Прозрение. Уровень минус четыре

Александр Железногоров  

"СССР потребовал от США отозвать своего посла в Москве Джоржа Кеннона, который, находясь в Германии, заявил о том, что все дипломаты западных стран в Москве окружены "ледяной изоляцией"...  

Черный покрытый пылью репродуктор – тарелка вещал в полупустом кабинете заместителя начальника отделения оперотдела УМГБ майора госбезопасности Жигалова Василия Ильича.  

Майор отложил свежий номер газеты "Правда" с речью товарища Сталина на XIX съезде ВКП(б).  

-Дежурный, старшего лейтенанта Сухорукова ко мне!  

«Так, интересно, хозяин освободил от обязанности министров Молотова, Кагановича, Ворошилова »-  

Василий Иванович снова развернул газету.  

«Ну Скрябина-Молотова, понятно, это же была его идея сделать Крым еврейской автономией, а так же предательски делился секретной информацией со своей женой (еврейкой)». От такого напряжения майор обильно вспотел и в животе его прокатились бурлящие колики.  

-Разрешите, Василий Ильич, – в кабинет вошел старший лейтенант Сухоруков и лейтенант Белов.  

-Ну что, старлей, расколол ты гнусного предателя, который организовывал покушение на лучших людей современной эпохи? – майор встал и крепко затянулся "Беломором".  

-Работаем, товарищ майор госбезопасности.  

-Этот эскулапишко подписал признательные показания?  

-Прощупываем, проводим следственные эксперименты, товарищ майор госбезопасности, -выдавил из себя Сухоруков.  

-Ты что, старлей, белены объелся, ты не первый год в органах или тебя надо учить, как работать с объектом?  

-Мы же аналитики, – начал было оправдываться Сухоруков.  

-Молчать! Чтобы завтра к утру у меня на столе лежали все документы с доказательной базой. Куугоом, шаагуум марш, работать.  

Белов шел по длинному коридору управления и мысленно прокручивал события последних дней:неожиданный отъезд Мары, аресты врачей, которые признавались в том, что по заданию японской или английской разведки ставили неправильные диагнозы, пытаясь устранить лидеров страны. Александр всегда честно исполнял свой долг, ни на минуту не сомневался в генеральной линией партии, боролся с врагами страстно, самообольщаясь тем, что его взгляды правильны, но не мог даже представить себе такие изощренные методы физического воздействия.  

-Нам налево, -Сухоруков одернул Александра, -будьте любезны в ад! Помнишь, Санёк как учили нас в школе: " Применение недопустимых приемов следствия только позорят органы МГБ, а так же совершенно запутывают дело, давая тем самым возможность ускользнуть подлинному врагу.  

Допустившие эти действия работники заслуживают самого беспощадного и жестокого наказания. " Правильно, но а как же без них родимых. Ты знаешь, что такое "конвейер"? Правильно. И лучше тебе этого не знать.  

Они зашли в маленькую комнату. Стол, стул, настольная лампа и страшно омерзительный запах.  

-Дежурный, задержанного Розенбаума из седьмой. Быстро!  

-Есть!  

Через пару минут ввели профессора со следами побоев на лице, правый глаз не открывался, несчастный еле передвигался.  

– Бил левша, -подумал Белов, – уверен, что капитан Косарецкий. Он всегда гордился своей левой, это был ещё тот костолом. Плотная мускульная масса, и бил всегда с циничной усмешкой на устах.  

-Ну что, продажная сволочь, рассказывай, как ты договорился с генеральными штабами агрессивных империалистических стран, чтобы отравить руководителей нашей партии? Говори, прислужник фашистских людоедов.  

-Я еще раз повторяю, что не знаю никаких врагов человеческого прогресса. Я- врач.  

-Ты слышал, Белов, он врач, – с этими словами Сухоруков ударил подследственого в левый глаз, из носа потекла кровь. Потом старлей взял из шкафчика мешочек с песком и начал методично избивать старика-профессора по болевым точкам.  

Белов почувствовал тошноту и легкое головокружение, смотря на то, как его товарищ ведет "допрос" подозреваемого.  

Перед тем, как потерять сознание, несчастный получил удар кулаком в чревное сплетение, дыхание его перехватило и он откинулся на спинку стула.  

-Учись, Белов. Специальные приемы дознания, у нас без никаких следов на теле, это высший пилотаж.  

