Поэтика

Вот какая-то анонимная поэтесса заявляет, что она знать не хочет всякие биографии всяких поэтов, зачем ей это! Напрасно, голубушка, вы не изучаете те жизненно важные вещи, которые вам, как поэтессе, лучше знать, чем не знать. В чём ваша фишка? Прославиться поэзией. Как прославиться поэзией, если неохота совершенствовать свой стих и тщательно изучать теорию поэзии и на примерах великих поэтов – и практику поэзии? Подражать жизни великих поэтесс, вот как! Сафо была (или не была! ), как известно, лесбиянкой. Опыт? Опыт. Цветаева покончила с собой. Ну, здесь подражать не надо. Но учесть столь радикальный подход к поэзии необходимо! Кстати, Марина Ивановна пробовала себя и в лесбиянстве тоже. И любовников замужняя Цветаева имела.  

Радикальнее, поэтессы, радикальнее! Ахматову отвозил собственный муж к любовнику на извозчике? Отвозил. Опыт? Опыт. Гиппиус принимала незнакомцев-графоманов, плескаясь абсолютно голой в ванне? Принимала! Ника Турбина вон, всего лишь Ника Турбина, говорю вам я, в свои 16 отдалась какому-то старому козлу, потом пила, и в 29 лет по пьянке погибла. Тоже, конечно, не сахар, но понять на этом примере, как тяжко даётся поэзия, необходимо. Половые извращения, супружеские измены, эксгибиционизм в ванне перед совершенно незнакомыми мужчинами, попытки суицида, алкоголизм, сомнительные сексуальные эксперименты – тяжек путь поэзии! Вот тогда и будут появляться стихи поинтереснее! Радикальнее, поэтессы, радикальнее!  

Это, конечно, если лень изучать историю, теорию и практику поэзии. Потому что поэтика (теория поэзии) – строгая наука, как это ни странно звучит, требует категорического соблюдения формы поэзии, требует владения огромным арсеналом этих формальных приёмов. Строгая и тяжёлая наука. Как физика. Как история. Как психология. И перестаньте, несчастные, говорить о вдохновении! Эта сказочка придумана хитрецами для дураков, чтобы дураки не стали себя учить поэзии, чтобы не стали этим хитрецам соперниками в поэзии. Как и при изучении всякой науки, желательно страстно любить эту науку. Любить, как мать любит своего ребёнка, то есть знать все мельчайшие подробности этой любимой науки, все её разделы и все главные труды по этой науке.  

О мужчинах-поэтах и не говорю! Прокопович был главным попом России! Державин был министром! Пушкин играл и был придворным (! )! Лермонтов непрерывно нарывался на скандалы и на дуэли. Некрасов играл и женился на уличной девке. Блок пил и делил свою жену (! ) с другом. Есенин пил, бил своих жён и повесился. Маяковский жил с женами своих друзей, играл в «русскую рулетку» и покончил с собой, играя в эту смертельно опасную игру. Рубцов не только пил, но и по пьянке стал смеяться на графоманскими стишками своей пьющей подруги, которая его и прирезала! Евтушенко уехал в Америку, где ему отрезали ноги!  

Коль пошла такая пьянка… Вот моя совершенно бездарная эпиграмма в четыре гекзаметра, обычно передаваемого в русской поэзии шестистопным дактилем:  

Стих благозвучный напой мне красивый скорее, девица …  

Только не надо ещё, поэтесса, довольно словечек!  

Нет никаких совершенств в словесах твоих диких. Темницей  

Разума будет поэзия без обученья овечек.  

Вариант третьей строки:  

Нет никакой красоты в словесах твоих диких. Темницей  

Вариант третьей и четвёртой строк:  

Нет никакой красоты в словесах твоих диких. Певицей  

Стала безумной поэзия без обученья овечек!  

А вот ещё более бездарные «хокку» (японский размер: первая строка – 5 слогов, вторая строка – 5 слогов с многоточием в конце, третья строка – 7 слогов с восклицательным знаком в конце) на ту же тему:  

Стихи читает  

Плохие некто…  

Стошнит сейчас от стихов!