Семь дней, чтобы изменить всё

Жаркий и безжизненный воздух комнаты в студенческой общаге, словно громом среди ясного неба, разразился мелодией песни «Have a Nice Day» из свежего альбома группы Bon Jovi. Вообще, это очень позитивная и оптимистичная песня, если кто не знает, можете послушать и убедиться в этом сами, и здорово поднимает настроение. Но только, если это не сигнал будильника. Который звенел уже пятый грёбанный раз, пытаясь разбудить меня на последний экзамен.  

–Да встаю я, встаю! – буркнул я, наконец, и выключил будильник.  

Кое-как я нашёл свои тапки и поковылял в сторону умывальника, с трудом видя, куда я иду. Благо, было светло, а летом на северо-западе России темнеет не очень надолго. Выплеснув на лицо полные ладони ледяной, как сердце одного из моих преподов, воды, я наконец-то увидел мир вокруг себя. Какой-то хреновый мир, если честно: ядовито-зелёные потрескавшиеся стены, четыре малопригодных раковины, в некоторых кранах вода была по большим праздникам, и зеркало, разбитое какими-то пьяными придурками примерно месяца три назад. В зеркале я видел высокого, поджаристого паренька крепкого телосложения с тёмно-русым лохматым перекати-полем на голове, серыми не выспавшимися глазами, прямым носом и уставшим выражением лица. Улыбаться он мне не хотел. И знаете, я его очень хорошо понимаю.  

А кто это «я»? Как говорил Кролик из одного известного мультика, «я» бывают разные». Меня зовут Вова Соботкин, мне 19 лет, три года назад я приехал сюда из небольшого городка в Архангельской области поступать в универ. И я поступил. Даже на бюджет, что меня несколько удивило. Мозгами Бог меня не обделил, учился в школе нормально, на результаты ЕГЭ тоже не жаловался, но конкурс был экстремально высоким. Я – студент третьего курса Вологодского государственного технического университета, поступил на гуманитарный факультет, направление лингвистики. Нет, это не в педе. Нет, не иняз. Да, в политехе есть гуманитарный факультет. И не надо меня просить «зарядить чё-нибудь по-английски», потому что теперь, когда я слышу эту фразу, я завожусь, и меня тянет убивать людей. Живу в этой общаге, куда засунули людей разных факультетов, но больше всего там было студентов ФПМ. На первом курсе было как-то по барабану на учёбу, я забивал большой и толстый болт на неё, вместо этого просто спал, ел, периодически спускался к Коле Горохову на четвёртый этаж, когда тот звал поиграть в Warcraft III или попить пивка. Бывало так, что несколько недель подряд на парах не появлялся, а уж если и заносило меня туда осенним норд-остом, одногруппники аплодировали и говорили.  

–О, завтра минус тридцать будет – целый Соботкин на пары пришёл!  

–Вовка, столовая на первом этаже. Ты дверью не ошибся?  

–Что, Володя, на улице холодно, погреться зашёл?  

И так далее. Да, так и было, и я ненавижу себя за это. На втором семестре мне вдруг что-то треснуло в голову, и я взялся за ум. А может, просто не хотел в армию, кто его знает. Закрыл летнюю сессию, даже без хвостов. И стипендию бы зацепил, если бы не Солдатова, наша преподша по философии. Ужасная женщина! Выглядит как восставшая из мёртвых старушенция, дохлое туловище которой так и просит осинового кола. Сгорбленная, сутулая, маленькая и ужасно вредная – в лучших традициях эпичных ужастиков. Лекции тараторит быстрее, чем Эминем читает рэп, а на семинарах в совершенстве перемешивает студентов с дерьмом до однородной массы. Два часа мариновала меня вопросами про Гегеля, Канта, Ницше и прочих свихнувшихся немцев того времени. Я сострил, что Диоген жил в бочке, Эпикур любил философствовать пьяным, и что первичным было пиво, а потом материя, дух и всё остальное. На это Солдатова только скривила рожу, накарябала мне в зачётке «удовлетворительно» и напутствовала напоследок.  

–Три, Соботкин. Уходи отсюда, чтоб я тебя больше не видела.  

Я лишь улыбнулся и сказал.  

–И Вам всего хорошего, Нина Ивановна.  

