А. Берков.
"СТЕНЫ, СТЕНЫ, СТЕНЫ... "
(монолог)
– Сказали мне, что я умру, с солнечным лучом.
Собой, уже наказан я. Осталось, палачом.
Я, не Христос и есть за что, меня повесить на суку.
Я – вор. Чужую жизнь украл. Украл чужую и свою.
Я отрицательный герой. Да и героем, я не бЫл.
И скоро выдадут покой, дурным рукам моим,
Что обнимают кандалы. Как я их ненавижу!
И только шевельну ногой, как звон цепи услышу.
Чёрт подери! Эй, стража!!! Сколько часов до рубежа?
Переместите, Бога ради, вы к воздуху меня.
Лишь стены, стены... Стены! И ни души кругом.
Изверг видимо их строил. И в тот день, был вдохновлён.
О, БОЖЕ! ДОГАДАЛСЯ! Ведь казнь, уже пришла!
Сложней гораздо, здесь метаться, чем то, что ждёт с утра.
Зачем мне эта ночь? Для чего она нужна?
Чтоб в этих мрачных стенах, сойти совсем с ума?
Эй, стража, расстреляй меня – мне стены не нужны.
Ведь это же садизм. Как тянуться часы!
Но вроде, о другом, сейчас мне надо горевать.
О том, что с солнечным лучом, я должен буду, умирать.
А дальше что? Лишь пустота? Кто знает? Уж не я.
Практически мертвец. На остыванье, ночь дана.
Всего-то ночь. Как это мало. И как же долго рассвета!.
Завтра, мир этот оставлю. Ни кто и не заметит это.
Нет детей и нет жены. Уже не будет ни когда.
Лишь тело и грехи. И, в общем, пустота.
Как странно это дело. Куда-то шёл. Чего-то брал.
Но ни каким своим движеньем, следов не оставлял.
Ах, как же глупо. Как же глупо, я жизнь свою сложил.
И эта ночь дана мне, чтобы, я сам себя казнил.
И по делом мне. Заслуженная мука!
Крысы, стены, кандалы... И стража, сука,
Та, что окна не даст. Не скажет сколько время.
Придётся, тихо рассуждать, о том, что строил не умело.
А если б заново построил? Километраж смотал к нулю?
Ещё не факт, что поменял бы, жизнь печальную свою..
А ведь в этих стенах, другие, тоже были.
С детьми, путями, жёнами... Кого, в не правду, осудили.
ВОТ ЭТО Б О Л Ь!!! При чём, огромной силы!
Должно быть стыдно мне тогда, не быть сейчас счастливым.
Пусть даже в стенах этих. Но только лишь с собой.
Не бормочу впустую, кому-то там, письмо.
Не думаю, за что, я приговор свой получил.
А кто-то думал, думал, думал, как в эти стены угодил.
Ну а совсем бедняга тот, кто это всё собрал,
В своей страдальческой душе. Как же он страдал!
Да я, слабак, пред ним. Тут спору нету.
Кто я такой? Убийца, за монету.
Он – ЧЕ-ЛО-ВЕК! Пусть даже и с грехом.
Он что-то в мире, сделал. Нельзя с ним, как с скотом.
Хоть окно бы дали. Пусть на пять минут.
И сразу расстреляли, чтоб не загнулся тут.
А кто осудит судей? Допустим, что цари.
А кто царей осудит? точно уж, не мы.
Ошибки, с нами существуют. Соседствуют нам в этом мире.
Учат нас. Порой балуют. Малы они. Они же и большие.
А вот, судейская ошибка. Её, во сколько оценить?
Вообще, имеет право цифра, упомянутой здесь быть?
Когда одним, простым движеньем и глазом, не моргнув.
Сорвать с души стремленья, свободу зачеркнув.
Отправиться судья домой. Спокойно будет спать.
Быть может, и ошибся он, Но как теперь узнать?
Ведь дело сделано. Забыто. И приговор – есть приговор.
Душа наказана. Забыта. Палач, мошенник, вор...
И судьёй не просто быть. Ведь человек, не защищён,
Чтобы ошибок не вершить. Ведь не Господь же, он.
Можно мзду конечно брать. Так, легче за столом.
На много проще заседать. Но тяжелей, потом.
Когда рука уж, одряхлеет. Не будет прежней суеты.
И смертью, от дверей, завеет. Он вспомнит все свои грехи.
Ведь он же грешник, Боже! И он же, осудил меня за грех.
Я убеждён, что наши рожи, судить не может человек.
Не о себе я говорю. Что здесь, что там,
Я, к сожаленью своему, все наказанья, оправдал.
