о возвращениях домой

Они не пишут самый грустный рэп, не гуляют на закрытых тусовках и не смеют называть себя «андером». Их знает не очень большое количество людей, но достаточное, чтобы во время очередной прогулки по вечернему городу к ним подошли ребята и попросили сфотографироваться. Они совсем обычные, ничем не отличающиеся от общей серой массы одинаковых грустных людей, от тех, кто поёт свои песенки о «заливаться литрами виски и умирать». Только в жизни в стакане не дорогой алкоголь или его дешёвая замена, а некрепкий холодный чай, который никак не заканчивается. Внутри не какой-нибудь амфетамин, потому «ну, а что, все же так! », а несколько таблеток валерьянки. Потому что устали. Потому что нервы надо беречь, но с этой жизнью получается сомнительно. Любое успокоительное внутри, если честно, потому что к чёрту ваши стимуляторы. Они и без них несколько суток без сна были; клипы сами себя не снимут, треки не сведутся, жизнь не наладится. Они действительно устали.  

И сейчас, сидя в небольшом кафе в центре Екатеринбурга, они заказывают кофе (любимый, но дорогой латте выбирает девушка, без всяких добавок, и обычное эспрессо выбирает молодой человек. ) и венские вафли с какими-то сладкими добавками и взбитыми сливками. Для завтрака, пожалуй, подходит идеально. И рано утром, в половину девятого, здесь достаточно тихо и спокойно. Казалось бы, идеальное место. Девушка подмечает, что, когда они опять приедут в этот город, в рамках тура или же просто так, то обязательно заглянут в это место ещё раз. (Чтобы не забыть этот момент, из рюкзака вытаскивают небольшой блокнот и записывают адрес и название кафе, которое написано на стене. ) И ждут свой заказ за незатейливым, казалось бы, даже каким-то бессмысленным разговором. Музыка, музыка, альбом, опять музыка, что-то из их учёбы, жизнь, альбом, музыка… Заказ приносят.  

— Костя, — тихо-тихо звучит, но её прекрасно слышно, и растянутые гласные в особенности, которые, к удивлению, не раздражают. — Опять поездом? Или возвращаемся на самолёте, можем же себе позволить.  

Конечно, к еде сейчас никто ещё и не прикасается, сейчас просто напросто идёт обсуждение возвращения домой. Сегодня будет последний день их времяпровождения и, можно даже сказать, отдыха в Екатеринбурге. Завтра, а если повезёт и им на руки попадутся билеты на какой-нибудь сегодняшний вечерний рейс, то уже и этим вечером они будут смотреть на то, как активно изменяется пейзаж за окном, как стучат колёса этого самого поезда, и просто ожидать возвращения домой. Забавно, конечно, если брать в счёт то, что для девушки этот город родной. Но гордо называется «домом» не он, а Санкт-Петербург, где она живёт уже около пяти лет. (В шутку между друг другом они называли Питер «городом мёртвых поэтов», куда тянет всю творческую жить и нежить, чтобы она там сгорала. Самих же этот город притянул, а значит, нет различий между ними и той ересью; это было сказано так же в шутку, однако все понимали — нет, это правда. )  

— Нет, — Константин качает головой, не желая даже соглашаться с предложением. — Кать, даже не спрашивай, я ведь знаю твою боязнь самолётов и всего, что с ними связано. И дорого это, тьфу, нет, только поезда!  

Они смеются вместе, потому что этого стоило ожидать. Она боится самолётов; он боится за её нервы; вместе им проще поехать на поезде, потратить намного больше времени, но читать вслух какие-нибудь книги (в том рюкзаке есть пара «сказок» Криса Ридделла — что-то из серии «Юная леди Гот», которые были зачитаны в этих самых поездах до дыр, но почему-то всё равно продолжают оставаться интересными. Только в поездах. ), слушать какую-нибудь «плохую музыку» (конечно, вновь названную в шутку, они любят и ценят любое творчество), не спать ночь только для того, чтобы выйти на какой-нибудь достаточно длинной остановке и сделать парочку странных фотографий «на память». Это те моменты, которые никогда не окажутся в инстаграме, их не увидят десятки поклонников, не будут комментировать друзья. Возможно, совсем скоро эти фотографии будут удалены, но здесь и сейчас они будут нужны. На память, которая всё равно будет стёрта.  

Время течёт утром очень медленно, они всё ещё сидят в кафе и допивают кофе. Ещё тёплый кофе, а значит, не так уж и много минут — часов? — пролетело за их тихими разговорами, лёгкими спорами и, если честно, они как-то многое смогли успеть за жалкие полчаса, а ведь они им сейчас казались почти вечностью. От которой не устаёшь, совсем нет, её любишь, ценишь, пытаешься чуть-чуть дольше подержать… но не привязываешься. Эти минуты приятные, спокойные. Нежными их, конечно, назвать очень-очень сложно, но что-то эстетическое каждый находит. И продолжает что-то вдохновлённо говорить, завязывать очередной разговор с новым потоком мыслей, новой идеей, новой… жизнью? Если у разговоров, конечно, есть свой период жизни, который заканчивается так же спонтанно, как и начинается.  

— А знаешь, мы могли бы ещё немного побыть здесь, в Екате, а потом сразу поехать в Ростов. Чтобы не тратить так много времени на поезда, самолёты, всё это. — Выдаёт одну из своих мыслей Костя; ему тоже очень полюбился этот город, однако сам он чуть дальше, из Сибири, жил в Омске. А уже этот город любит Катя, ведь так вышло, что все её лучшие люди жили там.  