И ушёл. А вообще, мне нравится лингвистика, нравятся иностранные языки. Изучать новые слова, новую грамматику, делать переводы, придумывать, какое значение в данном контексте (ох уж этот контекст! ) подойдёт лучше, обсуждать разные варианты на парах. Я кайфую от этого. Началось всё ещё в 1994 году, когда я нашёл коллекцию папиных аудиокассет. Мой батя по молодости был чёртовым меломаном. Metallica, AC/DC, Aerosmith, The Rolling Stones, Iron Maiden, Black Sabbath, Bon Jovi, Nirvana – чего только не было! Откуда брал их – хрен его знает. Я тащился от этой музыки, но мой пытливый детский ум всегда хотел узнать, о чём поют динозавры мировой рок-сцены. Поэтому я и изучал английский в школе с особым интересом и поступил на лингвистику. Честно говоря, лучше бы я не узнавал перевода некоторых песен.  

Чего ещё вам рассказать…Мой сосед учился на моём же факультете, но на другом направлении, на туризме. Тому, в отличие от меня, своя специальность никогда особо не нравилась, поэтому он после защиты диплома уехал домой, в Череповец. Саня Павленко зовут. Хороший парень, травили с ним иногда байки и анекдоты, жаловался мне на свои запары с учёбой, а я ему – на свои. Правда, на втором его курсе он встречался с Ленкой Воробьёвой из комнаты возле кухни. Каждый день по два часа «гулять» приходилось, а иногда и по три, а то и все четыре. Но потом я ему отомстил: с Ленкой он расстался через семь месяцев, а я познакомился с Олей Зиминой, девушкой с экономического, волейболисткой. После этого наступила Санина очередь гулять. Правда, с Олей я тоже побыл недолго: встретила какого-то «крутого» байкера ростом под два метра, высокого даже по сравнению со мной (185), и весом около 90 килограммов. Послал их обоих на три советских буквы, забухал с Колей Гороховым в тот же день и забыл. Да и х*й на неё.  

Итак, 29 июня 2006 года. Жарко так, что если выставишь на подоконник сырые разбитые яйца в сковородке, через несколько минут достанешь оттуда готовую яичницу. Мне срочно нужен был кофе. Без кофе я не мыслил своей жизни в принципе. Электрические чайники были тогда только у буржуев, а даже если и были, в общаге нам их пользовать не разрешали, ибо «навключают всяких чайников-х**йников, сеть лопнет от перенапряжения к чёртовой матери» – конец цитаты, изречённой нашей комендантшей.  

Наконец-то эта сволочь закипела. Свистит ведь на всю ивановскую. Да иду я, заколебал свистеть!  

Я выпил кофе, схомячил булку с маслом, почистил зубы и быстро оделся на экзамен. Дресс-кода, как такового, в нашем универе не существовало, поэтому весной и летом можно было смело приходить в футболке и шортах. Никто тебе буквы против не скажет. Я люблю свой универ, в том числе, и за это. «Счастливая» красная футболка с белой надписью «На Земле с 1987 года», тёмно-синие свободные шорты до колена, кеды на резиновой подошве – студент готов! Нет, не готов. Забыл на пятку левого кеда пятак положить. Кто бы что ни говорил про абсурдность суеверий, начнутся экзамены – и ты начнёшь верить в судьбу, удачу, приметы, ритуалы, магию чисел, внутренний голос, Бога. Начнёшь-начнёшь, никуда не денешься! Все через это проходили. Так. Ключи. Телефон. Зачётка. Ручка. Стиморол. Пара десяток на всякий случай. Вроде бы ничего не забыл. Можно выходить.  

От моей общаги до универа идти двадцать минут быстрым шагом. Солнце светило ласково, а не пробивало глаза силой удара Майка Тайсона. Ветра не было, но не беда. Мой путь на экзамен лежал через автомобильный мост через реку, где постоянно скапливались сгустки машин. Однако сейчас движения было мало, и в воздухе это чувствовалось – транспорт ещё не загадил его выхлопами. Вдруг я увидел знакомое туловище, идущее мне навстречу. Ярко-зелёная футболка, джинсы и белые кроссовки. Не обознался я – Андрюха Орлов.  

–Здорово, Володя! – закричал он слегка в нос, едва поравнявшись со мной, и пожал мне руку.  