Но коль судьёй я признаю, лишь того, кто создал этот мир
Пожалуй, будет лучше, если этой ночью, исповедуюсь пред ним...
* * *... Ты конечно знаешь, Боже, от куда шел сюда босой.
Там, часто жили впроголодь, огромною семьёй.
Не в столице жил богатой, но надо мне признать,
Что не в глуши забытой и было там, что своровать.
Не помню возраст свой, когда я первого купца,
На десять грошей обманул – платок украл тогда.
Его я матери отнёс. И поколочен был отцом, за дело.
Случился парадокс – и я, и он, и мать тогда, друг-другу, лучшего хотели.
А вот сошлись, на синяках. О воровстве своем втором,
я ни кому не рассказал, а схоронившись за кустом,
Красивый пряник, быстро съел. И мне понравилось жевать.
Так, начал воровать. Мог множить навыки и выживать.
Потом, повысили налоги. Мой городишка, вымирал.
Я не хотел такой дороги... Цыган один с собой позвал.
К ним, я вошёл, легко – и петь умел, и воровать.
И главное, ещё любил свободой управлять.
А как поднялся "выше" когда деньжат смог накопить,
Решил, к боярам ближе, столичным я, прослыть.
В парках жил. На чердаках. Лишь ночью выходил на дело.
Совсем не чувствовал я страх и действовал умело.
Жил нормально. Не страдал. Принадлежал лишь сам себе.
И ни кому не позволял, мешать моей судьбе.
Не забыть мне ночь дождя, как яркий, яркий свет.
В ту ночь, моя рука, сжимала краденый мушкет.
Я счастлив был смотреть, как эти сытые бояре,
Взывая к милости моей, к коленям припадали.
Из ночи, в ночь, как в чудном сне, я грабил их и унижал.
И на уютном чердаке, не только сытым, стал.
Нашумел тогда мой псих! Не просто стало отыскать,
Жертвы новые свои. Приходилось рисковать.
Пришлось, однажды, выстрелить. На этом, и попался.
И вот, теперь я мысленно, с жизнью, распрощался.
Лишь только стены, стены, стены! Душа томима ожиданьем.
И только крысы, не умело, общенье, дарят мне, шуршаньем.
Так всё и было. Так вертелось. И больше, не чего добавить.
И знаешь, Боже, мне б, не хотелось, хоть что-то переправить.
Жить как отец? Как братья? Жить бедно? Тяжело?
Пресмыкаться пред богатым и ждать подачки от него?
Такая жизнь, ведь не по мне. Она, другой, сложилась.... Увы, покаяться Тебе, даже сейчас не получилось.
* * *... Наше общее блюдо, трущобы поели.
Здесь звери, как люди, а люди, как звери.
Но и здесь, я смог любить. Не думал что сумею.
А смог. И судьбу просил, быть рядом только с нею.
Случайно встретил даму эту. Я как всегда, в ночи гулял,
Выискивая жертву, её карету повстречал.
Был озадачен и смущён. Стоял с Луной, наедине.
Я был разбит, убит, рожден... Двадцать восемь исполнялось мне.
Она живёт в огромном доме. Есть слуги и супруг.
И каждый вечер, на балконе, она читала томик, вслух.
В её устах, поэты оживали. Их слушал, замерев в кустах.
Как правильно, там, про любовь сказали. Не повторить мне так.
Сидел и слушал. И вздыхал. Судьбу свою бранил.
Не пара мы. Я понимал. Но, лишь сильней любил.
Приятнее, когда всегда с тобой, предмет любви и воздыхания.
А кто посмеет так, как я, любить не замечая расстояния?
Понимал, что не судьба – выбирал не по себе.
Но только именно она, была нужна моей душе.
Её, я взглядом провожал, когда она ложилась спать
И уходил, к своим делам, жертву выбирать.
О, Господи! Вот я, кретин! Ведь мне же, утром, умирать!!!
А я, так и не смог собраться и обо всём ей рассказать.
Вот так, вот! Раз и навсегда! Всё ей сказать и убежать.
Конечно, не услышу "да". Ее достойным надо стать.
Любовь хранил в себе. Ведь, даже не было друзей.
И на унылом чердаке, все время вспоминал о ней.
Среди прожитых мною дней, пожалуй, это лишь одно,
В дурной судьбе моей, явило светлое пятно.... Ох, и раскис я... Зря. Аж, передумал умирать.
Но здесь решать, не волен. И поздно, что-то здесь решать.
И улицы спокойны стали – грабить некому и убивать.
Коль меня закрыли здесь, бояре могут погулять...
Все горожане честные, с подушками сопят.
