Мы спим...

Мы спим...  

Известно ли вам, что приготовления ко сну и укладывание в постель – это отнюдь не окончание активной фазы жизненного цикла? Для некоторых категорий людей это начало более интересных занятий...  

А для меня в детские годы ночь являлась продолжением дневного веселья.  

Как обычно дети укладываются спать? Да в сущности – очень просто. Мамы подоткнут одеяла, велят положить ручки под щёчку, могут поцеловать в лоб, кому-то на ночь что-то читают... Например, нам с Оленькой дедушка читал книжку про дядю Фёдора, сдувшего из города в деревню Простоквашино. Если ко сну нас готовила тётя Зина – то мы слушали рассказ про ёжика, что забрался ночью в дом, бродил по комнатам и крепко напугал двух мальчишек, что пытались убедить себя в том, что они никого не боятся. Очень располагающий ко сну рассказ! Автор, если не ошибаюсь – Константин Ушинский...  

Летом у бабушки мы с Оленькой спим в одной комнате. Половина дома разделена на четыре крохотные спаленки, обращённые дверями в гостиную. Строго говоря, там и дверей-то нет – каждый вход обычно перегорожен занавеской с цветочным рисунком, или же занавеской из бамбуковых палочек.  

Наши кровати поставлены у противоположных стен. Мы с сестрёнкой очень любим разговаривать – обо всём на свете, или же обо всём – и ни о чём. Но вздумай мы шептаться через комнату – нас бы непременно услышали и спугнули, а посему Оленька на правах старшей зазывала меня к себе под одеяло. И я считаю необходимым особо подчеркнуть, что двадцать с лишним лет назад никто не задавался великим вопросом – хорошо ли то, что маленькая девочка со своим маленьким братишкой спит в одной кровати, или плохо. Никто не отчитывал нас – ни мама, ни тётя Зина, ни бабушка – и не делал круглые глаза... Мой компаньон по деревенским пакостям Витька Ширшов мирно почивал в обнимку со своей сестрёнкой Танюшей, а Кирка Белякова – с братцем Шуриком. И, как говорит всеведующий Яндекс – ничего такого не случилось!  

По ночам я любил пугать Оленьку разными страшилками, например, говорил, что на подоконнике шевелятся кактусы. Или что за окошком появился грозящий указательный пальчик...  

– Страшный пальчик ругается! – кричал я шёпотом, и мы дружно ныряли под одеяло.  

Минуту спустя:  

– Оль, а Оль... посмотри – пальчик ещё там?  

– Ой... не видно ничего!  

– Ладно, я сам...  

Я выглядываю наружу:  

– Скорее прячься, там пальчик ругается! – и я тянул одеяло на себя, в надежде, что зловещий пальчик доберётся до меня после того, как съест Оленьку.  

Иной раз мы ночевали у Беляковых. Киркина бабушка размещала нас в самой большой спальне, и вот тут-то, когда гасился свет и дом погружался в наполненную тьмой тишину, начиналось настоящее веселье.  

Ваш покорный слуга и маленький Шурик – Киркин братишка – размещались на одной половине комнаты, а девчонки – на другой, и начинались самые настоящие боевые действия. Противники швырялись друг в друга подушками, одеялами, плюшевыми игрушками, одеждой... Никто из участников этой подушечно-пододеяльной баталии ни за какие коврижки не сумел бы отгадать – что именно прилетит в его сторону и в какую часть тела придётся удар.  

А вот, положим, кто-то лежит себе под одеялом – а затем говорит:  

– Смотрите все – я сейчас буду делать костёр!  

Что это значит – не всякий сообразит. А делался "костёр" следующим образом – нужно было быстро-быстро сучить задранными кверху ногами под одеялом, отчего оно начинало забавно колыхаться.  

Уложили деток спать – а они даже при погашенной лампочке продолжают веселиться... Разумеется, эти ночные спектакли служили предметом бурного негодования у всех заинтересованных сторон – пап и мам, бабушек с дедушками...  

А знаете ли вы – как неприятно отправляться спать, когда вас перед этим ещё и наказали?  

Вот, например, Толик со своими приятелями как-то вечером задумал развести костёр за баней. Местечко для предстоящего действа было очень уютным – заросший крапивой и лопухами простенок между баней и коровником Петра Иваныча, и по серёдке сего простенка была выкопана яма, в кою мальчишки напихали хвороста и всяческого мусора. Сверху костёр был прикрыт куском чугунной печной плиты, и вот наконец Толик торжественно вынимает стянутый с кухни спичечный коробок...  

По молодости лет мальчишки как-то не подумали, что отскочивший уголёк может превратиться в очаг тления, от которого под утро займётся и баня, и коровник – а потому неудивительно, что наш костёр заприметила бабушка.  