–И тебе не хворать, Андрюха.  

–Куда летишь?  

–На экзамен. Последний остался.  

–Чё сдаёшь?  

–Теорию перевода.  

–Сколько всего-то было?  

–Четыре, это пятый.  

–Как сдал?  

–Да на четвёрки.  

–Ну, удачи!  

–Спасибо. Ты-то куда?  

–В армию. За ЦСКА играть, – и посмеялся.  

–Нужен ты там кому. А реально куда?  

–Реально домой. Я в пятый раз не смог электротехнику сдать.  

–Ну ты балда! – и треснул его по коротко стриженному чернявому кочану. – Ладно, пойду я.  

–Давай, ни пуха!  

–К чёрту!  

Мы разминулись. Неспроста он сказал про ЦСКА. Я забыл о себе кое-что рассказать. В родном городе я занимался хоккеем, играл только зимами, но с детства, класса со второго. Перебравшись в Вологду, попал в любительскую команду «Реактор», отыграл там уже третий сезон. Сама команда выступала на уровне города в любительской лиге, и выступала неважно. Из двенадцати команд она при мне занимала сначала одиннадцатое, потом восьмое, потом девятое места. Что касается меня, я – добротный центральный нападающий, бегаю во втором звене, мой номер – 28, по числу дня рождения. Примерно половину своих вбрасываний выигрываю. Снайпером никогда не был, да и отдавать передачи мне нравилось куда больше, чем забрасывать шайбы самому. За три сезона, в каждом из которых было по двадцать две игры, я забросил около двенадцати шайб и сделал тридцать голевых передач. Ребята в команде меня уважали, да и тренер больше хвалил, чем хаял. А Андрюха Орлов играл за «Красную стрелу», середняка этого чемпионата, этакий «защитник-домосед». Много не забивал, не отдавал, но чтобы «зашнуровать ему мозги» или объехать на скорости, надо было постараться. Он как-то раз меня у борта встретил, синяк на плече остался размером с хоккейную шайбу.  

Итак, я прошёл мост и двигался через главную площадь города. Не очень большая площадь, но когда я только приехал в Вологду, она мне казалась огромной. Самое узнаваемое на ней место – памятник героям гражданской войны, который все называли попросту «зуб». Он реально был похож на гигантский белый зуб. Это ж какое хлебало должно быть, если такой зуб?! Охренеть можно!  

Думая в голове большинство самых разнообразных мыслей, начиная от того, что семью восемь – пятьдесят шесть, и заканчивая тем, что на Марсе красивые закаты, и было бы неплохо прийти туда с девушкой, я вошёл в корпус и поднялся к нужной аудитории.  

–Всем привет! – поздоровался я с группой.  

–Здорово.  

–Привет, Вов.  

Пацанам я пожал руки, девушкам аккуратно улыбнулся.  

–Что-нибудь учил? – спросил меня Лёха Курочкин, второй из четырёх парней в нашей группе.  

–Так, половину. А ты?  

–Чуть поменьше. До единиц перевода.  

Ага, хватит заливать-то, ты всю сессию на природы ездил, читать уже разучился, наверняка. Лёха Курочкин был родом из Белозерского района, мелкий, весёлый паренёк, спокойный, как танк. Всё-то ему монопенисуально, или однох**ственно, проще говоря.  

–Опять на шашлыки вчера ездил? – глупый вопрос, на лице семьдесят вторым шрифтом всё написано.  

–Угу. Мы так бухали! Мне рассказывали, что я в костёр пьяный лез, и друга хотел поджечь, потому что он сказал мне, что ему холодно.  

–Лёха, ты бы сессию отмечал после неё, а не до. И уж тем более, не во время.  

–Вован, кто из тебя выдавил всё веселье? На первом курсе ты на любой движняк подрывался, вообще без разговоров!  

–То был старый Вован. Я в «Бережок» еду этим летом, вот там отдохну.  

–А ты в какую смену едешь?  

–В первую, а ты?  

–Чёрт, я во вторую. Жалко.  

–Я не буду после тех майских с тобой бухать!  

–Ребят, давайте потише, – одёрнула нас серая мышка ботанической внешности, типичная отличница. Все пары и перемены её глаза с двойными стеклопакетами были уставлены в учебники и конспекты. Я даже не помню, как её зовут, Катя, что ли?  