Детишки их прелестные, потом их род продлят.
Порою дней не замечают. Несут свои пути.
И так, как я, не умирают. Уходят в рай они.
Пусть, с дырою их карман, но счастье, сможет удержать.
Подобного, я не познал и мне, пожалуй, не понять,
Радость, что все рядом. И что просто живы.
От уваженья близких и от семейной силы.
Такого, видел я в палате. Он от болезни, умирал.
Смотря на внуков у кровати, смеялся. Не рыдал.
А был еще не стар он. Пожалуй, мог пожить ещё.
Но, всё что надо, сделать, сделал и уходить, легко.
Такого, не пойму. Может, к счастью или к горю.
Впустую жил, впустую ухожу. Как будто жить, не стою.
Интересно, живы ли еще мои отец и мать?
Если да, скорей всего, им снова надо выживать.
Не знаю, смог бы я, сменить, вот эти стены,
На продолженье ремесла, как предки бы хотели.
Холоднее стать к монетам. Счастливым быть и в бедноте.
Но прислуживать пред "высшим светом", я точно знаю, не по мне.
Вот поэтому, другой. И справедливо осуждён.
Чтобы прожить, с свой семьёй, мне в мире надо жить ином.
Быть боярином, в крови. Хорошим был бы в самом деле!
Но постоянно, на пути, стояли стены, стены, стены...
***
Я, в стенах жил. В них, путь нашёл.
От них спешил и к ним, пришёл...
* * *... Как долго может длиться ночь? Уж, не терпенье гложет.
Моим мучениям помочь, один рассвет лишь сможет...
* * *
Похоже, что вздремнул я в ожиданье. А это странным, быть должно.
Как видно, стенам, в этом зданье, я проиграл, легко.
И странного, здесь нет. Я говорил и повторюсь опять.
Что умер я уже давно. Нет смысла воскресать.
Смирился и устал. Сон пришел, ломая стены, крыши...
Он помог. Хоть на чуть-чуть, но стал, я к финалу ближе.
Но, что я слышу? Боже, мой! Шаги стучат дорогу!
Может наконец, за мной идут? Ну, слава Богу!
Шаги остановились у дверей. Звон ключей, стал мелодичным.
Раскрылась дверь, ко мне вошли с взглядом безразличным.
Мне цепи сняли с ног. Они, давно уж отекли.
И медленно, как только мог, по коридору мы пошли.
Теперь, я вроде как живой. Иду куда то снова.
Жаль, что страже запрещён разговор в конвое.
Там впереди, светлей. Там, воздух впереди!
Мне чуточку бы поскорей. Медлят башмаки.
А вот и дверь дверей. На занавес, пародия.
Крути ключи скорей. Встречай же меня, Родина!
Дверь скрипнула. Закрыл глаза. Не в силах их открыть, стою.
Всю ночь съедала темнота и свет стерпеть, я не могу.
Вслепую. Впопыхах. Вели меня, как по болоту.
И в общем, не заметил сам, как был пред эшафотом.
Я что-то разглядеть сумел, когда мне тихо проскрипели,
Ступени участи моей – последние ступени.
На суде, я пожелал, чтоб казнь свершилась тихо.
Чтоб рота и палач, и кой-какая свита.
Ко мне священник подошёл. Сняли кандалы.
– "Ты исповедуйся, сын мой. У Бога, милости спроси".
Без кандалов тяжёлых, упали руки – они устали..
Они с свободою в разлуке, мне не послушны стали.
– "Отец Святой, всю ночь я был... Был пленником идей.
С Богом, ночью говорил. Давай закончим поскорей? ".
– "Прости ему, его грехи. Покойся с миром" – и ушёл.
Послышались какие-то шаги. Толчок почувствовал спиной.
И вот, передо мной петля. Уменьем полиглота,
Указ читает "борода". Замерла покорно рота.
Он всё читает, время тратит. А мне, стоять невмоготу.
-"Милейший, может хватит, читать всю эту чепуху?
Я – убийца. И не спорю. Готов покинуть свет.
И не могу терпеть я боле... С тоски мне что ли помереть?
Мне, этот мир не оставляйте. Его я видеть не хочу.
Рубите, вешайте, стреляйте... Но побыстрей. Прошу...... Взгляд последний небу посвятил. Лишь с ним проститься захотел.
– Небо! Ты прекрасно!. Без стен, границ, решеток и цепей!
В петле, уже было легко. Кровь, замедлялась в венах.
А мне же, было всё равно. Ведь я, уже НЕ В СТЕНАХ!
3, 4, 5 апреля 2004г.
Авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице.