Мертвец говорит "Прочь"

Сентрейлия, штат Пенсильвания, 1979 год  

Звонко прозвенел долгожданный звонок, и значит, последний урок закончен. Можно, наконец, идти домой. Все тут же вскочили со своих мест и начали собираться, попутно выслушивая наказы миссис Магуайр на завтра.  

– Ребята, напоминаю, что завтра занятий не будет, но мы с вами все равно встречаемся, чтобы подвести итоги учебного года. Также, по традиции, вы сможете выступить и рассказать, чем вам запомнился прошедший год, прочитать стихотворение, исполнить танец или песню….  

Быстро закинув тетради в рюкзак, я рванул к выходу из класса. Бегом по широкому школьному коридору, затем вниз по лестнице на первый этаж, и вот я уже шагаю по одиноким улицам нашего небольшого городка. Время было после полудня, но лучи солнца с трудом пробивались сквозь едва прозрачную пелену дыма, который окутывал Сентрейлию словно купол. Говорят, это все из-за подземного пожара, который разгорелся давным-давно и продолжается уже много лет. Запах дыма обычно можно было учуять только к вечеру, когда солнце садилось за горизонт. Поэтому многих жителей не особо беспокоило то, что город постоянно находился как будто в тумане.  

Проходя мимо художественной школы, куда я хожу на занятия по изобразительному искусству, я услышал красивую мелодию, доносившуюся изнутри. Мне стало жутко интересно, кто же там играет. Забежав внутрь, минуя пустые темные коридоры, я направился к классу музыки. Оказавшись там, я вдруг замер. Передо мной в дальнем углу класса за фортепиано сидел мистер Сейлор, мой учитель рисования. Слева от него сидела девочка со скрипкой, похоже, моя ровесница. Вдвоем они исполняли нечто, совершенно невероятное, по-настоящему прекрасное. Мелодия ни на что не похожая, словно музыка из другого мира или из другого времени, откуда-то из будущего. Перед моими глазами непрерывно возникали и тут же исчезали образы: яркие и красочные, затем бледные и серые, пылающие и туманные, в то же время ужасающие, пробирающие до мурашек. Мне стало не по себе, но вдохновение, словно взрывной волной сбило меня с ног. Рухнув на колени, я достал из рюкзака альбом и карандаши. Я старался изобразить на бумаге все то, что творилось у меня в голове. А девочка с мистером Сейлором продолжали играть. Их композиция то успокаивалась, становилась более медленной и тихой, то вновь взрывалась, порождая очередную бурю эмоций.  

Закончив рисовать, я вдруг понял, что они больше не играют, но мелодия крепко увязла у меня в голове.  

– Здравствуй, Джонатан! – с улыбкой произнес мистер Сейлор – Ну как тебе?  

Теперь я осознал, что не в силах произнести ни слова:  

– Оч... К. … Очень красиво… – еле выдавил я.  

– Спасибо, Джонатан – сказала девочка, – как мило, что ты зашел.  

Только сейчас я заметил, что девочка сидела в инвалидном кресле. Рассмотрев её внимательнее, я вспомнил, что уже видел её – это Эмили. Она несколько раз была у нас в школе, писала с нами контрольные. Она выглядела очень симпатично: длинные светлые волосы, собранные в пучок, выразительные зеленые глаза, приветливая улыбка. И как я мог её забыть….  

– Джонатан, мне помнится, на этой неделе у нас с тобой нет занятий. Так, что ты здесь делаешь? – поинтересовался учитель, тщательно протирая свои очки клочком ткани.  

– Я шел домой, как вдруг услышал эту прекрасную мелодию! Мне стало любопытно, кто же так красиво играет. И я скажу, что в Централии нет мастера, лучше.  

Учитель лишь скромно улыбнулся.  

– И Эмили… – продолжал я, поднявшись на ноги, – это было великолепно. Мне очень понравилась эта композиция. Я сразу же почувствовал такой странный прилив сил, что не смог удержаться и попытался передать на бумаге все чувства и эмоции, которые во мне пробудила музыка.  

– Не покажешь нам? – спросил Мистер Сейлор.  

Я поднял с пола альбом и, взглянув на рисунок…. Я… я не знал, что сказать. Меня охватил ужас. Стало трудно дышать, все тело онемело, ноги стали будто ватными. Казалось, я вот-вот упаду.  

– Джонатан? Ты вдруг побледнел, тебе плохо? – голос Эмили прозвучал эхом в моей голове. Сорвавшись с места, я что есть силы рванул домой, зажав альбом в подмышке.  

Прибежав домой, я пронесся мимо родителей и закрылся в своей комнате. За окном резко потемнело, налетели тучи, и по металлической крыше дома тяжелыми каплями забарабанил дождь. Присев за стол, и включив лампу, я решил еще раз взглянуть на рисунок. Стало страшно. Руки необъяснимо дрожали. То, что я нарисовал в том небывалом порыве эмоций, вызывало во мне ужас, чувство одиночества и пустоты. Мне нужно с кем-то поделиться, надо показать рисунок кому-нибудь. … Но в таком виде мало, что будет понятно. Надо перерисовать его. Только теперь красками. И цвета…. Цвета использовать более подходящие.  

Только я взялся за кисть, раздался стук в дверь:  

– Джонатан?! Все хорошо, сын? – спросил отец из-за двери.  

– Да, пап! Все хорошо. Просто у меня вдруг возникла идея для нового рисунка, и мне срочно нужно нарисовать его, пока образ не пропал, понимаешь?  

– Так, ладно. Ну а зачем ты дверь запер?  

– Потому что не хочу, чтобы меня отвлекали. Я думаю, что быстро закончу.  

– Как скажешь. Но чтобы к ужину ты был за столом – настоял отец.  

Хорошо, что родители знают, как важно для меня занятие рисованием, и часто разрешают мне засиживаться допоздна. Как они говорят «уж лучше пусть дома рисует, а не по заброшенным домам и шахтам лазает, как некоторые».  

Похоже, на работу с этим рисунком уйдет больше времени, чем я думал. Уже поздно, я еще и ужин пропустил. Видимо, завтра меня ждет очередной «серьезный разговор» с отцом. Ну и пусть, зато закончу работу. «Закончу», ага, легко сказать. Сил уже не осталось, глаза болят, очень хочется спать. Впрочем, если доделаю до утра, смогу показать рисунок всем в классе. Интересно, что они скажут. Тем более, уже половина работы сделана, может, и поспать успею….  

Меня разбудил жутко неприятный звук, похожий на скрежет металла. С трудом открыв глаза, и придя, наконец, в себя, я едва сдержал приступ рвоты. Резкий сладковатый запах гнили ударил в нос. Оглядевшись, я понял, что нахожусь не в своей комнате, а в маленьком помещении с ржавой кроватью. Голые почти развалившиеся стены, бетонный пол, единственное окно забито решеткой. Я поспешил выйти через старую деревянную дверь. Оказавшись снаружи, я заметил, что помещение заброшенное, почти разрушенное, как будто ему лет двести. А еще этот гнилой запах…. Воздух в доме был очень сухим, и эта вонь будто бы крепко сжимала горло и мешала дышать. Выбежав на улицу, в надежде, что там дышать будет легче, я почувствовал, как мою кожу что-то обжигает. Это был ветер. Он был настолько горячим, что находиться на открытом месте было очень тяжело. А тошнотворный запах сменился едким запахом дыма, который еще плотнее окутывал улицы Сентрейлии, ограничивая обзор. Нужно было срочно укрыться от обжигающего ветра. Но где? Поблизости только этот дом, где невозможно дышать, пустые облаченные в дым улицы, полуразвалившиеся ржавые здания с решетками на окнах и старое высохшее дерево, которое царапало сухими ветками металлическую крышу одного из домов. Никогда в жизни я не был так напуган, мое сердце вот-вот выскачет из груди. Но, похоже, что прилив адреналина и жгучая боль заставили меня соображать быстрее. Я решил двигаться, идти хоть куда-нибудь, в попытке найти укрытие. Это какой-то кошмар. Может быть, я сплю? Тогда почему я еще не проснулся, ведь говорят, что нужно ущипнуть себя, чтобы убедиться, спишь ты или нет. А эти порывы разъяренного ветра обжигают гораздо больнее.  

Сквозь непроглядную пелену дыма мне удалось добраться до художественной школы. За её толстыми стенами может получиться укрыться от ветра и дыма. Но тяжелая входная дверь оказалась заперта, а окна забиты – войти не удастся. Обойдя школу с другой стороны, я заметил одно незабитое окно в кабинет музыки. Подобрав тяжелый камень, я со всей силы бросил его в окно, закричав во все горло. Стекло разбилось, и мне с трудом, но все же удалось забраться внутрь. Я забился в дальний от окна угол, закрыв лицо руками. Ветер не мог достать меня. Затем я почувствовал что-то теплое на своем лице. Я посмотрел на руки, они все в крови, моей крови. Её было много. На правой руке был глубокий порез от ладони до локтя. Меня начало трясти, руки и ноги не слушались, я не мог пошевелиться. Я бы хотел заплакать, даже взреветь, но сил нет. Страх и ужас подчинили мое тело. Я мог только сидеть и дрожать в луже собственной крови. Похоже, вот так я и умру, истекая кровью, в этом аду. А может, я уже умер и попал в ад…. Но что будет, если умереть в аду? Куда я попаду теперь?  

Внезапный раскат грома привел меня в чувства. Я очнулся дома, в своей комнате, сидя за столом над незаконченным рисунком. За окном свирепствует гроза. Неужели, это все-таки был сон?! Странно, ведь, я до сих пор чувствую легкую боль от ожогов по всему телу. Ничего подобного я раньше не испытывал. После такого я теперь точно не усну. Тогда, постараюсь закончить рисунок к утру.  

Гроза почти стихла, небо постепенно прояснялось от туч, которые все еще поливали землю легким дождем. Уже рассвет. Рисунок закончен. Он прекрасен! И он пугает меня…. Еще есть несколько часов до того, как надо будет выдвигаться в школу. Безумно хочется спать, но я боюсь закрывать глаза. Что если я снова окажусь в этом аду? Лучше пойти умыться, перекусить чего-нибудь. Скоро проснется отец и будет собираться на работу, на заправочную станцию. Он работает там с тех пор, как закрыли последнюю угольную шахту в округе.  

И вот, пришло время, идти в школу. Я оделся, собрал альбом с красками и понял, что моего рюкзака нигде нет. Видимо, оставил его в школе. Ну и ладно, заберу позже. Получив нагоняй от отца за пропущенный ужин, я помахал на прощание маме, которая, как обычно, молчаливо сидела в своем кресле в гостиной, и вышел из дома. На улице было сыро, на дорогах повсюду лужи, и все в тумане или в дыму – непонятно. Шагая мимо художественной школы, я вспомнил вчерашнее выступление Эмили и мистера Сейлора – чудесная мелодия…. А еще вспомнил, как я, перелезая через разбитое окно, порезал руку и валялся на полу весь в крови – ужасная боль. Подходя к школе, я увидел машину у входа. Из нее вышел мужчина, достал из багажника инвалидное кресло, затем, открыв заднюю дверь автомобиля, взял на руки девочку и посадил в кресло. Эмили повернулась в мою сторону и помахала мне рукой, мило улыбнувшись. Мужчина взялся за ручки кресла, и они с Эмили направились к входу в школу. Я пошел следом.  