–Лёха, ты пить вообще не умеешь! – заговорил я вполголоса.  

–В этом и есть вся соль. Если наутро не стыдно, значит, деньги на ветер.  

–Пошёл в баню, Лёха.  

–Я бы с удовольствием, сам знаешь, да с пивком.  

–Алкаш чёртов! – беззлобно сказал я ему.  

Лёша не дурак выпить. Он живёт в другой общаге, в заднице города, в неведомых глубинах анального отверстия. Несколько раз был на пороге выселения, угадайте, за что? Правильно! За пьянки. Бывало, заходил и ко мне в гости, составлял компанию нам с Колей Гороховым, и эти пьянки долго вспоминал весь этаж, а зеленоватые первокурсники рассказывали всем, что там творилось.  

Наконец, вышла Марина Красикова. На год старше нас всех, волосы до поясницы, всё было при ней. Все мы (имею в виду пацанов, конечно же) на неё заглядывались.  

–Ну как?  

–Пять.  

–Умничка, поздравляю, – подружки начали её поздравлять, обнимать и всё такое. Лучше бы парней так обнимали, мы тоже нервничаем, вообще-то.  

–Следующий, пожалуйста, – бросила преподаватель в аудиторию.  

Никто не решался. Ладно, редиски, придётся идти дяде Вове.  

–Удачи, Вова!  

–Ни пуха, Вован!  

–Спасибо.  

Это единственное, за что я люблю сессии. На инстинктивном уровне все студенты, независимо от пола, возраста, города, вероисповедания, цвета волос, кожи, количества колец на срезе пальцев, сближаются друг с другом и становятся бандой, готовой порвать друг за друга всех и каждого. Слова поддержки, которые я слышал от одногруппников, придавали уверенности, и моя походка постепенно твердела.  

Час прошёл незаметно. Я видел, как мои соратники нервничали. Мной овладело какое-то странное нордическое спокойствие и двоякие чувства: то ли я всё знал, то ли мне уже на всё было по барабану. Эта сессия меня порядком помотала. На стилистике я сгорел, пытаясь списать (надо-то было всего одно предложение в конспекте подсмотреть), даже дополнительные вопросы не переубедили преподшу поставить «отлично». На истории литературы Германии вообще единственный из группы пролетел мимо автомата. Пришлось за три дня становиться экспертом в немецкой литературе – трудовая четвёрка. Практика перевода с немецкого – несколько вшивых недочётов, и опять четыре. Можно было пользоваться словарями, т. к. была реальная ситуация письменного перевода. Вот на четвёртом экзамене мне пришлось понервничать. Грамматика английского языка. Преподаватель – мировая баба, разжуёт и в рот положит так, что поймёт даже клинический идиот. Экзамен спрашивает соответствующе: вынет из тебя душу, сердце и проспиртованную печень, но спросит с тебя всё, чему она учила. Весь материал я ответил, только запорол карточку с переводом предложений. Долго сомневалась между «удовлетворительно» и «хорошо». Выбор в пользу второго. А больше и не надо было. А сейчас что? Теория перевода? Напугали ежа голой задницей! Год назад сдавали, знаем. Сюрпризов было мало.  

С билетом мне повезло. Сейчас я уже не вспомню, что там было – номера и вопросы своих билетов я не привык запоминать, важнее всегда был мой ответ на него.  

После сдачи я вышел из аудитории, и вся группа стала спрашивать меня в один голос.  

–Ну, как сдал?  

Мне стало скучно, решил похохмить.  

–Кто-нибудь знает адрес военкомата?  

Я видел, как резко поменялись лица девчонок. Будто я прямо сейчас сажусь на поезд и уезжаю отдавать долг Родине. Очень эффектное зрелище.  

Единственный, кто не изменил выражения лица – это Лёха Курочкин. Рядом с ним ядерная боеголовка взорвётся, ему по фигу будет. И спокойно так спрашивает.  

–Знаю, а тебе зачем?  

Я сменил траур на веселье.  

–Хочу послать их подальше: пятак поставили!  

–Красавчик, Володя!  

–Вовка, не пугай так!  

–Ладно, мне ещё в профком зайти нужно. Счастливо всем!  

–Счастливо! – с парнями я попрощался рукопожатием, с некоторыми одногруппницами даже обнялся. В том числе, с Мариной Красиковой.  

