СиЭс.

СиЭс шёл по мокрой асфальтированной дорожке, ежеминутно заносимой липким таящим снегом, и, засунув руки в карманы куртки, огромные и тёплые, гудел себе под нос услышанную недавно по телевизору песенку из рекламы новой супер-мягкой туалетной бумаги. Забавная такая была мелодия. Пальцы его внутри кармана отплясывали направо и налево, и вкривь и вкось – только никто этого не видел. Только он это чувствовал. Как они живо повиновались каким-то неясным импульсам в его голове, и как удивительно впопад песенке приходились все в итоге осуществившиеся движения! Он замирал от восхищения, когда представлял, как по его нервным клеткам проносятся миллионы быстрейших электрических импульсов, от коры головного мозга до кончиков пальцев, и обратно… Как тёплые влажные ткани его тела ежесекундно движутся и меняются, приспособляясь к новым внутренним условиям, возникающим в ответ на изменения в мире внешнем! И как идеально это всегда в конце концов происходит. Он никогда не перестанет удивляться этой неописуемой песни жизни. Как и всему в принципе, что СиЭс видит каждый день, и будет видеть и далее в будущем, день за днём.  

Смотрел он себе только под ноги. Тяжёлые зимние ботинки энергично ступали по асфальту, с потрясающей экспрессией рассекая накопившееся водянистое пространство и создавая тем самым волны плотных грязных брызг вокруг. Звук тоже был потрясающий. Ладно, тут он немного преувеличил. Потрясающе – слишком сильное слово в данном случае. СиЭс-то знал, как никто другой, что в мире есть неисчислимое количество гораздо более действительно потрясающих явлений, чем перемешанные с грязью от сотен чужих ботинок молекулы разорванной снего-водянистой материи. Однако, несмотря на это, не заметить красоты происходящего у его ног, он не смел. Он не сдержал глупого смешка, вырвавшегося у него при мысли о том, что бы сказал его Тётка Эн, услышав эти мысленные цепочки. Она всегда говорила, что выражает свои мысли он очень долго, витиевато, и несколько своеобразно… Особенно забавно было то, как она произносила это «своеобразно». Так, будто бы сама стеснялась данного слова. Но всё равно говорила. И это казалось СиЭсу очень глупым и смешным, то, как она запиналась перед этим, мялась, но потом всё же заставляла себя выговаривать то, что так её смущало. Он-то понимал, что боится она этим обидеть именно его, но почему она сама считала такое возможным, было для него вечной загадкой.  

Тётка Эн была ему как мать. С настоящей-то матерью СиЭс в действительности виделся от силы раз пять. По крайней мере, так он это помнил. А Тётка Эн всегда была рядом. С самого детства она заботилась о нём как о собственном сыне, старалась защищать и оберегать его от всех жизненных тягот, хотя ему, насколько он помнил, никогда особенно тягостно-то и не было. Не понять ему было, почему так горько расстраивается его вторая мать по малейшему поводу, почему считает, что жить на свете так тяжело, и почему она вечно хочет оградить его от «жестокого внешнего мира». Он-то знал, что уберечь от мира невозможно, да и ненужно. В своей жестокости мир прекрасен. В жестокости и есть самая суть жизни. Жизнь и Смерть всего лишь две стороны одной медали, имя которой – Природа. Всякая жизнь – это чья-то смерть. Одна жизнь постоянно осуществляется за счёт другой. Все эти хищники, ужасные вирусы, злокачественные опухоли… Убивают, чтобы жить самим. Это нормально. Печально-красивая песнь жизни. И вечная парадоксальная головоломка. Но когда он пытался объяснить это тётке, она испуганно начинала махать на него руками и говорила, что ничего он не понимает и в принципе понять не может. Что и горе, и счастье для него. С этим СиЭс был согласен.  

Он знал, что Тётка Эн его любит, и был очень ей благодарен за это. Только вот она слишком беспокоилась о том, что он, как говорят, не от мира сего. Постоянно пыталась его убедить в том, что он-то, СиЭс, самый нормальный из всех. Самый добрый, самый чистый, и печалиться ему из-за того, что другие его не принимают – не стоит. Ведь это они – другие люди, недостаточно умны и душевны, чтобы его понять. Но в том-то и дело, что его как раз это и не беспокоило. Это её беспокоило. И он мучился от того, что не знает, как ей объяснить то, что он всё это понимает, а она, к сожалению, нет.  

