Похищение стулом

За оградой мехдвора в подпространство есть дыра. Видел сам, тропой петляя, что болотце огибает. Раз иду по трезвяку, вижу – птица на суку. Пригляделся – не ворона. И не голубь. И не сокол. Не сова и не сорока... Чтоб не мучаться жестоко я решил, что это ворон. Отвернул с пути малёха чтоб слегка передохнуть. Сел, глаза прикрыв, под тополь, что отбился от шоблы. Их у нас сажали было чтобы пух. Для детворы. На пригорке сел у пня. Был я сыт и не был пьян! Чтоб не думали напрасно, что заглючило меня.  

Вот сижу так, отдыхаю. Полдень, малость разморило. Тополь веткой шелестит, в поле трактор тарахтит... Я глубо́ко не копаю, но понятно – видел сон.  

Старый ворон, мудрый ворон  

На воротах без стены.  

Ручеёк бежит проворен  

Средь ольхи и белены.  

Память двери воскрешая  

В круге ведьмином фигура:  

Капюшон лицо скрывает,  

Тёмен плащ, рука воздета,  

Тени жмутся меж стволов...  

Мажут ветви хмеля плети,  

Изменяется фактура  

Вертикального шатра;  

То ли конус, то ли шар.  

Воздух цифрами кружа  

В небе звездочка мигнула;  

Ветки моросью тряхнуло,  

Дверь фигура отомкнула  

Или трису гаража?  

Треснув щелью перелеска  

Истончился образ мрачный.  

То ли леший, то ли небыль....  

Товарняк гудит железкой  

Так очнулся, проморгался. Холод, лай стоит собачий. Вечер поздний. Я поднялся. Вот ведь, думаю, приспнул. Только двинуться собрался, глядь – стоит на поле стул.  

Нет, я раньше видел стулья. И кровати, и шкафы...  

Только в доме и в конторе, а не ночью – в чистом поле. Никогда я не видал стульев из сплошных зеркал. На воле.  

Влез я в злаки кормовые. Ростом он такой... Под стать. Но тяжёлый – не поднять! И холодный как ледышка: руки липнут, кожу щиплет... Тут упала сверху крышка... Как упала – не понять. Чернота. Несло кудряво. Время сдвинулось опять. Где я был полгода? Это... Невозможно описать.  

Возвернули. В психбольнице продержали две недели. Как они мне надоели! Я теперь на всю станицу знаменитей президента. Приезжал корреспондент, в поле бегал с целлофаном. В плащ укутавшись, камлал. Всё хотел, чтоб я про серых похитителей сказал. Мне не жалко – хоть про синих. Обещал слепить кино.  

Слепит, может, не говно...  

Кто в прогуле том повинен: возмущения, селитра? Это дело без поллитра нам понять не суждено. И с поллитрой будет мало...  

Главное к рукам пристало: хоккеистов игры вижу. Натурально – наперёд. Так что серых (или синих) похитителей моих благодарно вспоминаю. Но зарёкся: той тропой больше я не рассекаю.