–Всем удачи!  

–Спасибо!  

Свобода!!! Теперь можно подстричься. Если возвращаться к приметам и суевериям, у меня есть ещё одна железобетонная традиция. Когда я получаю первый зачёт, не стригусь ровно до тех пор, пока не сдам последний экзамен. Как хоккеисты во время плей-офф, только они не бреются. У меня борода не растёт, а в волосах «весь мой ум». Сейчас у меня тоже был своеобразный турнир на выбывание. И можно подстричься. А можно и…не подстричься. Ладно, потом решу. Надо идти в профком за путёвкой. «Бережок», куда я собираюсь ехать, и, как выяснилось, собирается и Лёха – сказочное место. База отдыха для студентов в Белозерском районе, на берегу Азацкого озера, а тем, кто учился на бюджете, вообще снисходила халява с небес – путёвки можно было получить бесплатно. Приходишь в профком, записываешься на любую смену, сдаёшь сессию, забираешь путёвку и готовишь желудок, печень, водонапорную башню – на твоё усмотрение, зависит от того, зачем ты туда едешь. Алгоритм предельно простой. Я собирался ехать туда уже во второй раз. Так что, летали – знаем.  

А вот и нужная мне дверь. После светлой лестницы к этой двери путь проходил через тёмный, мрачный коридор. Стучусь. Оттуда милый женский голос даёт мне добро.  

–Войдите! «Здравствуй, сила мифическая! Это я пришёл! » – хотелось мне крикнуть с порога, но скучный и вежливый маленький Вовка внутри меня схватил мой язык, и я сказал просто.  

–Здравствуйте!  

–Здравствуйте, – располневшая женщина лет сорока, не отрываясь от такого же монитора (поколение динозавров, помните? ), поздоровалась со мной.  

–Мне бы путёвку забрать.  

–В «Бережок», что ли?  

–Не в Геленджик же.  

В Геленджике я последний раз был два года назад с родителями. Было круто. В деньгах мы никогда особо не купались: мама – учитель начальных классов, а папа – инженер-механик на бумажном комбинате. Но отпуск отцу давали исправно в июле или августе, и с отпускными тоже не обижали. Так что за десять июлей и августов мы объездили почти весь юг нашей необъятной Родины. Жаль, что в нашем профкоме не дают путёвки в Геленджик.  

В кабинет вошла девушка помоложе, я её знал, она меня тоже. Аня Свитова, председатель профкома, также летом ездит в «Бережок» организатором. Двадцать пять лет, хорошая, энергичная мадам, симпатичная, но не мой вкус. Она первой поприветствовала меня.  

–ПрЕвеД, Володя.  

–О, прЕвеД! – не обращайте внимания на мой французский, я поясню, откуда это взялось. Тогда Интернет был чем-то необычным, новым для нас, и, как водится, работал со скоростью бабушки. В старших классах мы с друзьями иногда ходили в интернет-клуб, один на весь город, смотрели видео, прикольные картинки, с кем-нибудь переписывались. Если ролик загружался за пятнадцать минут, было вообще шикарно, и, как говорит один из моих бывших одноклассников, «не поспать всю ночь и посмотреть шесть женщин». Как вы поняли, с девушками ему не везло. Так вот, в дружеских чатах было модным приветствовать друг друга: «прЕвеД, медвед! », прощаться «пАка! » и называть друг друга «крОсавчЕГ». Из чатов эта привычка плавно перекочевала и на повседневное общение.  

Аня быстро выдала мне мою путёвку.  

–Продиктуй свои данные ещё раз, пожалуйста.  

Я кивнул.  

–Фамилия, имя, отчество?  

–Соботкин Владимир Алексеевич.  

–Дата рождения?  

–Двадцать восьмое, ноль четвёртое, восемьдесят седьмого.  

–На какую смену едешь?  

–На первую.  

–Значит, с десятого по шестнадцатое июля, – диктовала себе Аня, записывая. – И мобильный свой.  

–8 911 521 16 70.  

–Объяснять не нужно, всё уже знаешь.  

–Конечно.  

–Тогда давай, увидимся.  

–Счастливо.  

Ништяк! Я закрыл самую за**ную за это время сессию, даже зацепил стипендию «на хорошо и отлично», забрал драгоценную путёвку.  