В это время тело профессора зашевелилось и издало что-то вроде последней предсмертной молитвы: "Могу сказать только одно, что я виновен полностью, только, пожалуйста, не бейте. Я признаю, что по моей вине жизнь наших вождей была сокращена".  

-Вот молодец, -лицо Сухорукова от физического напряжения побагровело, пот струйками стекал по вискам большими каплями, и старлей не успевал смахивать его влажной дланью.  

-Вот, подпиши чистосердечное признание и иди с миром. Отдыхай, дорогой наш Александр Яковлевич.  

Белов достал уже готовый протокол и передал Сухорукову. Светила дальневосточной медицины дрожащей рукой подписал протокол, не открывая глаз.  

-Дежурный, увести реставратора капитализма в камеру, – потирая руки, подмигнул Белову старший по званию.  

Сержант увел почти бездыханного профессора в камеру, и в комнате воцарилась тишина, которую прервал надтреснутый голос Сухорукова: "А теперь, Белов, после тяжелого дня мы с тобой просто обязаны снять внутреннее напряжение путем принятия алкоголя в присутствии прекрасных дам из технического отдела. "  

С этими словами он подошел к единственному мебельному фигуранту скромного кабинета и достал бутылку водки, батон, кусок колбасы и банку тушенки.  

-Красота, Белов! Как тебе мой "малый" джентльменский набор. Сейчас забежим к китайцам на нижний, возьмем гомырки с прицепом.  

-Товарищ старший лейтенант, я, пожалуй, пойду отдыхать, -замялся было Белов.  

-Что ты заладил "старший лейтенант"? Во- первых, меня зовут Сергей Дмитриевич, а во-вторых, ты по медицинским показаниям должен принять грамм сто пятьдесят. Еще год такой работы в "темпе вальса", и ты загремишь в дурдом, поверь моему опыту, дружище.  

***  

-Так, надо прорываться в Комсомольск-на Амуре к Сергею Васильевичу, он главный врач Комсомольского района района, -Фира Давыдовна начала судорожно листать телефонную книгу, исписанную фиолетовыми чернилами.  

-Ты с ума сошла, Фирочка, какой Касамольск, за нами вот-вот придут, – Иосиф Абрамович беспомощно оглянулся, впервые ища поддержки со стороны уже повзрослевшей дочери.  

-Папа, успокойся, -Мара обняла отца, – нам просто необходима сегодня твоя светлая голова.  

-Девушка, дайте добавочный три пятьдесят! – и, закрыв микрофон телефона, Фира Давыдовна тихо сообщила, – будем отступать по реке.  

-Алло, Анатолий Михайлович, алло! Это Фира, да. Как живёшь, мокрая твоя душа? Мы все в делах, работе. Скажи, дорогой, твоя калоша на ходу? Вы когда закругляете навигацию? Ты не хочешь пригласить своих боевых друзей? Хорошо, а когда? Ты настоящий друг, мы к утру подтянемся на твой "Сиваш", вот видишь, я все помню. Да, разумеется. – Фира положила трубку и решительно начала собираться.  

-Мара, только все необходимое:документы, теплые вещи и сухой поёк. На вокзал пойдем сейчас, а утром Сухов на своем "Сиваше" заберет нас. Быстро и никаких возражений.  

-Доча, инструменты и саквояж обязательно – там моя вся жизнь.  

****  

Застолье в комнате, где господствовал большой оранжевый абажур, нависший над обеденным столом, было на полном ходу. Пили много и часто, но никто не пьянел, это Белов заметил сразу.  

Вдруг Сухоруков встал из -за стола с поднятым стаканов водки, и пьяное багровое его лицо приобрело какой-то бледноватый оттенок.  

-Товарищи! Я хочу вам сказать несколько слов. Только вчера я прогуливался по городу Хабаровску, и меня что поразило? Это лица, счастливые лица советских людей, счастливые дети, красивые русские женщины, мужественные и целеустремленные лица мужчин, почетные старики. Но я не об этом хочу сказать, – Сухоруков в этом месте глубокомысленно икнул, -Все этого, товарищи, не было бы, если бы мы не посадили эту сволочь, всех этих фашистов, недобитых полицаев. Не поставили бы им плотный сталинский заслон. Вы должны понять, что мы выполняем великую очистительную миссию. Только наши потомки могут оценить наш великий подвиг. Выпьем, товарищи, за нашу Родину, за наш советский народ, за нашего дорогого вождя и учителя товарища Сталина!  

Продолжение следует