Он шёл слегка вприпрыжку, так, что от этого постоянно подскакивал капюшон, нависающий над его лицом и закрывающий его глаза от прохожих. Настроение у него сегодня было приподнятое. Погода стояла просто отличная. Была поздняя осень. Стало уже достаточно холодно, для того, чтобы дождь превратился в снег, но ещё недостаточно, для того, чтобы всё же считать его полноценным снегом. СиЭс называл этот вид осадков «снего-дождём». Было холодно и сыро, но это не портило впечатления от прогулки. Ведь на нём тёплая по-зимнему куртка; в ней есть тёплые глубокие карманы, в которых можно тайно ото всех выделывать кренделя пальцами, припевая при этом забавную мелодию из рекламы туалетной бумаги... Уже вечерело, зажглись первые фонари, и всё вокруг окрасилось в оранжевые и фиолетовые тона. Волшебство! Нет, ему не понять, почему прохожие хмурятся и злятся, наступая в лужи. От этого ведь так красиво брызжет снего-водянистая материя…  

Больше всего на свете СиЭс любил вот так вот гулять, где придётся. Один. С самого детства. Тётка Эн поначалу, конечно, пыталась воспротивиться, настаивала на том, что будет ходить везде с ним, будет ему помогать. Но его это не устраивало. И ей пришлось смириться. Лучшего времяпрепровождения он и представить не мог. Ему нравилось выходить на улицу в самую разную погоду, в самое разное время суток, и наблюдать… За всем и всеми. За каждым в отдельности. Нравилось изучать природу. Нравилось изучать город. Но больше всего ему нравились люди. Ему нравилось рассматривать их до мельчайшей чёрточки. Делал он это абсолютно бесстыдно, но в большинстве случаев незаметно. Хотя немало было и тех, кто обращал на это внимание. Обычно они начинали смущаться. Некоторые отводили глаза, старались отойти. Кто-то даже вытаскивал маленькие зеркальца, и украдкой с них заглядывал, чтобы понять – что же послужило причиной такому пристальному вниманию со стороны незнакомца? Милые девушки… Бывали и такие, кто впадал от этого в неоправданный гнев, начинали кричать или даже идти на СиЭса, а потом догонять… В основном это проделывали грузные, обрюзгшие мужики свирепого вида, похожие на жирных кабанов. При этом они начинали все трястись как желе, наливаться кровью и странно пахнуть… Что делать, в таких обстоятельствах приходилось уносить ноги. Но ему это нравилось. Нравилось видеть, какие они отвратительные и прекрасные одновременно.  

СиЭс хитро выглянул из-под капюшона и оглядел встречных людей. Все такие разные… Все такие прекрасные… Все такие живые. Они даже сами этого не понимали. СиЭс считал, что прекрасны даже те, кого другие люди считали уродливыми. Впрочем, он и сам принадлежал к этим «уродливым». Только обычные люди считали, что уродлива его душа, врачи же – что мозг. Хотя, как он понял, у многих «уродливых» – уродлив был именно мозг. Но не всегда. И не всё так просто. Жизнь удивляет своим многообразием и запутанными узорами. И проявления патологий здесь не исключение.  

Ему самому часто приходилось иметь дело с отбросами общества, как их называли «нормальные люди». Те считали, что место таким в специализированных учреждениях, подальше от социума. Тётка Эн работала как раз в одном таком специализированном детском учреждении и часто брала СиЭса с собой на смены. Она считала, что ему пойдёт на пользу общение в кругу ребят, где каждый не понаслышке знает, что это значит – отличаться от других. Она, конечно же, никогда так не говорила, и вообще всячески старалась сгладить всё, что могло указывать на какие-либо значимые различия между обычными и «особенными» людьми. Тётка Эн хотела, чтобы все её подопечные нашли друг в друге верных товарищей, дружбу которых никогда не смогут подорвать отличия. Те самые, о которых она так смущалась говорить, но с которыми ей приходилось работать каждый день. СиЭс довольно-таки большую часть школьных лет провёл в этом учреждении, и оно успело стать ему родным. Так что и теперь, когда ему уже стукнуло девятнадцать, он не прочь был захаживать к Тётке на работу (и свой второй дом), если конечно оставалось свободное время от гуляний. Вот и сегодня он первую половину дня провёл в центре. Он вспомнил маленькую девочку, которую сегодня увидел там впервые. Она зачаровала его до глубины души. Не то что бы, он никогда не видел такого раньше… Просто каждый раз был особенный.  