В классе ребята шумно радовались последнему школьному дню перед каникулами. Эмили тихо сидела одна за передней партой. К ней подошел все тот же мужчина и передал ей скрипку. Похоже, Эмили сыграет нам сегодня. А я покажу всем то, над чем трудился всю ночь. Аккуратно выдернув рисунок из альбома, я спрятал его от любопытного взгляда моего соседа по парте – Тома. Вскоре пришла миссис Магуайр и с грустью в глазах поздравила нас с окончанием учебного года. Затем ребята начали по очереди выходить и рассказывать о прошедшем учебном годе. Каждый год одно и то же – ничего интересного.  

Далее перед нами выступала Эмили. Она взяла скрипку и начала играть. Эта мелодия очень похожа на ту, что они исполняли с мистером Сейлором, но звучит немного иначе, более трагично, одиноко, но в то же время, она как будто успокаивает и дает надежду. Мне казалось, что эта музыка – не для этого мира, но и для того прогнившего ада, в котором я оказался, она не подходит. Странно, что под впечатлением от похожей мелодии я нарисовал этот ужас. Но все же, помимо ужаса там должно быть что-то потрясающее и захватывающее. Мои мысли прервал взрыв аплодисментов от моего соседа. Казалось, он единственный был в восторге от выступления девочки. Теперь остались только Том и я. Тот, как обычно, отказался от выступления. А я, медленно поднявшись из-за парты, взял рисунок и вышел к доске. Стоя перед всем классом, я не спеша развернул лист бумаги, представив всем свою работу. Как же они отреагируют?! Что почувствуют?  

– Что ж, это очень мрачный, но интересный рисунок…. – протянула миссис Магуайр, – какой необычный взгляд на наш с вами город, правда?  

Но никакой реакции от учеников не последовало. Они все смотрели с таким…. безразличием. Все, кроме Эмили. Похоже, она была в ужасе, по её щеке пробежала слеза.  

– Что?! – воскликнул я, обращаясь ко всем – «интересный рисунок»? И это все? Вы что, ничего не видите? Или ничего не чувствуете?  

– Джонатан, на твоем рисунке просто слишком много деталей, чтобы все их разглядеть. Может быть, ты позволишь нам поближе рассмотреть, а сам пока расскажешь, что ты чувствуешь, глядя на рисунок, и почему ты решил изобразить улицы нашего города именно в таком виде.  

Я согласился с миссис Магуайр, передал рисунок на парты и начал рассказывать. Я подробно рассказал все о том аду, в котором мне пришлось побывать недавно. Ведь он в полной мере отражал все, что было изображено на рисунке: Снесенные, заброшенные и полуразрушенные дома; безлюдные переулки, тонущие в пепле; дороги, рассеченные глубокими трещинами, из которых валит горячий пар; ветер, обжигающий, словно огонь; горящие равнины и поля; опустевшие заваленные густым дымом улицы Сентрейлии, где не слышно больше ни пения птиц, ни детских голосов.  

Ребята даже не взглянули на рисунок. Наконец, этот лист бумаги взял мой сосед по парте. Том долго его разглядывал, затем тихо проговорил:  

– Похоже, что все умрут вместе с этим городом.  

– Так все и будет – добавил я, возвращаясь за свою парту.  

В классе воцарилась тишина. Ребята опустили головы, а Том, словно, был озадачен моим ответом. Он, нахмурив брови, уставился куда-то в пустоту.  

– Хорошо, если Джонатану больше нечего добавить, – прервала молчание миссис Магуайр, – я скажу, что ты очень необычно отразил в своем рисунке возможное будущее нашего города, под землей которого уже много лет продолжается пожар. Давайте вспомним, как он начался? Эмили, ты можешь рассказать?  

Эмили в полголоса стала рассказывать:  

– Давным-давно основным промыслом в Сентрейлии была угольная промышленность, и развивалась она до шестидесятых годов. Но затем большинство компаний обанкротилось, и добыча угля прекратилась, оставив в округе несколько заброшенных шахт. Точно не известно, но говорят, что пожар под землей возник, после того, как городской совет направил нескольких пожарных вычистить городскую свалку от мусора. Свалка была расположена в заброшенном карьере, а пожарные, подожгли свалку и позволили ей гореть какое-то время – в других городах тоже так делали. Но огонь попал в заброшенные подземные шахты, горящие угли проникли сквозь слои мусора в землю, вызвав подземный огонь. Он так и остался гореть под землей, распространившись по всем угольным шахтам под Сентрейлией. Все попытки погасить огонь были неудачны, и он продолжает гореть до сих пор.  