— Конечно, могли, — отвечает, сделав глоток кофе, — но сейчас мы точно знаем, что будем вовремя в городе, что сможем всё сделать и никто ругаться на нас не будет. И ещё мне надо будет кое-что забрать из дома, — кофе как-то неожиданно закончился и к неё, так что кто-то жестом просит принести счёт. — Для тебя же.  

— Очень интригуешь! — он, конечно, смеётся сейчас, но прекрасно понимает всё.  

— Вот приедем в Ростов и ты всё узнаешь. Кому вообще в голову пришла идея вот так составлять тур? — тихие возмущения не раздражают, потому что они особо и не звучат, как раздражения. Просто достаточно забавные интонации дают знать о лёгком недовольстве в голосе Кати. — Иначе бы мы твоё день рождения отмечали бы нормально. А не в Ростове или, как в прошлом году, не в силах даже подняться с кровати.  

— А мне нравится, — спокойный ответ. — Просто… почему нет? День рождения — не такой уж важный праздник, чтобы за ним так бежать.  

— Да и хрен с ним, с днём рождения! Сама не отмечаю, — хмыкает. — Мне просто не очень нравится, как составлен тур.  

— Совёнок, — уже собираясь уходить, Костя может позволить себе подойти к ней и приобнять за плечи. — Ты же сама утверждала это.  

— К сожалению. А сейчас появились другие дела… Но нам надо идти.  

— Приятного дня! — улыбается официант, и ребята в ответ тоже милы и вежливы.  

— И вам хорошего дня.  

Теперь они могут спокойно гулять какое-то время по ещё совсем сонному городу, ведь мало кто в такую раннюю пору решит высунуться и пойти гулять. И хорошо, очень хорошо. потому что Катя говорит, что в этом есть эстетика, ведь люди ещё спят, город почти спит, и это красиво. Вообще, она любила безлюдные места, поэтому могла даже в очень шумных городах находить те уголки, где минимум людей и максимум разрухи. И даже в центре Екатеринбурга, где-то недалеко от основного ориентира — Высоцкого — показывает место и делает пару снимком старых окон. И деревья тоже вполне вписываются во всё это… Только на фото получается не красивый город, а старое и богом забытое место. (То, что как раз в стиле этого человека, она иначе и не может, ей необходима эстетика забытого. )  

Убить час, два, три… не сложно, особенно если ты знаешь город и места, куда можно сходить. Несмотря на такую рань и прохладу, они не одиноки на улицах. Любимый парк, фотоаппарат и впервые искренние улыбки — это получается превосходно. Никому и не жаль, что они сейчас, казалось бы, теряют впустую время, хотя могли бы сходить на «ж/д вокзал», купить билеты и ждать своего поезда. Как-никак, ехать в Петербург им больше суток, а это совсем немало! Но, конечно, нет, они хотят погулять. Из гостиницы они уже выехали, поэтому все вещи сейчас с ними. (Очень хорошо, что они вмещаются в два рюкзака и не надо таскаться с огромными сумками. ) Они могут себе это позволить.  

— Чёрт, — смеётся Катя, когда садится на скамейку и делает какой-то снимок природы. — Я себя так странно чувствую. Знаешь, Кось, счастливо. Будто чем-то неожиданно заболела и сейчас умру.  

И он понимает. Садится рядом, просит показать фотографии и просто улыбается.  

— Я тоже сейчас счастлив, Совёнок.  

Конечно, потом они обязательно купят билеты на поезд. Или повезло, или кто знает, что случилось, но уже в десятом часу по местному времени они будут ехать по направлению в Петербург. Сидеть у окошка, смотреть на меняющийся и говорить о чём-нибудь. О музыке, литературе, альбомах и прочем. Потом Катя, конечно, ничего не говоря, сделает несколько фотографий Константина. Уже в Питере это увидят подписчики в инстаграме. Как всегда, без всяких обработок, с привычной эстетикой и совершенно не идеальной кожей, не идеальной улыбкой и всем-всем. Они — не идеальные. Не как известные картинки в интернете. (Хотя оба знают, что как люди все совершенно разные, но от одинаковых картинок рябит в глазах. От одинаковой музыки болит голова. От всего одинакового как-то скучно. Они такие же. )  

И потом… потом ещё много чего будет. Приезд рано утром домой, когда город опять с трудом шевелится. И их, конечно, никто на вокзале встречать не будет, кот только приехав домой, заехав к кому-нибудь (все точно знают, что это один человек и почему именно он), увидят родные лица близких друзей. Она будет обнимать братца, он пожмёт ему руку и улыбнётся; скучали же. И, конечно, всё это будет потом. Когда за окном всё успокоится, звук стучащих колёс тоже прекратится, рядом всё будет спокойно. Когда вокруг будет более родной дом, чем привычные город, где жила Катя ещё несколько лет назад.  

— Вода, вода, одна вода! — сейчас же они в поезде читают полушёпотом любимые книги. — Мы ничего не пьём.  

Они любят поезда, особенно возвращаться домой. (И куда без любимых книжек, зачитанных до дыр? Ведь они не пишут тот грустный рэп, не теряются на закрытых тусовках и не называют себя «андером». Они просто возвращаются в «город мёртвых поэтом» и читают книги. Они устали. )