Девочке было четыре годика, она была очень миленькой и симпатичной. Её светлые золотистые волосы завивались в тугие кудряшки, щёчки были румяными и пухлыми, а глаза большими и светлыми. Она была одета в нарядное платьице, часто улыбалась, и никак иначе, кроме как принцессой назвать её не казалось возможным. С ней были родители, молодая женщина и мужчина. Они относились к ней с большой заботой и лаской. Девочка вся прямо лучилась здоровьем, и первые пять минут СиЭс не заметил за ней никаких внешних дефектов, а когда заметил, то испытал шок от того, что не увидел этого сразу. У девочки почти полностью отсутствовала правая рука! И только у самого плечевого сустава у неё имелась мягкая розовая культя, больше похожая на маленькое крылышко, чем на недоразвитую руку… СиЭсу тут же вспомнилась детская сказка Ганса Христиана Андерсена – «Дикие лебеди», где одиннадцать братьев главной героини Элизы с первым лучом солнца превращались в белых лебедей из-за проклятия злой ведьмы, и были обречены только по ночам возвращать себе свой первозданный облик. В той сказке Элиза нашла спасение своим братьям, связав каждому их них голыми руками одежду из крапивы, но не успела доделать на последней рубашке один рукав. В итоге у младшего брата вместо одной из рук осталось лебединое крыло.  

В тот момент СиЭс просто не смог сдержаться, и подойдя к сказочной принцессе, сказал ей: «Твоё крылышко так красиво… Ты верно умеешь летать…» Сказать, что родителей это смутило, значило ничего не сказать. Они тут же схватили девочку и увели её подальше от бестактного незнакомца, с опаской оглядываясь на него.  

– Саша, Сашенька! Иди-ка ко мне. – позвала СиЭса Тётка Эн, увидев это.  

– Что ты делаешь, Саша? Люди пришли к нам впервые, никого здесь не знают, не знают кто ты. А ты так сразу… – сказала она ему, как только он подошёл. СиЭсу это не понравилось.  

Опять она разговаривает с ним как с глупым! Хотя даже врачи отмечают, что его «отличия» от нормальных людей не столь уж велики! Просто он воспринимает мир по-другому, но умственно-отсталым он никогда не был. Вообще в других случаях, то каким его считают окружающие, его мало волновало. Он относился к этому снисходительно. Но временами его почему-то начинало это раздражать, и он чувствовал, как в груди закипает что-то горячее, рвущееся наружу. Гнев. Это состояние восхищало его своей мощью и необузданностью. Он боялся его и приходил в восторг от него. Но некое чувство вины всё-таки кольнуло его. Он правда был бестактен и мог испугать девочку… Такую волшебную девочку. Как жаль, что немногие способны увидеть её красоту.  

Он подошёл к автобусной остановке и остановился. СиЭс предпочитал гулять пешком, но иногда любил и прокатиться на автотранспорте. Это давало ему возможность увидеть одновременно гораздо больше людей в одном месте. Сейчас он решил, что пришло время «консервной банки». Кто возвращается с работы, кто с гулянок. Да кто откуда и куда. Людей на остановке было немного, но это было и хорошо. Успеет разглядеть всех. Его взгляд сосредоточился на двух девушках, даже скорее девочках, стоящих у обочины, закутанных в смешные бесформенные парки и огромные шарфы, от которых ещё более смешно торчали их капюшоны. Они переговаривались о чём-то, улыбались, периодически смеялись. Школьницы. Лет четырнадцать/шестнадцать. У одной были каштановые с рыжинкой вихрастые нечёсаные волосы, выбивающиеся из-под капюшона, и большие голубые глаза. Тонкие, красивые губы. Другая была чем-то похожа на неё – такая же худая, с ногами спичечками, с короткими волосами и большими светлыми глазами. Он не мог её разглядеть так же хорошо, как первую, т. к. она стояла к нему боком, почти спиной. Они не казались невинными. Они были похожи на настоящих девушек, а не маленьких девочек. Но при этом что-то детское и несуразное в них определённо присутствовало… Он замер, представив их голыми. Какие они, наверное, милые и сексуальные без одежды… Юные женщины, но ещё не ставшие ими девочки… Под этими нелепыми куртками. Ему было очень приятно думать о них так. Однажды СиЭс сказанул что-то такое Тётке Эн, когда они шли куда-то вместе по улице. Он не имел ввиду ничего дурного, просто поделился своими впечатлениями, но Тётка Эн так странно на него тогда посмотрела, что он решил её больше так не шокировать.  

Две подружки-школьницы так захватили внимание СиЭса, что к тому времени когда подошёл автобус, он не успел разглядеть других людей на остановке. Но его это не сильно опечалило. Он упивался тем чарующим ощущением, которое испытывал, глядя на этих девушек, и хотел оставаться в нём как можно дольше. Севши в автобус, он с удовольствием заметил, что два волшебных объекта его внимания тоже зашли в него же. Всю оставшуюся часть дороги до дома, СиЭс любовался ими из дальнего уголка автобуса и улыбался, унесясь в мир своих грёз. Им завладели расслабленность и блаженное спокойствие. Он был счастлив. Как собственно и всегда. Ведь счастлив он был и радостью и печалью. И светлым спокойствием и бурным горем. Потому, что такова была его «особенная» натура. И таков был его Мир.