– Спасибо, Эмили – сказала миссис Магуайр, – ты все верно рассказала. Пожар бушует под землей уже почти двадцать лет, и многие жители решили переехать. Но все же некоторые так и не решились покинуть своего дома. И сейчас в нашем городе проживают около тысячи человек.  

Учитель раздала нам зачетные листы с оценками по всем предметам. Наше школьное собрание закончилось. Все собираются по домам. Я вышел на улицу, изучая свой лист с оценками: пара предметов на «хорошо», остальные – «удовлетворительно». Ну, хотя бы ничего не завалил. Оторвав взгляд от листа, я увидел перед собой Эмили. В руках она держала мой рюкзак.  

– Держи. Ты оставил его в кабинете музыки – улыбнувшись, девочка передала рюкзак мне.  

– Спасибо! – я улыбнулся в ответ – почему ты без сопровождения?  

– Я попросила Гарри подождать у машины – хотела поговорить с тобой наедине, – почти шепотом произнесла Эмили. Это было довольно странно, ведь вокруг никого не было.  

– Понятно. И о чем ты хотела поговорить? – я был заинтригован.  

– Со вчерашнего дня ты ведешь себя странно, а еще твой рисунок…. Я хотела спросить, почему посреди того кошмара ты нарисовал только меня, да еще и со скрипкой? Я не стала спрашивать об этом в классе, но я не могла не заметить наш фамильный дом на холме и едва различимый силуэт девочки, стоявшей на балконе.  

Я достал рисунок, чтобы самому еще раз взглянуть. Действительно, на балконе особняка семьи основателя города стояла девочка, очень похожая на Эмили. Она была в платье, идентичном тому, что было надето на Эмили сейчас. Удивительно, как я мог забыть, что нарисовал образ Эмили в своем рисунке. А она все продолжает смотреть на меня своими изумрудными глазами. И что мне ей ответить? А ведь, правда, зачем я её нарисовал?  

– Эмили, я не знаю, почему нарисовал тебя, – я занервничал, – наверное, потому что твоя музыка удивительная, невероятная – не для этого мира. Вчера, когда я услышал, как вы с мистером Сейлором играете, я сразу почувствовал это….  

– Мистер Сейлор? – тревожно перебила девочка – Джонатан, я играла одна….  

Это странно. Она пошутить решила? Но Эмили, наоборот, выглядела очень взволнованной:  

– Джонатан, мистер Сейлор, наш преподаватель в художественной школе, умер несколько недель назад.  

– Что? – удивился я. – Неудачная шутка, Эмили. Я видел его вчера.  

– Ты что, не помнишь?! – повысила голос девочка – даже похороны были.  

– Этого не может быть! Ты играла на скрипке, а мистер Сейлор….  

– Джонатан! – вскрикнула Эмили со слезами на глазах – пожалуйста….  

Она не шутит. Нет. Но это невозможно. Сердце забилось с невероятной силой. Я же видел его….  

– Значит, он умер?  

Эмили кивнула несколько раз, вытирая слезы.  

– Почему же я этого не помню…. Как это случилось? – спросил я.  

– Рядом с его домом была огромная трещина в земле. Пар из нее годами отравлял его токсичными газами. Он умер от отравления, как и многие до него.  

Я молча стоял и не знал, что сказать. Что со мной происходит? А Эмили продолжила:  

– Мы с Томом были на похоронах и ждали, что ты придешь. Думаю, что учителю было бы приятно, что все его ученики пришли с ним попрощаться. Но ты не пришел….  

– Прости, Эмили, я не знаю, что сказать, – я виновато опустил голову, а Эмили взяла меня за руку.  