И сейчас я с невероятно лёгким сердцем и чувством, как будто я всё это время держал на себе горную цепь Кордильер и Анд и только сейчас сбросил, шёл в сторону общаги. Машины потихоньку загаживали воздух своими густыми, чёрными выбросами, однако мне он казался даже чище, чем по дороге на экзамен. Солнце засветило ещё сильнее, пытая мои глаза как на Инквизиции, но я ему был рад ничуть не меньше. Это солнце свободы, воздух свободы, и даже асфальт, который топтали резиновые подошвы, казался каким-то другим. Хотя, через кеды какая, на фиг, разница? Вечно бы шёл сейчас этой дорогой.  

Увы, как медленно ни иди, домой всё равно притопаешь. Эх, надо так надо. По общаге будто зомби-апокалипсис прошёл, или глобальное похолодание. Вряд ли, оно бывает каждый год, когда подолгу отопление не включают – выжили. Восстанием оживших трупов наших сожителей тоже не напугать – мимо нашей вахтёрши муха не пролетит. А даже если и пройдут вахтёршу, нарвутся на Костяна Домового. Костян Домовой – это пятикурсник родом откуда-то из Краснодарского края (чего он тут забыл – непонятно), долгожитель нашей общаги, живёт на первом этаже в конце коридора. Рыжий, пузатый, бородатый, в клетчатой рубашке и спортивках до пола – вылитый домовой. Который, в общем-то, реально приносил многим удачу. Когда начиналась зачётная неделя или сессия, кто к нему только не заходил! Зашёл напуганный и истеричный – ушёл весёлый, энергичный! Во я рифмоплёт! Костян Домовой учится тут уже лет восемь, если не девять: отчислялся, уходил в армию, восстанавливался, не сдавал экзамены, брал академ, снова восстанавливался и так без конца. Со временем он просто стал плыть по течению, и это было течение «Столичной», циркулирующее у него в организме вместо крови. Лучше с ним не связываться, когда он пьяный. Мы с Колей Гороховым – пионеры, даже Лёха Курочкин рядом с ним юниор. Даже зомби, съевший мозг Эйнштейна, не пройдёт пьяного Домового. Даже если ему и повезёт, Коля Горохов знает, чего делать, в Warcraft III он, в основном, против нежити и играл. Только Костян, наверное, тут сейчас и был. Все уже сдали сессии и разъехались.  

Долго ведь жить будет, негодяй! Встретил его на лестнице.  

–Здоровенько, Володька!  

–Здорово, Домовой!  

–Как жизнь молодая?  

–Нормально, последний экзамен сдал сегодня.  

–Как?  

–Пять.  

–КрОсавчЕГ!  

–Когда ты-то сопромат пересдашь, или что у тебя там?  

–Я пересдавал, препод принципиальный попался. Не хочет он мне трояк ставить.  

–Как тебя ещё не вышвырнули на хрен?  

–А я тяжёлый, – Костян Домовой похлопал себя по пузу.  

–Аккуратнее, а то выкидыш случится, – сострил я.  

–Зря ты так. Хороший студент умер во мне в далёком две тысячи втором. Так что мне уже по барабану. Как хоккей?  

–Потянет. В этом сезоне пятнадцать очков набрал.  

–Молоток!  

Какой-то это странный Костян Домовой сегодня. Точно, он же уже десять дней как не бухает. Не шутит, не стебает, не гоняет первокурсников. Он ли это? Есть способ это проверить.  

–Домовой!  

–Чё?  

–Где студенческий билет?  

–Не знаю, не ел!  

Это он! Шутку знала вся общага, она стала фирменной «фишкой» Домового. Все её знали, но по инерции всё равно велись на неё и хохотали. Мы посмеялись и разошлись.  

Доковыляв до своего, пятого этажа, я выплюнул обезвкусившийся Стиморол в ведро и начал собирать сумку. Меня ожидала дорога домой длиной в три с половиной часа. А через девять дней – колёса чух-чух-чух, и только природа, костры, песни под гитару: от матерных частушек «Сектора газа» до депрессивных песенок «Сплина», которые так нравились всем девчонкам без исключения, собственно, девчонки и, возможно, периодические попойки. Я ждал этого с нетерпением.