В одном флаконе (2.0)

Он сидел, обхватив себя руками, и, кажется, что-то думал. Отчаянно, усиленно и отрешенно. Это было видно из-за того, что руки слишком дрожали, а бледное лицо покрылось тенью страдания.  

Сидел один, закрывшись на все замки. Из-за недавнего прошлого и не очень приятного опыта в общении со сверстниками, предпочитал лишь такой образ жизни. Боюсь сказать, но кажется, даже боялся людей. И вроде бы он искал общения, иначе отчего написал бы уже столько книг? Днями и ночами преследуя какую-то цель, желая донести кому-то и что-то…  

Его мало кто знал, многие отвергали, но те, кто читали, говорили, у парня талант. Он не верил почти никому – обидной считал и критику и хорошие, как ему показалось, слова слишком хорошими – сказанными специально, из жалости. Видел во всём контекст – крытый смысл, который всегда против него и никак не бывает иначе. Всем что-то нужно, хотя бы обидеть его. Непонятно зачем… Но зачем-то.  

Поэтому он оставался вот уже сколько лет одиноким, впрочем, вы сами поняли. Занимался творчеством и был этим счастлив, хотя, конечно же, персонажи не могли заменить реальных друзей. Или могли? Вот тут я впервые задумался. Впервые увидел в человеке и автора, и его музу. Потому что бывает и так. Два в одном. Двое в одном флаконе. И не нужен больше никто. «Им» и себя достаточно.  

…Писатель, он же юноша лет двадцати, сидел под раскидистой кроной, нехотя ел абрикосы. Он думал что-то, конечно же, но сложно сказать, о чём. Грустные глаза под час казались совсем пустыми – в них не светилась жизнь, только одно одиночество. В такие минуты перо падало на траву и он, не в силах написать строчку, снова сидел в раздумьях, не мог ни писать, ни читать. А после что-то случалось. Менялся и взгляд, и его настроение. Что-то точно окрыляло юношу. У него вырастали крылья... Их можно было коснуться рукой.  

Они были настолько явственны, а перемены заметны, что он невольно производил впечатление двух разных людей. Становился сильнее и лучше, мысли светлели, руки делали своё дело. (И даже аппетит появлялся. )  

Он снова сидел под кроной, но только такой – изменённый. Изредка замирал и точно слушал кого-то, улыбался самому себе, писал строку за строкой, быстро писал… Блокнот, лежащий у него на коленях, становился толстым от слов, чистые листы заканчивались.  

Он лучился светом и счастьем, заражал вдохновением многих, заставлял жить, мечтать, видел только самое светлое и всего возносил его над обыденностью, воздвигая свой творческий храм. В некоторые моменты закрывал глаза и жадно хватал перо, сжимал себя рука об руку и как-то по-другому дышал. Всё это длилось недолго, но давало свой результат... Снова став прежним, безрадостным и скучноватым, он с восхищением смотрел на листы, отрицая, что это он сделал. Ведь он мог только излагать мысли, но не склеивать их в слова.  

А потом, в который раз став таинственной музой, или открыв для неё своё сердце, он удивлялся, как мог грустить? В нём точно жило двое. И это было странно понять. Но прекрасно. Прекрасно для него самого. Или для них? Он отдал бы всё, чтобы навек стать таким, крылатым, или встретить другого, олицетворяющего это блаженство и свет.  

Он на самом деле клялся в этом и верил, что есть какое-то существо...  

…Говорят, творческие люди со странностями. А разве может не быть их? Разве можно оставаться спокойным, когда крылья рвутся в полёт, и рук уже касается лёгкий любимый ветер? Когда так легко на душе и хорошо, когда все невзгоды кажутся сном черно-белым… Когда у вас есть мечта.  

Севастополь, сентябрь 2018, 314