– Опять это происходит…. Ты снова все забыл.  

– Я хочу сходить туда, на кладбище, к мистеру Сейлору – тихо сказал я.  

– Хочешь увидеть могилу? Не веришь мне?  

– Конечно, я тебе верю. Но я же с ним так и не попрощался.  

– Возьми меня с собой, – попросила Эмили.  

В ответ, я молча кивнул.  

– Гарри, мы прогуляемся до кладбища, хотим навестить нашего учителя, – сказала девочка, обратившись к человеку у машины.  

– Мисс, позвольте, я вас подвезу, – предложил он.  

Мы сели на заднее сиденье, Гарри завел машину и повез нас по одиноким дорогам Сентрейлии в сторону кладбища. Сквозь дымку и туман на лобовое стекло с небес посыпались капли дождя.  

– Подождешь нас в машине, хорошо? – попросила Эмили, когда мы подъехали к кладбищу.  

– Как угодно, мисс, – согласился Гарри.  

Выйдя из машины, я помог Эмили сесть в её кресло. К моросящему дождю теперь прибавился сильный ветер. Кладбище называли самым густонаселенным местом в городе. Рядом с могилой мистера Сейлора была глубокая трещина в земле, из которой шел пар. Чуть дальше, возле одного из надгробий, я увидел Тома. Там был похоронен мальчик, который постоянно забирался в разные заброшенные дома, лазал по крышам. Однажды, он забрался на высокий дом недалеко от школы и сорвался вниз. Осмотревшись, я увидел другое надгробие, затем еще одно, еще и еще. Мне вдруг стало необъяснимо плохо. Я сказал Эмили, что хочу уйти. Они с Гарри подвезли меня домой, мы попрощались, а Эмили попросила еще раз взглянуть на рисунок. Я отдал его ей, сказав, что она может его оставить.  

Придя домой, я, наконец, улегся в свою постель. Голова раскалывалась. Что же происходит вокруг? «Ты снова все забыл» – так вот что Эмили имела в виду. Я снова все забыл. Я забыл, что мистер Сейлор умер, забыл, что умерла мама, что из всего класса нас осталось только трое. Может, это был лишь самообман? Притворившись, что все в порядке, я обманывал себя, чтобы не было больно, чтобы окончательно не сойти с ума. Я всего лишь хотел быть счастливым, хотя бы ненадолго, пусть даже не по-настоящему. Все жители города, оставшиеся преданными своему умирающему городу, постепенно умирают вместе с ним. В этом городе нас не ждет ничего кроме смерти. Медленно закрыв глаза, я попытался уснуть.  

Но погрузившись в сон, я вновь оказался в той комнате. Ржавая кровать, зарешеченные окна, невыносимый запах гнили. Выбежав на улицу, я попал под раскаленный порыв ветра. Несмотря на ожог, я не стал искать укрытие, а пошел дальше по улице. Местность казалась точной копией моего рисунка. Пройдя еще немного сквозь завесу дыма, я вышел на кладбище. Оно целиком было погребено под толстым слоем пепла – не было ни могил, ни надгробий, ни трещин в земле. Внезапно откуда-то снизу раздались голоса. Сначала я не разобрал ни слова. Но затем голоса стали громче, и я отчетливо услышал «Про-очь! Бегите прочь! Оставьте это место! »  

Проснулся я от того, что кто-то барабанил в дверь моей комнаты. Открыв её, я увидел отца. Вид у него был потрепанный, а лицо бледное.  

– Пап, что случилось? – спросил я.  

Обняв меня, он вошел в комнату и усадил меня на кровать. Никогда не видел отца таким напуганным.  

– Джонатан, я…. Я не знаю, как сказать тебе, – его взгляд был направлен куда-то в пустоту.  

– Пап, говори уже как-нибудь. Что случилось?  

– Эмили, твоя одноклассница…. Она и Гарри, её водитель или дворецкий…. В общем, под их машиной прямо на дороге образовалась огромная трещина, и машина ушла под землю. Мы с трудом её вытащили. Но никто не выжил.  