– Это что это вы тут делаете? – загремело над нашими головами в самый разгар веселья.  

Ведро воды положило конец буйству огненной стихии. Толиковские приятели мигом разбежались, оставив виновника переполоха в одиночку сносить бабушкины подзатыльники. Здесь же находился и я – мне разрешили остаться в качестве зрителя, но теперь, после явления народу бабушки, я превратился в равноправного виновника свершившегося преступления. Толик даже не думал упоминать, что моё участие в нём было довольно опосредованным, ибо я не крал спичек и не раскладывал хворост. Наполучав на орехи, он с надутыми губами ушёл ночевать на чердак, а меня отконвоировали домой и хорошенько пропесочили, добавив напоследок:  

– Никаких костров! Понятно???  

Но и это было не пределом того, насколько бурной может быть подготовка ко сну.  

Наша городская сестрёнка Ксюша порой сильно отравляла нам жизнь – мне в особенности, ибо она была младше меня, и уложить её спать было воистину Сизифовым трудом. Девочка, по выражению тёти Зины, то "кружилась на кровати как пчела", то начинала мяукать, или лаять, а порой даже кукарекать... Ещё она любила стучать камешком по отопительной трубе – ей казалось это очень забавным. Но чаще всего она, вместо того чтобы спокойно лежать, говорила какие-нибудь глупости, причём делала это настолько уморительно, что мы с Оленькой буквально хватались за животики от смеха.  

Вот, например, нам застилают постели. Ксюша крутится поблизости и вдруг заявляет:  

– А когда мы ляжем спать, я буду говорить под одеялом нехорошие слова!  

– Какие ещё слова? – удивились взрослые.  

– Алкаш херов, блядь, писюлька, – с готовностью пояснила Ксюша. Я не выдержал и рассмеялся, Оленька тоже залилась на все лады, и на нас грозно цыкнули. Мы притихли, недоумевая – почему же никто не цыкает на Ксюшу? Странный, однако, народ – эти взрослые...  

И маленькая девочка доказала, что её слова не расходятся с делом. Битый час, прежде чем дом погрузился в сон, из-под её одеяла нёсся непрерывный поток грязных ругательств.  

Кому когда под силу было предугадать – что за чертовщина может взбрести в голову малому дитяти? Надо полагать, что даже сам Сократ или Цицерон не отваживались разбирать сей вопрос. Вот и наша Ксюша в один прекрасный вечер, едва ей застелили постель, ни с того ни с сего расплакалась и начала вопить:  

– Не хочу я тут спать, я хочу там спать! – и заспешила к моей кровати. Разумеется, меня тут же турнули и отправили на Ксюшино место, но не прошло и двух минут, как девочка заорала не своим голосом:  

– Не хочу я тут спать, я хочу там спать! – и устремилась к своему прежнему месту.  

Что случилось с ребёнком? Раз десять девочка поднимала рёв, бегая с одной постели на другую, переполошив весь дом, и угомонить её удалось лишь к полуночи... впрочем, будь у неё побольше сил, то, как мне кажется, учинённая ею свистопляска тянулась бы до двух пополуночи, а как бы и не дольше.  

Но однажды всему этому пришёл конец. Как оказалось, эти ночные представления можно было прекратить очень простым способом – всего-навсего погасить свет и поплотнее занавесить проходы между комнатами. В темноте Ксюша сразу же переставала буянить, и могла лишь тихонько лежать на месте и всхлипывать:  

– Включи свет! Включи свет! Включи свет! – она тянула эти слова каким-то визгливо-капризным голосом, которому и интонацию не сразу подберёшь. На что тётя Зина отвечала железным тоном:  

– Свет дядя выключил и больше не включит.  

И всё. Коротко и ясно. Тётя Зина – не мама и не бабушка, с ней всякие детские фокусы обычно не проходят – но это если она дома одна, когда некому вмешаться и организовать городской сестрёнке свободную от запретов вольницу.  

Однажды, много лет спустя, я как-то раз лёг спать. Меня тянуло в сон, сильно тянуло – но заснуть я не мог до четырёх утра. Уже повзрослевшая Ксюша лежала на соседней кровати с мобильником в руке, списываясь через SMS с каким-то своим поклонником, и почти беспрерывно хихикала. Странное дело – в наполненной электронными гаджетами бытовой среде мы разучились спать. Мало кто помнит, скажем, такую вещь – лет двадцать назад при наступлении полуночи в каждом часовом поясе нашей необъятной страны отключались все теле-, и радио-ретрансляторы. И, как мне кажется, это делалось не только ради того, чтобы дать отдых аппаратуре.  

Ибо люди ещё помнили, что ночи созданы и для их собственного отдыха.