из понаехавших тут и жутко завидовал истинным москвичам. Андрей тоже не был коренным москвичом...  

Размежеванием Сдобина и Хабарова завершилась дихотомия департамента. Недавним товарищам, находившимся теперь по разные стороны баррикад, стало проблематичным продолжать общение, и они решили подвести черту под своей дружбой...  

_______  

* Почивший в бозе пивной ресторан на Ильинке, радовавший гостей изысками бельгийского пивоварения.  

** Роза – фанатский шарф, который является одним из главных болельщицких атрибутов. Согласно самой популярной версии происхождения названия оно позаимствовано у британцев, называющих rosette (розетка) собственные фанатские шарф по аналогии со словом rose («роза»), обозначающим в английском, кроме цветка, еще и эмблему Англии, то есть rosette как бы «маленькая эмблема».