Никогда прежде я не чувствовал такую пустоту. Во мне не было ни горечи, ни боли. Одиночество обступало меня со всех сторон. Мне хотелось все как-то исправить, отменить то, что уже случилось. Этот проклятый город забирает с собой всех. И я ничего не могу сделать! Какой же я беспомощный…. Жалкий и беспомощный! Отец попытался обнять меня, но оттолкнув его, я бросился на выход.  

Я бежал по пустым серым улицам Сентрейлии, укутанной в дым. Ветер усиливается, и на город надвигается настоящий ураган. На дороге, прямо напротив, художественной школы была глубокая трещина, отделявшая улицы друг от друга. Это произошло здесь….  

– Значит, так все и будет! – окликнул меня знакомый голос – все умрут вместе с этим городом!  

Позади меня, на крыше одного из заброшенных домов, стоял Том. Я молча уставился на него.  

– Но еще можно спастись, – продолжал он.  

– Как?! – крикнул я.  

– Беги прочь, Джонатан! Оставь это место! – с этими словами Том бросился с крыши вниз, но, не долетев до земли, растворился в воздухе.  

А на город тут же обрушился сильнейший ураган. Ветер вмиг снес меня с ног. Деревья склонились, перед мощью стихии, и, казалось, вот-вот будут вырваны с корнями. Земля дрожала от порывов ветра. Я нашел укрытие в художественной школе – повезло, что дверь была не заперта. Пройдя по темным коридорам, я зашел в кабинет музыки. Стекла дрожали. За окном разъяренная буря пыталась стереть Сентрейлию с лица земли. Вдруг, я увидел, что к одному из окон, порывом ветра прибило мой рисунок. Не успел я подойти к окну, как стекло лопнуло под натиском ветра. Осколки попали мне в лицо и шею. Я упал, дышать стало невозможно, один из осколков проткнул горло. Повсюду кровь. Мне не больно. И не страшно. Сейчас я проснусь….  

Очнулся я в уже знакомой комнате с облезлыми стенами и ржавой кроватью. Я снова оказался в этом кошмаре. Открыв дверь, я почувствовал, что запах гнили в помещении был уже не таким невыносимым. Выйдя на улицу, где бушевал сильный ветер, обжигающий словно пламя, я заметил, что обжигает он не так и сильно. А значит, прятаться от него не нужно, и можно обойти городок и осмотреться. Но ничего интересного здесь не оказалось: все те же пустые улицы, полуразрушенные дома, повсюду трещины на дорогах, горячий пар, пламя и пепел.  

Если считать, что этот кошмар содержит все, что есть на моем рисунке, значит осталось еще одно место – особняк на вершине холма. Я отправился туда. Поднявшись на холм, я увидел тот самый дом, что я нарисовал – невероятно! На балконе третьего этажа стояла девочка, играющая на скрипке знакомую мелодию. Приблизившись к дому, я решил послушать музыку и осмотреться. Здесь все было по-другому: нет ни дыма, ни пепла, ни сухих деревьев. Вокруг растет зеленая сочная трава, и никакой дым и туман не мешают солнцу проливать на нее свой свет. А мелодия идеально дополняла этот прекрасный пейзаж. Отсюда, с холма, открывался удивительный вид, на тонущий в дыму город. Вокруг него все пылало, Сентрейлия была похожа на крышку огромного кипящего котла. Это зрелище одновременно навивало чувство одиночества и захватывало дух. Тут так спокойно, чувствуется, что там внизу нет жизни – только пламя и смерть. А здесь, на холме, всего в нескольких километрах, жизнь продолжается.  

Тем временем, скрипка замолчала. А девочка в красивом желтом платье вдруг выбежала из дверей дома и приблизилась ко мне:  

– Здравствуй, Джонатан! – улыбнулась она. – Ну как тебе?  

– Очень красиво!  

– Спасибо, – девочка взяла меня за руку, – как мило, что ты зашел.