Дуэль: Продолжение рассказа «Новый год: По мотивам одноимённого стихотворения Светланы Ивченко»

В крошечную каморку известного московского писателя настойчиво постучали. Откройте доброму человеку, грохотал грозный голос. Откройте доброму человеку или он выломает дверь! Растерянный мастер клавиатуры и ноутбука Славик Тихонов распахнул дверь. Чего угодно, милостивый государь. Высоченный детина в парадном мундире Ахтырского гусарского полка молча схватил за шиворот писателя и поволок на улицу. На улице его затолкали в какой-то шарабан – не то пролётку, не то лексус, и повезли. Это похищение, лихорадочно соображал Тихонов, чего этим ряженым от меня надо… Бандиты какие-то. Вас хочет видеть одна известная вам особа, проговорил значительно один из похитителей.  

Похищенного писателя несколько офицеров-гусар выволокли из не то пролётки, не то лексуса на какую-то поляну. Навстречу медленным шагом двинулся к ним ещё один офицер. Ошарашенный Тихонов признал в нём классика русской поэзии Михаила Юрьевича Лермонтова. Некоторое время оба писателя молча взирали друг на друга. Михаил Юрьевич, вырвалось у Славика, вы как здесь? Милостивый государь, зло заговорил Лермонтов, я вас вызываю на дуэль. Стреляться! Он сделал знак рукой, Тихонова подтолкнули к барьеру и всучили в руки тяжеленный пистолет образца этак 1812 года. У противоположного барьера, шагах в пятнадцати встал творец «Героя нашего времени».  

Растерявшийся творец бессмертного шедевра «Новый год: По мотивам одноимённого стихотворения Светланы Ивченко» Славик Тихонов ошарашенно смотрел на великого русского поэта совершенно бесстрастно целившегося в него из какой-то, крайне архаической, фактически музейной железки. Стояла полная тишина. Только птичка тихо и красиво щебетала где-то высоко в небе. Закройтесь, прошипел какой-то пожалевший Славика офицер из поодаль стоявших, встаньте боком, ведь вас же подстрелят как зайца, чёрт возьми, уже вполголоса заговорили гусары. Ошалевший от событий Славик в полном молчании переводил взгляд с Лермонтова на гусар, с гусар на пистолет в своей руке.  

Вдруг разжалованный в ахтырские гусары из гвардии за две дуэли поручик Лермонтов громко спросил Тихонова, а знает ли он, господин Тихонов, за что я, боевой офицер, вызвал вас. Нет, потерянно ответил Славик. Вы оскорбили меня, сударь, оскорбили, представив встречать Новый год и пить брют с самим солнцем нашей поэзии Александром Сергеевичем Пушкиным поэтессе Светлане Александровне Ивченко! Конечно, Светлана Александровна отличается поэтическим талантом, вон какое новогоднее стихотворение написала. Это, пожалуй, будет сильнее моего «Прощай, немытая Россия…», но почему же вы, милостивый государь, имея возможность представить меня господину Пушкину этого не сделали?!  

Как вы смели, негодяй, не дать возможность вместе встретить Новый год и напиться брюту двум крупнейшим, как сказано в учебниках литературы, поэтам России?! Лермонтов в негодовании со всего размаху бросил пистолет на землю. Непроизвольно сработал курок, раздался выстрел. Все инстинктивно пригнули головы. Пуля сбила кепочку, которой была прикрыта от солнца голова Тихонова. Дым рассеялся. Ваш выстрел, громогласно загрохотал голос Михаила Юрьевича откуда-то, как показалось, с небес. Что вы, что вы, осмелевшим голосом заговорил Славик, как можно, Михаил Юрьевич, ведь я же могу вас ранить, или даже убить. Мало вам Мартынова… Чтоб про меня потом писали, как про убийцу русской литературы…  

Стреляйте, заорал Лермонтов, если вы не выстрелите, я зарежу вас ночью из-за угла, как разбойник, нам на земле для двоих нет места! Да вы ещё осмелились назвать дурой Наталью Николаевну Пушкину, камер-юнкершу двора его императорского величества! Ну и что, что она путалась и с государем, и с Дантесом, вам-то какое дело, какая баба под кого залазит! Славик непроизвольно нажал курок… Когда дым рассеялся, фигура Лермонтова уже не стояла на земле. Смертельно раненый поэт испускал своё последнее дыхание. Офицеры и Тихонов бросились к умирающему поэту. Несчастный отходил. Еле шевелящимися губами он медленно проговорил, о Светлане Александровне Ивченко моя последняя забота, какой талант… Умер.  

Рыдающие гусары положили тело великого поэта на шинель и понесли к лексусу. На Славика всем было, как будто наплевать. Господа офицеры, пробормотал упавший духом Тихонов, господа офицеры, я сам служил, я тоже военный, правда только рядовой запаса… Как же так, судари мои, ведь он же сам вызвал, сам требовал… Вы же всё видели… Была честная дуэль, ведь он же наговорил мне такого, что и любой другой на моём месте пристрелил бы его как бешеную собаку. Да мы знаем, нехотя откликнулся вдруг один из гусар, Миша, честно говоря, того, постоянно нарывался на поединки со всеми, кто под руку попадётся. Правда, тут ещё поэтесса Светлана Александровна Ивченко, уж очень он её ценил.